Роман Днепровский - Ироническая проза. Ч. 1 Страница 6

Так вот, квартира, которую купила моя мама, была на втором этаже. А на первом этаже жили одинокие старухи — в каждой из четырёх квартир было по одному экземпляру. Но этого мало: на втором этаже, кроме той квартиры, которую приобрели мы, в трёх остальных тоже жили одинокие старухи — по одной старухе в каждой квартире. Но и это ещё не всё: на третьем, четвёртом и пятом этажах ТОЖЕ жили одинокие старухи — правда, к счастью, не в каждой квартире, но штук пять представительниц этого человеческого подвида там обитало. Такой вот общий фон для будущего полотна…

Ну, а теперь немного пропишем детали. Конечно же, каждая из одиноких старух обладала своими, совершенно специфическими чертами: одна из них почти никогда не высовывалась из своей квартиры — и пока она не переселилась в мiр иной, мы видели её, от силы, раз пять. Другая, напротив, вела очень даже активный образ жизни: она постоянно посещала все театральные премьеры — а потом, когда встречала меня или матушку возле подъезда, начинала с нами великосветские беседы о театре — позже мы узнали, что она всю жизнь проработала гардеробщицей в Драматическом театре. Ещё одна старуха держала троих собак. Мы наивно полагали, что с ней-то мы сойдёмся, так как вместе с нами в квартиру заехали двое псов — но оказалось, что эта бабуля нас сразу же возненавидела: по её глубокому убеждению, наши доберман и водолаз целыми сутками думали только об одном — как бы изловчиться и загрызть двоих её дворняжек и трёхлапую болонку. Ладно, не будем о скорбных и увечных (я не о болонке — я о хозяйке). Ну, а непосредственно под нами проживала некая Валентина Сергеевна — этакая классическая старая дева с маниакальной приверженностью к порядку и совершенно поганым характером. С ней-то мы и познакомились раньше всех…

Буквально, на второй день нашего вселения в квартиру, Валентина Сергеевна заявилась к нам под вечер, и сообщила, что вчера мы очень сильно грохотали у неё над головой. Да, было дело, ответили мы, грохотали — вещи перетаскивали… Согласно жилищному и всяким прочим кодексам, сообщила нам Валентина Сергеевна, после 23.00. всякие шумы должны быть прекращены, ибо они мешают людям пожилого возраста — ну, и далее по тексту. Мы в курсе этой правовой нормы, сообщили мы соседке снизу — а кроме того, мы не собираемся устраивать в квартире ночных дискотек, поэтому она может спать спокойно…

Но старая идиотка дева, видимо, не могла существовать без того, чтобы не бороться за свои права. Я даже стал подозревать, что среди её прямых предков были какие-то активисты партии социалистов-революционеров — ничем иным невозможно было объяснить тот факт, что эсеровский лозунг «В борьбе обретёшь ты право своё!» стал для неё нормой жизни. Так, она принялась вести с нами «борьбу за газон»: возле торца дома, на который выходили окна и её, и нашей квартир, была небольшая площадка, на которой росла какая-то чахлая травка и дохленькие кустики, здесь же валялся всякий мусор… Место для выгула собак оказалось идеальным — но Валентина Сергеевна, увидев, что наши псы (как и все прочие окрестные собаки, к слову) гуляют на этом пятачке ничейной земли, тут же объявила этот пустырёк «газоном», на котором она сама лично, якобы, высаживала в тысяча девятьсот пятьдесят чёрт-знает-каком году редчайшие сорта тигровых тюльпанов, вьющихся ландышей и ещё чего-то… Мы только смеялись над вздорной тёткой — но однажды нам стало не до смеха: во время очередного выгула собак Валентина Сергеевна молча распахнула окно, и запустила в нашего водолаза старинным чугунным утюгом… В те годы я уже вовсю занимался собирательством, и очень возможно, что при других обстоятельствах антикварный утюг весьма порадовал бы меня, и я унёс бы его домой, и почистил, и поставил рядом с остальными его собратьями, и искренне радовался пополнению коллекции… но в тот момент коллекционер во мне затаился и уступил место собаководу, который за своих четвероногих сам порвёт, кого угодно. Поэтому, также не говоря ни слова, я схватил приземлившийся на «газон» утюг — и, что было сил, метнул его обратно в то самое окно, из которого он несколько секунд назад вылетел. За окном раздался какой-то вопль и грохот, а потом всё стихло. А ещё через секунду окно закрылось. Само. Клянусь, я не видел за оконными створками своей соседки: скорее всего, она спряталась под подоконником…

Но если эпизод с утюгом имел характер локального, единичного столкновения, то борьбу за точное соблюдение закона о тишине после 23.00. Валентина Сергеевна вела систематически: каждый вечер ровно в одиннадцать часов квартиру оглашал странный гул: это Валентина Сергеевна брала в руки молоток, и стучала по водопроводным трубам — сначала в гостиной, затем в спальне, а под конец — на кухне. По её стуку можно было сверять часы. И поначалу мы также, как и в истории с «газоном», только улыбались и пожимали плечами. Но потом это стало раздражать. Более же всего раздражало то, что под определение «шума после 23.00.» у Валентины Сергеевны попадали ЛЮБЫЕ наши передвижения по квартире. Об этом мы узнали после визита участкового: молодой парнишка-лейтенант, смеясь, продемонстрировал нам «сигнал», поступивший в райотдел от нашей соседки, и переданный ему для разбирательства.

Никогда не забуду эту бумагу! Начиналась она так: «Анонимка!», а дальше следовало: «Мы, нижеподписавшиеся жильцы дома номер…» — но к чести всех остальных одиноких старух и прочих соседей, под Валентининой «Анонимкой» красовалась одна единственная подпись — естественно, её собственная… А кроме того, там были совершенно уж замечательные обвинения в мой адрес: «…постоянно шагает по квартире после 23.00. часов, и своими шагами нарушает закон…», «…принимает у себя дома попов в чёрных халатах с крестами и подозрительных баб, которые выступают по телевизору…». Когда я рассказывал об этом «попам в чёрных халатах» и «подозрительным бабам» с телевидения, и те и другие радовались необычайно… Ну, а с участковым, после десятиминутного разговора, вопрос был решён достаточно просто: согласно действовавшему в начале 90-х законодательству, никакие анонимки — даже и подписанные «нижеподписавшимися жильцами дома…», даже снабжённые в своих заглавиях восклицательными знаками — к рассмотрению не принимались. А на нет — и суда нет! Пишите, дорогая Валентина Сергеевна, пишите — может быть, и новую «Войну и Мир» напишете…

Однако, шутки-шутками, но ежевечерний стук по батарее нас к тому времени стал доставать уже не на шутку. Мы с мамой вдвоём делали ремонт в квартире, клеили обои, клали плитку и линолеум, и всё это — после нелёгкого трудового дня, вообще-то. Несколько раз я, с великой злости, брал в руки молоток — и устраивал старой идиотке ответный перезвон — но вскоре понял, что добьюсь этим, разве что, только того, что сломаю свои же трубы и батареи. И здесь на моём горизонте возник мой приятель Антон Тихонов…

У них был концерт. Они — легендарная иркутская рок-команда «Принцип Неопределённости» — выступали в педагогическом институте. И у них случилась небольшая проблема. После окончания концерта вдруг выяснилось, что человек, который должен был забрать их аппаратуру из педа и увезти все их колонки, и шнуры, и микрофоны, и ударную установку, и прочее в их репетиционный подвал, куда-то исчез — вместе со своим грузовиком. А администрация пединститута в лице завхоза и охранников требует, чтобы они после концерта убрали всё своё хозяйство — а то, мало ли что — а нести ответственность за чужое концертное оборудование охрана не желает. Вот Антон и прибежал ко мне — благо, я живу здесь в двух шагах — с просьбой приютить их колонки и прочее хозяйство на день-другой, пока они его не вывезут. Я не против?…

И в это время РАЗДАЛСЯ СТУК ПО БАТАРЕЯМ. И здесь уже не я, а моя мама, присутствовавшая при разговоре, вдруг говорит:

- Ну что ты, Антон? Конечно же, несите к нам свои колонки — они нам ничуть не помешают! Кстати, когда принесёте, то у меня будет к тебе одна небольшая просьба: ты ведь сейчас слышал, как наша соседка снизу стучала?…

…Когда колонки и прочий рокерский концертный бутор были внесены в квартиру, на кухне состоялся военный совет, в котором принимали участие Тихонов, «принциповский» солист Вадик Мазитов, моя мама и я. На повестке дня (вернее, уже ночи) стоял вопрос организации небольшого рок-концерта по заявкам некоей слушательницы — только мы долгое время не могли определиться с репертуаром. А когда, наконец, определились, то принялись перемещать колонки по комнатам и собирать из них стереосистему, которую подключили к моему кассетному магнитофону — а затем, отметив и состоявшийся концерт «Принципов», и опрокинув на посошок за нашу сообразительность, выставили музыкантов — и решили ждать завтрашнего вечера.

В начале девяностых особой популярностью, среди прочих, пользовалась словенская группа «Laibach» (если найду ролик, то непременно размещу его в конце этого поста)… И вот, на следующий вечер, с последним ударом соседки молотком по батареям из шести огромных концертных колонок, разложенных по всей квартире строго динамиками вниз, на её дурную голову полились волшебные звуки. Это было нечто! В течении трёх или четырёх минут, пока звучали лайбаховские аккорды, мы ощущали себя так, как будто стоим на палубе корабля — деревянные перекрытия в квартире синхронно вибрировали, словно палуба во время средней качки. И на следующий вечер, едва Валентина Сергеевна дала о себе знать, все мы — и, в первую очередь, она — услышали мощные лайбаховские аккорды. И на третий вечер — тоже…