Наталья Поваляева - Издержки профессии, или Перемена участи Страница 6

Однако стоило Гаю только подумать про стетоскоп, как он, сам того не желая, громко запел «С ангелом за руку вверх я взойду». И с того момента всякий раз, стоило мистеру Хорбари лишь подумать о банках, сейфах или инструментах для их взлома, он тут же начинал петь гимны. Нередко эта напасть приключалась с ним на улице – идя мимо какого-либо банка, Гай не мог не подумать о том, какой модели в нем сейфы и за сколько минут он мог бы их вскрыть. А подумав, затягивал песнопение. Прохожие с удивлением косились на набожного господина, который не может дотерпеть до ближайшей церкви и распевает гимны прямо посреди оживленной улицы, и Гаю приходилось поспешно ретироваться в переулки и подворотни.

Так продолжалось недели две, как вдруг однажды на Оксфорд-стрит к поющему возле банка «Барклай» Гаю подошел священник и спросил:

– Милейший, а вы не хотели бы петь в церковном хоре?

Так Гай Хорбари стал певчим в церкви Святого Мартина в полях, и вскоре слава о его чудесном пении разнеслась далеко за пределами прихода. Из разных концов Лондона приезжали желающие послушать гимны в исполнении мистера Хорбари, а по большим праздникам – особенно в Рождество и на Пасху – народу собиралось столько, что многим приходилось располагаться на улице.

Гай же Хорбари, не утратив интереса к сейфам и замкам окончательно, но охладев к процессу их взлома, стал в свободное от пения время конструировать новые модели несгораемых шкафов. Интересно при этом отметить, что теперь, когда он думал про сейфы в ключе созидательном, а не разрушительном, неконтролируемое пение гимнов его больше не беспокоило!

Волшебная пуговица

Однажды мистер Грегори Дунс, хозяин мастерской по пошиву одежды для джентльменов, проглотил пуговицу.

«Ну, не смешите! – скажете вы, махая руками. – Разве это новость?! Ведь каждую минуту по всему Соединенному Королевству сотни – если не тысячи! – портных проглатывают пуговицы, булавки и прочую мелочь! Да что там мелочь – вот, говорят, в Девоншире был случай: один портной случайно проглотил недошитый редингот! Об этом даже была заметка в «Девонширской хронике» от 23 июня 1897 года! А вы говорите – пуговица!»

Все это, конечно, так, однако в истории мистера Дунса есть ряд любопытных деталей, заслуживающих внимания.

Но не будем забегать вперед. Для начала осмотримся на месте событий.

Мастерская мистера Грегори Дунса располагалась на первом этаже старого четырехэтажного дома по Уивер-стрит. На деревянной вывеске, которую не подновляли как минимум лет десять, была изображена катушка ниток с воткнутой в нее иглой, а вокруг этой незамысловатой символики портняжного ремесла шла темно-синяя надпись кривыми буквами: «Грегори Дунс. Платье для джентльменов. Пошив на заказ».

Вся мастерская состояла из двух комнат. Большую часть первой занимал деревянный помост под широким окном, выходящим на улицу – на этом помосте, скрестив ноги, словно йог, с рассвета до заката сидел хозяин мастерской и шил очередной сюртук или жилет. Здесь же, рядом, лежали раскроенные части будущего платья, ножницы, нитки, коробочки с пуговицами и булавками, портняжный мел и прочие материалы и инструменты, которые могли в любой момент понадобиться в работе. Напротив окна, у стены, стоял грубо сработанный стеллаж, на котором лежали отрезы материи. Справа от стеллажа помещался старый манекен – мыши кое-где прогрызли холщовую обивку, и на пол из дыр то и дело просыпались опилки. Слева от стеллажа была дверь, которая вела в крошечную каморку, что служила портному одновременно столовой, спальней и туалетной комнатой.

Из приведенного выше описания легко догадаться, что дела мистера Грегори Дунса шли не очень хорошо. Если уж говорить совсем начистоту – он с трудом сводил концы с концами, а порой бывало и так, что концы эти вовсе отказывались сводиться. Ибо не так много джентльменов, могущих себе позволить платье на заказ, проживало на Уивер-стрит, а достопримечательностей вышеозначенной улицы было недостаточно, чтобы привлечь сюда публику из других районов города. По крайней мере, так было до того, как мистер Дунс проглотил пуговицу.

Как бы то ни было, каждый день спозаранку мистер Дунс усаживался на свой помост и принимался за работу. Как и многие портные, он имел привычку держать во рту всякие мелочи вроде булавок или иголок. Однако в тот день, когда произошло описываемое событие, портной держал во рту не булавки и не иголки. Сюртук мистера Стрикленда из адвокатской конторы был почти готов, оставалось лишь пришить пуговицы – ими-то и были заняты уста мистера Дунса. И вот, когда оставалась лишь одна не пришитая пуговица, мистер Дунс неожиданно икнул, сглотнул – и пуговица оказалась у него внутри.

Говорят, что икота нападает тогда, когда кто-то вспоминает о нас. По крайней мере, в отношении Грегори Дунса эта примета оказалась чистой правдой: за несколько секунд до того, как с ним приключилась вышеописанная оказия, его тетушка миссис Барнеби, проживающая в Торки, сказала своему внуку:

– Хочешь ты того или нет, Чарли, а в школу идти придется. Потому что сейчас ежели без мозгов, то одна дорога – ящики на вокзале грузить. Или вон прозябать в портняжках, как наш непутевый родственничек Грегори Дунс. Даром что в столицах живет, а за душой ни гроша! Хорошо, моя дорогая сестра, упокой Господи ее душу, не видит, во что он превратился…

Засим последовала икота мистера Дунса, приведшая к проглатыванию пуговицы.

Ощутив, как тяжелая оловянная пуговица проследовала вниз по пищеводу, Грегори Дунс забеспокоился. А ну как от этой пуговицы все его кишки перепутаются или, скажем, пойдет лишай по всему телу? (Мистер Дунс, как справедливо отметила тетушка из Торки, не блистал умом и образования был самого скудного.)

Отложив в сторону незавершенную работу, портной надел башмаки и побежал в аптеку, к мистеру Патрику Джерому. Последний внимательно выслушал сбивчивый рассказ мистера Дунса и продал ему две унции слабительного, наказав первую дозу принять сразу по возвращении в мастерскую.

Мистер Дунс в точности выполнил указания аптекаря. Порошок оказался чудо до чего эффективный, и портному несколько раз приходилось стремительно срываться со своего рабочего помоста и бежать в каморку, где под кроватью стоял внушительных размеров ночной горшок, украшенный цветочным узором. И все же главного ожидаемого результата порошок не принес – пуговица все не появлялась! Не появилась она и на следующий день, и два, и три дня спустя! Прошла неделя, запас слабительного иссяк, а пуговица по-прежнему оставалась внутри мистера Дунса, к изрядному огорчению последнего.

Мистер Дунс вновь навестил аптекаря; тот, напустив на себя ученый вид, выдвинул предположение, что пуговица растворилась в животе у портного, и что больше беспокоиться не нужно.

Невзирая на объяснения аптекаря, мистер Дунс, конечно, все равно беспокоился. Однако вскоре события стали развиваться таким образом, что времени на беспокойства по поводу пуговицы у портного не осталось вовсе.

На пустыре неподалеку от Уивер-стрит начали возводить некое деревянное сооружение, вскоре оказавшееся прыжковой вышкой! Красочная вывеска, украсившая сооружение, гласила:

Небывалый аттракцион!

Впервые в Лондоне!

Жители Парижа уже покорены!

Испытайте незабываемые ощущения

с парашютом профессора Лебрена!

А вскоре на пороге мастерской мистера Дунса объявился и сам профессор Лебрен. Для запуска аттракциона ему было необходимо пять парашютов, и сшить их он предложил Грегори Дунсу! Последний робко признался, что он был бы рад услужить, но никогда ранее не шил ничего подобного. Однако профессор заверил, что снабдит портного точнейшими инструкциями, и вскоре работа закипела.

Спустя три дня парашюты были сшиты и проверены самим профессором, а Грегори Дунс получил пять гиней, раздал долги, сшил себе новый сюртук и купил новый манекен.

Спустя три недели аттракцион профессора Лебрена стал так популярен, что мистеру Дунсу пришлось спешно (за срочность – отдельная плата!) сшить еще пять парашютов. А через три месяца профессор построил еще пять вышек в разных концах города, и Грегори Дунс сменил вывеску. Теперь на новенькой, лаково блестящей доске на голубом фоне был нарисован полосатый бело-красный парашют, а вокруг него значилось: «Грегори Дунс. Пошив парашютов».

Дела профессора Лебрена быстро шли в гору, а вместе с ними шли в гору и дела мистера Дунса. Свой неожиданный успех Грегори Дунс связывал исключительно с проглоченной пуговицей, о чем и поведал как-то знакомому в пабе «Корона и перья». После этого по Лондону прокатилась волна пуговичных глотаний; особенно усердствовали портные – один проглотил целую горсть пуговиц зараз и трое суток держал оборону, отгоняя от себя родственников и доктора, порывавшихся поставить глотателю клизму.