Александр Федотов - Митька на севере (сборник) Страница 6

Лемминги

– Доложите в центральный: прибыл гражданский специалист к радистам.

– Цэнтралный. Прышол дэвышка, хочет радыстов.

– Я не девушка, я гражданский специалист. К радистам.

– Цэнтралный… ана нэ дэвишка… ана хочет радыстов.

(Фольклор)

Уже несколько дней ласково грело скудное северное солнце. На полуострове Ямал начал понемногу таять снег. Личный состав Харсавэйской радиолокационной части вышел в тундру для сбора подснежников.

Митяй улыбнулся: появление подснежников – самый верный признак наступающей весны. Местным чукчам даже шаман был не нужен. Выглянул из юрты, увидел в тундре цепь солдат с палками – бей в бубен: «Присол весна!».

Вдруг Митяй поморщился, тёплый весенний ветерок со стороны казарменного туалета вернул его с небес на землю. В проектный дизайн данного архитектурного сооружения забыли или просто «забили» включить систему канализации. Не предусмотрели даже выгребную яму. Туалет построили по распространённой в здешних местах технологии – «ась рассосется». И предоставленные самим себе фекалии медленно расползались из-под фанерного щита под казармой, растекаясь по тундре и внося свой посильный вклад в круговорот веществ в природе…

И всё бы хорошо, но с отоплением в туалете тоже были проблемы и зимой этот процесс естественной дисперсии прерывался. Суровые северные морозы кристаллизовывали молекулярную структуру биовещества, нарушая его вязкость и текучесть и приводя к формированию сталагмитов. Проще говоря, говно замерзало. Замерзало оно практически по приземлению, так сказать, «на ходу», образуя характерные пирамиды. И они, эти пирамиды, медленно росли, увеличивались в объёмах, и к концу долгой полярной зимы, уже угрожающе возвышались над туалетными очками разнородными остроконечными пиками. Присаживаться «по делам» над остриём такой вершины становились небезопасно. А что делать? Вот и балансировали солдатики, как горные орлы над вершинами, в миллиметрах от острых ощущений. Тут главное, не чихнуть…

Интересное дело, но после литра-другого браги эти пирамиды вызывали у Митяя исключительно умиление и ностальгические ассоциации. Они напоминали ему песочные замки на берегу далекого родного Финского залива. Утирал тогда Митяй здоровенным кулаком скупую мужскую слезу и, хлопнув по плечу первого попавшегося под руку бедолагу-духа, с тоской спрашивал: «Зёма, а сколько дней до приказа?» И духу лучше бы знать ответ на этот вопрос…

Но ничто не вечно на этом свете. И с первыми лучами весеннего солнца монументальные пирамидальные сооружения начинали таять и таяли так стремительно, что тундра уже не могла незаметно впитать в себя всё накопившееся за зиму добро. Образовывались запруды.

Оттепель создавала для солдат в туалете теперь другую проблему, вызванную обычной реакцией жидкости на падение в высоты тяжелого предмета. Теперь, «сделав дело», солдатам нужно было успеть немедленно отскочить в сторону, чтобы не стать жертвой характерного всплеска. Зазевайся на секунду и получи отдачу – век не отмоешься. В общем, оправление естественных надобностей эффективно способствовало повышению боевой готовности личного состава части, развивая у солдат вестибулярный аппарат, реакцию и прыгучесть.

Но самое главное, обильное таяние пирамид высвобождало из ледяного плена тысячи и тысячи единиц сопутствующего материала: обрывков газет, клочков наглядной агитации и огрызков статей В. И. Ленина… Оттаявшие разнокалиберные бумажки подхватывал легкий весенний ветерок и, как невидимый сеятель, разносил их по близлежащим окрестностям. Увидев забелевшие в раскисшей тундре многочисленные бумажные вкрапления, старожилы воинской части улыбались и мечтательно говорили: «Подснежники появились…»

Весенняя пора подснежников обычно совпадала с периодом учений, проверок и проверяющих. А проверяющие, как известно, народ капризный. К запаху дерьма они почему-то относились лояльно, тут наверное дело привычки, а вот вид использованных бумажек, обильно рассеянных вокруг части, у проверяющих стабильно вызывал благородный гнев и раздражение. Во избежание возможных инцидентов («инсестов», как любил выражаться, командир части подполковник Тякутьев, по кличке «Лошадь», получивший это прозвище за характерный оскал вставных зубов) с первыми лучами весеннего солнца весь личный состав части выводился на сбор «подснежников». Солдаты выстраивались в цепь и, заменив автомат на палку с гвоздём, прочесывали тундру, накалывая «подснежники», как чеки в универсаме.

Не дедушкино это дело – гонять и поторапливать духов. Дембель – не пятилетка, ударным трудом не ускоришь. С этой весны, как велит традиция, Митяй уступил это дело черпакам. Он неторопливо прохаживался по тундре, со стороны наблюдая, как черпаки строят духов и лишь изредка по старой привычке подгонял отставших персонажей. «Дедушка», как говорится, не девушка, мимо не пройдет.

– Шевелись! – беззлобно крикнул Митяй зазевавшемуся черпаку-таджику, – вон тот у тебя совсем уторчал, похоже, – указал он на отбившегося от строя лопоухого солдатика-переростка.

Черпак прикрикнул на духа, и тот тут же заработал палкой, как лыжник на олимпиаде. Рукав гимнастерки у него задрался, обнажая на тыльной стороне запястья большой красный ожог. Митяй ухмыльнулся: «Духовская» печать». Он сам ходил с такой в своё время.

В самодельной печке местной бани вместо камней штабелем были сложены толстостенные длинные металлические баллоны. Жерла их горловин устрашающе глядели из стены черными пустыми глазницами. Любимая шутка местных дедов была попросить новоприбывшего духа подкинуть водички в горловину раскаленного баллона, поддать парку!

Готовый услужить дух со знанием дела плескал ковшик в горловину, и струя раскаленного пара неминуемо выстреливала ему в запястье, как из паровой пушки. Откуда новичку знать, что после броска надо резко убрать руку вниз. Тут нельзя медлить ни доли секунды. Дух выл от боли, а деды похлопывали его по плечу и улыбались: «Ты теперь не простой дух, а с «духовской печатью»!» Духи урок усваивали, больше на это дело не велись и сами с нетерпением поджидали молодого пополнения, чтобы тоже в банный день попросить поддать парку…

Вообще, баня производила на народ какое-то странное веселящее действие. Должно быть, пар бил в голову. Так и хотелось кого-нибудь разыграть или подколоть. Способы находили в меру своей испорченности.

Вот хохол Микола, проходя мимо согнувшегося в поисках мыла духа Жабарова, играючи шлепнул его по голому заду поднятым с пола обмылком. Бендеровец не рассчитал силу и, главное, точность удара. Жабаров распрямился, как ужаленный. Обмылок выстрелил из него через всю баню, как косточка сливы из пальцев.

– Не вошло! Не вошло! – в ужасе орал на всю баню Жабаров, крутясь вокруг своей оси с прижатой к месту проникновения ладонью.

Против духа этот маленький конфуз не держали. Все понимали – шутка.

Митяй улыбнулся своим воспоминаниям: действительно здесь, в Харасавэе, по-настоящему понимаешь истину выражения, когда про надёжного человека говорят: к нему можно в бане спиной поворачиваться.

Цепь духов, ловко орудуя палками, постепенно возвращала тундре первозданный унылый и пустынный вид. Недалеко от Митяя «расстегнутый» черпак, по кличке Клещ, коротал время, ловя леммингов. Этих маленьких пушистых, похожих на хомячков, зверьков водилось в тундре в большом изобилии. Поймать лемминга не составляло особого труда. Клещ разыскивал натоптанные леммингами тропинки и перекапывал их поперечными канавками с отвесными краями. Лемминги уперто бежали по своей проторенной дорожке, падали в канавки и уже не могли выбраться. А хитрый Клещ ходил и собирал пленников в здоровенную картонную коробку.

Митяй подошел и заглянул внутрь. В коробке кишело и пищало не меньше сотни безобидных маленьких зверьков.

– Ничего себе?!.. На фига тебе столько? – удивлено спросил Митяй.

– Да так просто. Чтобы были. Потом выпущу, – ответил Клещ, вытаскивая из канавки за шкирку очередного зверька.

– Слушай, а у тебя там Ганса случайно нет? – в шутку поинтересовался Митяй, – Неделю как пропал…

Котёнок, по кличке Ганс, был всеобщий любимец и единственный представитель кошачьего племени во всей округе. Здесь на «точке» кишели лемминги, бродили песцы, наведывались белые медведи, а котенок был всего один. Его прозвали Гансом, потому что так в части называли всех офицеров. У котёнка была одна особенность: из-за какого-то кожного расстройства он всегда лизал кончик своего хвоста, который у него стал лысым, как у крысы. Несмотря на это солдаты котёнка всё равно любили и баловали, как могли. Он добавлял крупицу домашнего уюта в устоявшийся казённый быт. Грустно стало, когда он пропал.

– Нет. Ганса нет, – серьёзно ответил Клещ, – если поймаю, скажу, конечно…