Роберт Ладлэм - Дорога в Гандольфо Страница 54

Четыре документа касались денежных переводов из Женевы, с Каймановых островов, из Берлина и Алжира, — естественно, за вычетом расходов. Один суммировал активы «Шеперд компани» и перечислял такие атрибуты конфиденциальности, как шифры и секретные номера счетов. Имелась и бумага, выписанная на семью Дивероу: Сэм не стал ничего объяснять банкиру, а тот в свою очередь не задал ему ни одного вопроса, сделав вид, будто проблемы вообще не существует. Остававшиеся восемь документов предназначались для предъявления в восемь различных трастовых организаций.

Один из этих счетов был выписан на большую сумму, чем другие, и включал в себя четыре группы цифр, наверняка относившихся к четырем разным лицам. Дивероу не потребовалось больших усилий, чтобы установить их имена: миссис Хаукинз первая, вторая, третья и четвертая.

В семи других счетах были проставлены одинаково высокие цифры.

Именно в семи.

Значит, эти семь счетов предназначались боевой группе Маккензи Хаукинза!

Итак, для похищения папы римского Маккензи завербовал семь мужчин: Сэм не мог даже представить себе, чтобы среди этой семерки оказались женщины, — ведь четыре бывших жены Хаукинза вполне могли и сами справиться со всем, что требовало женского искусства. Эти семеро скорее всего являлись офицерами, поскольку Маккензи говорил, что они прибудут в Махенфельд в самое ближайшее время.

«Кого ты подразумеваешь под этими „офицерами“?» — спросил Сэм.

«Людей военных, сынок», — ответил Хаукинз с огненным блеском во взоре.

«А что означает: „в самое ближайшее время“?»

«Лишь то, что они должны прибыть в срок и как можно быстрее привести все в боевую готовность, парень. Или, говоря иначе, полностью укомплектовать все посты и установить между ними надежную связь».

«Выходит, они появятся через несколько дней?»

«Возможно, еще раньше. Это будет зависеть от действий противника. По пути в свой базовый лагерь нашим людям придется пройти через чужую территорию».

«Боже, какая чушь!»

«Если и чушь, то тебя это не касается. А пока вези счета из цюрихского банка в Махенфельд. Прежде чем собрать их всех и прочитать им первую краткую лекцию о целях и задачах предстоящей операции, я хотел бы, чтобы мои офицеры лично убедились в том, как строго блюдет их интересы командование. Это поможет им осознать истинную значимость их задачи и крепкой мужской дружбы. Ты знаешь, многое в этом плане зависит от руководства. И так было всегда».

Была и еще одна причина, по которой вариант номер семь приобрел для Сэма первостепенное значение. Он помнил слова Хаука: «А пока вези эти счета... Прежде чем собрать их всех и прочитать им первую краткую лекцию... как строго блюдет их интересы командование...»

Офицеры Хаукинза давали согласие на свою вербовку" не зная даже, в чем заключаются стоящие перед ними боевые задачи. В военном смысле в этом нет ничего особенного, однако, если учесть огромные потенциальные ресурсы противника, — а это практически весь мир, — то не так уж сложно будет убедить волонтеров попытаться применить свои силы и способности в иных сферах. Для этого им стоит только сказать: «Сознаете ли вы, что намеревается сделать этот маньяк?.. Он хочет похитить самого папу римского!» И добавить еще несколько замечаний, примерно такого типа: «Перед вами — клинический случай». Или: «У вашего командира не все дома!» А то и такое: «Этот псих сбивал с китайской скульптуры мужские принадлежности».

Но все — вопрос времени. И психологии. Если Сэм правильно понял Хаукинза, тот собирается сразить своих офицеров двойным залпом: организацией операции по похищению папы на самом высочайшем стратегическом и Техническом уровнях и счетами Цюрихского государственного банка, гарантирующими каждому из них крупное вознаграждение независимо от результата. Сорвать планы генерала будет нелегко, но вариант номер семь как раз разрабатывался с учетом всех трудностей.

Сэм должен первым добраться до офицеров. Он вселит в них сомнение относительно здравомыслия Хаукинза. В банде уголовников для мелкой сошки нет ничего страшнее мысли о том, что у их главаря не все в порядке с головой. Ведь отсюда следует, что он не в состоянии принимать правильные решения, как бы ни скрывал этого. Отсутствие же у него сметливости может укоротить жизнь на десять, а то и на двадцать лет. Да и как еще: мешок на голову, веревку на шею!

Задача Сэма упрощалась тем, что даже преступные элементы в Европе слышали о генерале-параноике, которого не так давно вышвырнули из Китая. И он решил, ознакомив предварительно офицеров со сложившейся ситуацией, выложить потом перед ними на стол свои главные козыри.

Главные козыри? Главней не бывает. Их ничем не побьешь!

В поезде по пути в Церматт он должен будет еще раз внимательнейшим образом проглядеть все документы, полученные в цюрихском банке, особенно трастовые счета, переписать номера, шифры и коды и затем внести их в семь карточек.

Потом, при встрече с семеркой, он вручит каждому по карточке с вписанными в нее необходимыми данными. Так что любой из них сможет тут же броситься в Цюрих и потребовать там свои денежки.

Каждого из них ожидает богатство! Просто так, ни за что.

План поистине гениален.

Джиованни Бомбалини, папа римский, вышел в свой любимый сад. Он не хотел никого видеть, а тем более с кем-либо говорить. Он был сердит на весь мир. Впрочем, не на весь — на свой мир. Когда же человек охвачен гневом, ему лучше всего предаться размышлениям.

Он вздохнул. Если уж быть до конца искренним с самим собой, то гневался он на самого Господа Бога. А это уже бессмыслица!

Джиованни поднял глаза на полуденные облака, и с губ его сорвался горестный шепот:

— Боже, за что?

Потом опустил голову и продолжил свой путь по тропинке. Лилии, в весеннем цвету, словно приветствовали жизнь.

Он не должен ее покинуть.

Только что врачи представили заключение консилиума. Это был смертельный приговор. Процесс угасания жизненных сил стремителен и необратим. Впереди оставалось лишь шесть-семь недель.

Смерть сама по себе не страшила его: разве это не избавление от тяжкого беремени? Жизнь есть борьба. Но борьба она или нет, он не успел консолидировать силы, которые смогли бы довести до конца задуманное им и Рончалли дело. Ему нужно больше времени, чем отпущено врачами. И еще он остро нуждался в поддержке со стороны высшего руководства, чтобы примирить враждующие группировки. Неужели Бог не может этого понять?

— О, возлюбленный мой Владыка, почему ты оставляешь мне так мало времени? Я обещаю тебе, что буду кроток и терпелив. У меня нет желания обидеть этого гнусавого попа... Извини, Всевышний, я подумал о кардинале и его банде прожженных воров... Боже великий, подари мне шесть месяцев! А затем я отдамся в твои руки с благодарственной молитвой. Ну, если не шесть, то хотя бы пять месяцев. Я и за пять месяцев многое смог бы сделать...

Джиованни пытался всем сердцем постичь ответ Провидения. Сейчас, когда он остался один на один с самим собой, ему было еще труднее примириться с вынесенным ему приговором.

— А может, Боже Святый, ты поговоришь со Святой Девой Марией? Она бы нашла более проникновенные слова в мою поддержку. Говорят же ведь, что женщины глубже разбираются в подобных делах.

Но нет ничего. Только ноющая боль в коленях. А это значит, что он слишком тяжел для старых костей и ему, пожалуй, лучше присесть. Как эта очаровательная журналистка сказала? «Последнее упражнение»?..

Хватит! Единственное, чего желал он в эту минуту, — чтобы замер в груди его еще работающий мотор. Игнацио Кварце прячется под кроватью. Его не могут найти целую неделю, он же тем временем тайно формирует курию.

Папа дошел до своей любимой скамьи и опустился на прохладный белый камень. Из-за садовой ограды подул легкий бриз и зашуршал листвой над его головой. Не знак ли это свыше? Посвежело.

Затем ветерок затих, все успокоилось, и шорох листвы сменился звуками приближавшихся шагов.

Это был новый помощник папы — молодой чернокожий священник из Нью-Йорка. Было известно, что он блестяще окончил колледж и славно поработал в Гарлеме. Франциск заметил также, что молодой прелат сторонится оппозиции. И уже это одно свидетельствовало в его пользу.

— Ваше святейшество! — обратился к папе священник.

— Да, мой сын? Я вижу, вы взволнованы. Что случилось?

— Мне кажется, я сделал грубую ошибку, святой отец. Я был в замешательстве, а вас не оказалось в ваших покоях, и мне ничего не оставалось... В общем, я очень сожалею...

— Ладно, сын мой, успокойтесь, — улыбнулся Франциск. — Трудно судить о степени этой беды, пока вы не расскажете внятно, что же все-таки произошло. Во всяком случае, надеюсь, вы не обнаружили кардинала Кварце в моем шкафу и не вызвали по этому поводу гвардейцев?

Чернокожий священник засмеялся. Ему было известно. что кардинал Кварце открыто высказал свое недовольство в связи с его назначением в помощники папы. Франциск же старался сгладить эту обиду.