Светлана Багдерина - Рыжий, хмурый и влюбленный Страница 51

– Я бы и сам в таком местечке пожить не отказался… – хмыкнул Рагнарок, но быстро уточнил. – Денек, не больше.

– Танцы у них, значит! Ярмарки! – возмущенно вскочил и грохнул кулаком по столу Каррак. – А ремесленники мои что ж, хуже?!

– А целители?!..

– А торговцы?!..

– Да вы только сядьте спокойно и помозгуйте пару дней – вот всё и придумаете! – Сенька умиротворяюще вскинула ладошки. – Хеймдалл большой – всем места хватит!

– А Хел, что ж, пустой тогда останется? – нахмурился Светоносный.

– Почему пустой? – взял слово маг-хранитель. – Туда пойдут те, кто при жизни своей больше зла причинил людям, чем добра, будь он хоть крестьянин, хоть купец, хоть ярл, хоть вояка. Коль в душе мрак – во мрак пусть и отправляются.

– Но как тут разобраться?..

– Улар! – озарило и Ивана. – Вы ж богиня справедливости! Будете на входе в Хеймдалл встречать души, и деяния их при жизни оценивать, кого – в Хел, кого – на ярмарку или в таверну!

– По-моему, это справедливо, – торжественно проговорила богиня.

Первое пленарное заседание совета богов Эзира, посвященное новому мироустройству, затянулось до утра.

Закончили драться в холле тени павших героев.

Доели оленину, за ней – баранину, пирожки, холодец, квас, селедку, соленые огурцы, молоко и варенье.

Зарозовел горизонт.

И только когда из зала снова донесся первый звон стали о чью-то голову, усталые, сонные,[87] но донельзя довольные предстоящими великими свершениями смертные и бессмертные поднялись из-за обеденного стола, успевшего за ночь побывать еще и письменным и штабным, и принялись прощаться.

Одна за другой уносились от дверей Старкада золоченые кареты, чистокровные скакуны, серебряные ладьи…

Когда ожидать замешкавшуюся где-то коляску осталась одна Аос, Олаф, набравшись смелости, подошел к Мьёлниру и умоляюще заглянул ему в глаза.

– Ты… не мог бы… сделать так, чтобы она… чтобы Аос?.. Пожалуйста… Ну чтобы она была… как бы это сказать…

– Я? – бог испуганно глянул на отряга. – Это к Нолле, скорее…

– Я спрашивал, она не может, – залился всеми оттенками алого рыжий парень. – А у тебя ведь кольцо…

– Кольцо?.. – задумался Громовержец. – Хм… кольцо…

– А ты сам попробуй, внучок, – раздался вдруг у Олафа за спиной скрипучий голос Волупты. Все оглянулись. – Ты ведь к ней, вижу я, неровно дышишь?

Волны жара стали исходить от моментально вспотевшего королевича, как от перетопленной лукоморской печки.

– Вот и дерзай, – ободряюще улыбнулась и подмигнула старушка. – Если уж ты не сможешь – не получится ни у кого. Дай ему кольцо, Мьёлнир. Пусть идет.

Убедившись, что Граупнер надежно застрял в районе второй фаланги мизинца, пылающий и покачивающийся, будто пьяный, влюбленный подошел к богине красоты, застывшей в ожидании безответственного средства передвижения, запропастившегося где-то, и заговорил.

– Я… я хочу рассказать, какой тебя всегда представлял…

Аос болезненно сжалась.

– А может, не надо?.. В такой день…

– Надо, Аос. Надо, – ободряюще кивнула Фригг.

– Я представлял… – не дрогнув и не слыша ничего, кроме своего срывающегося то на бас, то на сип голоса, продложил сын конунга, словно в омут с головой кинулся, – что глаза у тебя… глаза… как… глаза. Большие. Голубые. И ресницы вокруг… длинные… рыжие… густые… А брови твои… тоже рыжие… и тоже густые… полукругом так выгнутые… Ну пониже лба… то есть… ну где у людей… растут… Нос у тебя… приблизительно как у… у Серафимы, предположим… только в конопушках… И щеки все тоже… Кожа у тебя белая, теплая, а по ней – веснушки, веснушки, веснушки… Знаешь, как красиво! Уши у тебя… ну, если честно, про уши я… как-то никогда не думал. Уши как уши. Как у всех девушек. Не торчат – и ладно… Губы – розовые такие… теплые… Зубы тоже обыкновенные… белые… все на месте… Руки у тебя сильные, чтобы хоть кожи мять, хоть сеть на берег вытащить, хоть мужа по башке скалкой огреть, если на другую заглядываться станет. А волосы… нет, ты не подумай, я тебя обидеть не хочу, золотые волосы – тоже симпатично, но настоящие – мягче… Их погладить можно… Заплести… Волосы твои обязательно должны быть длинные, рыжие, и в косе. А коса – с руку мою толщиной. И бантик на ней. Розовый… А еще… еще… еще…

В поиске предательски закончившихся вдруг в самый ответственный момент слов сын конунга сбился, стушевался и скис.

– Я не знаю, что еще… – беспомощно вздохнул и развел он руками, едва не выронив Граупнер в дверь и по склону горы. – Я… говорить красиво никогда не умел… Извини, если не получилось… но я как лучше хотел…

– А лучше и не надо… – почувствовал он на губах прикосновение губ.

Теплых, розовых.

Как у всех.

– Аос!!!

Олаф распахнул широко глаза, и глянула на него красавица из раскрасавиц: глаза голубые, на носу – конопушки, зубы белые и все на месте, в рыжей косе – розовый бант, в руке – скалка.

А что еще для счастья влюбленному надо?

Хватая воздух ртом, стоял сын конунга, и молчал, как истукан.

Чувствуя, что парня надо срочно спасать, Иванушка, как более опытный и старший товарищ, быстро подскочил и торопливо зашептал что-то другу на ухо.

– Давай!!! – яростно ткнул царевич отряга в бок и отступил на шаг – вроде, он тут и ни при чем.

– А-а-а… Э-э-э… – для разминки промычал королевич.

– Давай, давай!!! – дружно скандировали уже все зрители.

– А-а-а…

– Давай, давай, давай!!!..

– А-а-а-а… что ты делаешь… сегодня утром?.. – выдавил, наконец, горящий всеми красками смущения и любви Олаф. – Д-давай… п-погуляем… к-куда-нибудь…

– А ты песни про любовь какие-нибудь знаешь? – строго поинтересовалась богиня.

– Н-нет…

– А стихи?

– Н-нет…

– А сам сочинять пробовал?

– Н-нет… – чувствуя, что короткая его жизнь закончивается, не успев толком начаться, признался убито отряг.

– Тогда я согласна… – прошептала ему на ухо Аос.

Пока влюбленная парочка совершала первые шаги в отношениях по единственному месту, где помешать им не могли ни великаны, ни драконы, ни варги, ни цверги, ни, самое главное и важное, другие любопытные боги и смертные – в личном неприступном, как сто крепостей, огороде Мьёлнира – другие отсыпались и отмывались.

Обнаружив, что за всё время их пребывания в Хеймдалле на Белом Свете прошло лишь пять дней, строгий командир экспедиционного корпуса, маг-хранитель, разрешил своей команде отдыхать до следующего утра. Утром проводить посвежевших людей и отчищенного и сверкающего удивительным многоцветьем красок до рези в глазах Масдая пришли Мьёлнир, его родители, Фрей и Фрея.

Пока мужчины и Фригг прощались, Фрея с загадочным видом подцепила Серафиму под локоток и отвела в сторонку.

– Спасибо тебе, девочка, за всё, что ты сделала для моего племяша, – богиня плодородия от души обняла засмущавшуюся царевну. – Ты ведь помнишь, что я повелеваю всем, что растет и тянется к солнцу на земле Отрягии. От малой травинки до корабельной сосны. От землянички до картошки. От ландыша до репья. Поэтому – выбирай. Проси, чего угодно. Я исполню любое твое желание.

– Желание?..

Сенька ошалело замигала.

Желание?..

Ну вот какое ей может быть дело до отряжской картошки или репейника?

Но с другой стороны, отказываться нехорошо, раз уж человеку… то бишь, богине, так хочется ей приятное сделать…

Что бы такое загадать?

Чтоб трава была синяя в розовую клеточку?

Или чтобы у них на березах арбузы росли?

Или чтобы на елках шишки шоколадные появлялись к Новому Году?

Или зимой на дубах – хурма?

А что, очень практично. И купцам в такую даль возить ее не придется, и как раз проморозится хорошенько, срывай – и ешь…

Или…

Стоп!

Всё.

Знаю, чего пожелать.

– А вот послушайте, тетушка Фрея… – зашептала царевна на ухо сосредоточившейся богине.

Подгоняемый прохладным морским ветерком, Масдай стремительно несся на юго-запад, туда, где находилась ближайшая земля, и где после недели пути должны были они забрать из далекого Гвента короля Конначту. Они не боялись, что по дороге их захватит буря, намочит дождь, или штормовой ветер собьет с курса: Скавва пообещала лично позаботиться о хорошей погоде.

Внизу весело плескались бирюзовые волны, прыгала радующаяся замечательному майскому дню[88] мелкая рыбешка, и на всех парусах, полосатых, как матрас, каррак несся куда-то по своим делам, груженый бородатыми воинами.

– …Мьёлнир обещал присмотреть за страной, пока меня не будет. Поэтому я уверен, что всё будет хорошо, – передавал содержание последнего разговора с новым Верховным богом новый конунг.

– Нам очень жаль, что старый Гуннар не дожил до твоего возвращения, – Адалет сочувственно положил руку на плечо правителя Отрягии. – Всего два дня…