Роберт Ладлэм - Дорога в Гандольфо Страница 55

— Ладно, сын мой, успокойтесь, — улыбнулся Франциск. — Трудно судить о степени этой беды, пока вы не расскажете внятно, что же все-таки произошло. Во всяком случае, надеюсь, вы не обнаружили кардинала Кварце в моем шкафу и не вызвали по этому поводу гвардейцев?

Чернокожий священник засмеялся. Ему было известно. что кардинал Кварце открыто высказал свое недовольство в связи с его назначением в помощники папы. Франциск же старался сгладить эту обиду.

— Нет, ваше святейшество. Я услышал, как зазвонил ваш личный телефон. Тот, что в выдвижном ящике тумбочки возле вашей кровати. Он трезвонил снова и снова, почти без перерывов. Очень настойчиво...

— В этом нет ничего удивительного, сын мой, — прервал его папа. — Этот аппарат не связан с коммутатором Ватикана... Маленькая привилегия, которой пользуюсь я... Итак, вы взяли трубку. Ну и кто же мне звонил? Номер этого телефона известен лишь нескольким моим старым друзьям и одному-двум помощникам. В том, что вы сняли трубку, большого зла нет. Так кто же все-таки звонил?

— Монсеньор из Вашингтона, святой отец. Он был очень огорчен...

— А-а, кардинал Патрик Деннис О(Джиллиган! Он частенько звонит мне. Мы с ним играем в шахматы на расстоянии.

— Монсеньор был очень взволнован и принял меня за вас. Он не дал мне произнести ни слова и говорил так быстро, что я не мог остановить его.

— Да, это весьма похоже на него. У Пэдди свои проблемы. И опять с Берриганами? Эти двое заняты...

— Нет, ваше святейшество. Намного хуже. Ему позвонил президент. Говорил что-то о тайне исповеди. И еще спросил, возможно ли то, чего он хочет... Он желает перейти в другую веру, святой отец.

— Что?! О Матерь Божья! — прошептал Франциск.

— Но этого мало, ваше святейшество. Желание искать Христа в другой вере высказали также шестнадцать ответственных сотрудников Белого дома. И все из-за привилегий Ватикана и его обособленности.

Джиованни тяжко вздохнул. Предстояло так много сделать!

— Господи, всего четыре месяца?

Глава 20

Есть нечто объединяющее всех этих незнакомых ему людей, подумал Сэм, и это «нечто» — их мускулистые тела. Можно подумать, что каждый из них наслаждается пребыванием на свежем воздухе, словно заключенные, переносящие с места на место каменные глыбы под неусыпным надзором тюремщиков. И еще их отличие — это умение говорить глазами. Поначалу их глаза, прикрытые наполовину тяжелыми веками, казались Сэму немного сонными. Но это была лишь видимость. При более внимательном рассмотрении нетрудно было заметить, что глаза вбирали в себя буквально все, подобно магнитам, притягивающим иголки. И мало что могло ускользнуть от их взора.

В состав группы входили высокий блондин, словно только что выскочивший из экрана коммерческого телевидения во время рекламы скандинавских сигар; чернокожий малый, любивший кивать и говоривший по-английски так, будто читал лекцию в университетской аудитории; еще один чернокожий парень — с характерными для северянина чертами лица и с акцентом истинного савойца; два француза, имевших какое-то отношение к лодкам или морским судам; мужчина с длинными волосами, в узких брюках, плотно обтягивавших ноги, когда он шел, будто танцуя танго, по виду — типичный итальянец, и, наконец, грек с безумными глазами, не расстававшийся с красной косынкой на шее и то и дело отпускавший шуточки, которых никто не понимал.

В разговорах между собой они соблюдали сладкоречивую корректность, которая Сэму казалась притворной. Манеры их выглядели бы вполне прилично, достойными благовоспитанных людей, если бы не бегавшие по сторонам глаза. Несомненно, они чувствовали себя как дома в просторной гостиной замка Махенфельд, где Хаукинз собрал их всех к ужину.

Однако он в интересах их же безопасности не представил их друг другу и не назвал ни одного из них его подлинным именем.

Сэм возвратился в замок к семи часам. Он мог бы прийти и на час раньше, но последние три мили ему пришлось пройти пешком, потому что подъезжать на Церматтском такси к самому замку было строго запрещено, а Рудольф куда-то запропастился. На вокзале Сэм пытался выяснить номер телефона замка Махенфельд, однако узнал только, что такого места не существует.

Все это заставляло сжиматься его сердце, и лишь задуманный им план номер семь придавал ему силы. Он обязан дождаться, когда обстановка станет благоприятной для осуществления его замысла.

Маккензи встретил его со смешанными чувствами. С одной стороны, он был доволен, что Сэм быстро справился с делом и привез финансовые документы, а с другой — чувствовал, что тот повел себя с Региной не по-джентльменски. Она прекрасная женщина, и Сэм уже не сможет теперь должным образом с ней попрощаться.

Почему?

Да хотя бы потому, что ее багаж отправлен в аэропорт и она фактически находится сейчас на пути в Калифорнию. Лишь ненадолго остановится в Риме, чтобы побродить там по музеям.

«Тем лучше для нее», — решил Дивероу. Отъезд Джинни опечалил его, но у него имелся вариант номер семь, над которым следовало работать, и он погрузился в размышления.

Маккензи сообщил Сэму, что в первый вечер не станет обсуждать со своими офицерами никаких дел. Только обычная болтовня, прогулка по парку, коктейли и ужин с бренди. Почему? Да просто потому, что они предпочитают коротать вечера именно таким образом, и он их понимает. Кроме того, по словам Маккензи, люди должны сперва поближе познакомиться друг с другом, хотя и в определенных границах, проверить, нет ли в их комнатах «клопов», почистить и смазать оружие, и, самое главное, убедиться в том, что Махенфельд не ловушка для них, подстроенная Интерполом.

В течение всей ночи Сэм прислушивался, не раздадутся ли какие-нибудь посторонние звуки, однако безрезультатно. Очевидно, точно так же поступали и другие обитатели замка. Возможно, они правы: следя друг за другом, они бесспорно не только заботятся о себе и своей безопасности, — срабатывает инстинкт самосохранения, — но и обеспечивают также надежность осуществления будущей операции.

Утром, когда все подкрепились, Хаукинз провел свой первый инструктаж. Но перед этим выкроил время, чтобы попрощаться с Сэмом. Он сказал, что ему, несомненно, будет не хватать юного друга, однако слово генерала — это все! Его чувство долга как раз и являлось тем, что сближало людей в его батальонах.

Итак, работа Сэма Дивероу закончена. Рудольф отвезет его в Церматт, где он сядет на утренний поезд в Цюрих, откуда, уже под вечер, вылетит в Нью-Йорк.

Было еще кое-что, о чем Сэм и не должен был забывать, несмотря даже на то, что при этих воспоминаниях у него могут зашалить нервы или повыситься давление. В следующем месяце или что-то около этого несколько приятелей мистера Деллакроче, первого пайщика «Шеперд компани лимитед», должны будут войти с ним в контакт. Хаукинз считает, что в роли связных выступят Пальцы и Мясо. Их встреча с Сэмом была обусловлена заранее и ничем ему не угрожает.

Да, конечно! Сэм понимал, что Маккензи не был расположен к дальнейшей беседе.

Дивероу закончил разговор с Хауком, сказав, что ему нужно еще побриться и смыть пот, пролитый им во время подъема по трехмильному горному пути, и чтобы его непременно ждали к коктейлю.

У себя в комнате Сэм взял ножницы, которыми Джинни искромсала резинку на его трусах, и нарезал ими семь полосок бумаги по пять дюймов в длину и одному — в ширину. Затем вооружился авторучкой и написал на каждой одинаковый текст:

«Нам необходимо встретиться. Приходите в мою комнату — третий этаж, последняя дверь справа в северном коридоре. Время: 14.00. От этого зависит ваша жизнь. Я ваш верный друг. Итак, помните: в два часа дня!»

Закончив писать, он аккуратно свернул полоски бумаги, так что все они уместились на его ладони, и спрятал в карман пиджака. Затем достал из кейса семь карточек с надписанными на них номерами банковских счетов, шифрами и другими необходимыми данными и положил их в задний карман брюк. Это были его главные козыри в игре против Маккензи. Притом — козыри неотразимые!

Появившись в гостиной с изяществом, выдававшим прекрасное бостонское воспитание, он обменялся рукопожатием с офицерами Хаукинза.

И вручил каждому свою записку.

Он был готов уже в час тридцать.

Первым явился итальянец. Руки, плотно обтянутые черными перчатками, свисали вдоль бедер, остроносые туфли с резиновыми подметками и шнуровкой, как на балетных туфлях, сияли, отражая солнечные лучи.

Затем один за другим показались остальные. Одеты они были примерно так же. Перчатки, мягкие ботинки или туфли, черные свитера, узкие брюки, перетянутые широкими ремнями со свисавшими с них ножами, туго скрученными проволочными кольцами и кобурами, из которых выглядывали рукоятки небольших пистолетов с прикрепленными к ним ремешками.

«Вполне профессионально экипированная группа законченных психопатов», — подумал Сэм и пригласил всех располагаться поудобнее и курить, если кто-то желает. Голос его звучал спокойно, но особой теплоты в нем не было.