Александр Иванов - Плоды вдохновения Страница 4

Баллада о левом полузащитнике

(Евгений Евтушенко)

Устав от болтовнии безыдейности,заняться я хочуполезной деятельностью,в работу окунувшийсяпо щиколотку,я в левые идуполузащитники.Что б ни болталишкурники и лодыри,в команде нашейстал я первым номером!Я получаю мяч. Бегу.Мне некогда,тем более что пасовать мне некому,а если бы и было –на-кась, выкуси! –я сам хочуфинты красиво выполнить.И вот ужезащита проворонила,и я уже возник перед воротами,вопят трибуны –мальчики и девочки, –и мне вратарьглазами знаки делает…Я бью с размахув правый верхний угол,бросок! Вратарьлетит на землю пугалом,но где уж там…Удар неотразимый,как материт менявратарь-разиня!Я оглушенкоманды нашей криками,и тренеркак-то очень странно кривится,и голос информаторапротивный:«Счет 0:1».Ликует… наш противник.И по трибунамходят волны ропота,ах, черт возьми,я бил в свои ворота!И сам себея повторяю шепотом:«А что потом,а что потом,а что потом?..»

Баллада об убиенном козле

(Фазиль Искандер)

Когда-то давно по горам я шел,я шел по горам пешком.И встретился мне на пути козел,с которым я не был знаком.

Я до сих пор не могу понять,как он туда залез…Стояли друг против друга мы.Козел с рогами, я – без.

Узка тропинка, внизу обрыв,дна пропасти не видать.Стояли мы часа полтора,мы долго могли стоять.

Но я торопился, в Москву спешил,как полуабрек, был зол.– Уйди, – сказал я, – с дороги прочь!Уйди с дороги, козел!

Пока не поздно, уйди, покане вижу в тебе врага… –Но он (шайтан!) промолчал в ответи лишь наклонил рога.

– Ах так! – сказал я. – Козлиный хвост!Стало быть, не уйдешь?!Тогда уничтожу тебя я так,как уничтожают вошь!

Пускай поможет тебе аллах(не знаю козьих богов!). –И я с разбегу ударил лбомпромеж козлиных рогов.

Вот так я закончил дело, вот такя смог наконец пройти.А бренного тела его до сих порнигде не могут найти.

Я и теперь помянуть готов(мир праху его!) козла,Если виновен, пусть Козлотуррассудит наши дела.

Да здравствует дружба! Сегодня мыза это сидим и пьем.Но если тропа как кинжал узка,так что ж не ударить лбом?

Случай в Коп-Чик-Орде

(Сергей Марков)

Жирный лама Жамьян-жамцо,

Погрязший в смертном грехе,

Всем говорил, что видел в лицо

Богиню Дара-ехэ.

И в Эликманаре и в Узнези,

В ущельях горных – везде

Я слышал хвалы тебе, Ээзи,

Живущему в бурной воде.

Пахла ночь, как голландский сыр,Когда, прожевав урюк,Ушел искать красавец Тыр-ПырКрасавицу Тюк-Матюк.

Сто лет искал он ее везде,На небе и под водой.Нашел он ее в Коп-Чик-Орде,Что рядом с Кишмиш-ордой.

Она вскричала: «Бэбэ, мэмэ!Полундра! Мизер! Буза!»Хотя он не понял ни бе ни ме,Сверкнули его глаза.

Призвал к себе их абориген,Владыка Туды-Сюды.И жирный лама Глотай-ПургенСказал им: «Аллаверды!»

Еще сказал он: «Пардон, батыр,Битте-дритте Утюг!»И пала в объятья красавцу Тыр-ПырКрасавица Тюк-Матюк.

Хлеб, любовь и Азия

(Гарольд Регистан)

На полевом далеком стане(Не уточняю, что за стан)Однажды в труженицу МанюВлюбился труженик Степан.

Она сама к нему тянулась,Шептал он что-то, к ней припав…И это дело затянулосьНа много полновесных глав.

И вдруг он встал.– Послушай, Манька!Послушай, звездочка моя,Прости, любимая, но встань-ка,Гляди, о чем подумал я.

Я за тебя отдам хоть царство,С тобою быть всегда готов,Но знаешь, сколько государствуМы можем недосдать пудов?!

Она вскочила.– Невозможно!Пошли! Того гляди, гроза…И разом вспыхнули тревожноИх изумрудные глаза.

О как они в труде горели!На них залюбовался стан.Они умаялись, вспотели,Но перевыполнили план!

Не сорвались хлебопоставки…Над степью плыл густой туман.И снова на широкой лавкеМарусю обнимал Степан.

И вновь она к нему тянулась,Шептал он что-то, к ней припав.И это снова затянулосьНа много полновесных глав.

Больше не хочу!

(Екатерина Шевелева)

Я была в Женеве, Бонне, Ницце,До чего же скучно за границей!

Целый год томилась я в Париже,Мне Перхушково духовно ближе.

На Монмартр ходила, не робела,Но, придя, о Зюзине скорбела.

Я мартель и арманьяк пивала,Но о «Трех семерках» тосковала.

Проезжая Вену в «мерседесе»,Мне хотелось на трамвай в Одессе,

А в отелях Дели и МадрасаНе нашлось московского матраца…

В Филадельфии дрожали губы:«Надоело. Поскорее в Мгу бы!»

В Токио мне ночью снилась Шуя…Крест поездок на себе ношу я.

Боже мой, к кому бы обратиться,Чтоб не ездить больше за границу!

Ремесло

(Яков Белинский)

Легко сапожнику: сработал сапоги –

пощупай хром! И каждому из тыщи

понятно, что хорош… О бедные стихи,

у вас – ни каблуков, ни голенища.

Поэтам нелегко.Мастеровым перадо подлинного далеко искусства;то смысл насквозь течет,а то в строфе дыра,спадает форма,жмет безбожно чувство.

А то еще, глядишь,стихов не тот размерглухое вызывает раздраженье.Сапожники – вот кто классический примертрудящихся, достойных уваженья!

В поэзии – для нихдоступным быть хочу.На разговоры лишних слов не трачу,в руках сапожный нож,то бишь перо, верчу,подметки строфгвоздями рифм собачу.

Спины не разогну,как белый раб, тружусь,искусство – ремесло, учти, художник.Вот почему всегдая так собой горжусь,когда мне говорят, что я – сапожник!

Мы чаврим

(Михаил Беляев)

Обнажилась девушка в лесу…

Хочется остановиться,

Но стоять не хочется.

И зачаврит она,

Как в дождях колосок.

Я в смятенье,Головой трясу.Снял очки, глаза протер рукою.Обнажилась девушка в лесу.В первый разУвидел я такое!

Надо бы уйти,Но не могу.Посидеть решил – так не сидится!Лег на траву –Отлежал ногу,Встал, но тоже плохо – не стоится.

Крикнул: «Эй!» –И вижу – вот те на! –У нее глаза на мокром месте…Я зачаврил,Чаврит и она,Лучше, если мы зачаврим вместе.

Бутылка

(Валентин Берестов)

Среди развалин, в глине и в пыли

Улыбку археологи нашли…

Молчок. Щелчок. И – праздник позади…

Среди развалин, в глине и в пылиБутылку археологи нашли.

Кто знает, сколько ей веков иль дней.«Московская» написано на ней.

«Особая» добавлена внизу.Я улыбнулся и смахнул слезу.

Взошла луна, и долго при лунеНаходку созерцал я в тишине.

…Пещера. Питекантропа рука.Пол-литра. Птеродактиль табака.

Сгрудились питекантропы. У нихГлаз-ватерпас – чтоб ровно на троих!

Иначе в глаз – и впредь не подходи.Кусок. Глоток. И – эра позади.

Феерическая фантазия

(Петр Вегин)

Но во Флоренции

фонари – словно реплика в споре фокусника

и философа.

Флоренция. Фонарь. Фортуна. Фанты.

Фи! Фонтан фразна фронтоне филиала Флоренциикак фото франта Фомы во фраке философа,как фальцет форели,фетр в футляре флейты,фунт фольги, филателия фарфора.Фехтование ферзем,как филе из филина с фруктамидля фарисея, фараона, феодалаи фанфарона Франца-Иосифа.Флора. Фауна. Фортуна. Фонари.Фигли-мигли. Фокус-покус. Формализм.Фисгармония фатальных Фермопил.Факты. Фанты. Фрукты. Федор Фоломин.Фиакр фанаберии фосфоресцирует фиестойв сфере флюидов фисгармонической феериина фуникулере фестиваля фиалок.Флюс Люцифера, фимиам Бонифация, фиги Нафанаила –фарс марафона, нафталин на патефоне,сифон фаворита из Карфагена…Фату фата –фифти-фифти фунт фикциифантазирующему под Франца Кафку в февралена файф-о-клокена пуфе с туфлей Франчески.Но вотиз сфер фальцетом Фантомас:– О, Фегин, фы фелик! Я поздрафляю фас!Но я за фас трефожусь – фдругАндрюфа Фознесенский фыркнет: «Фу-ух!..»

Философия в штанах