Льюис Кэрролл - Льюис Кэрролл: Досуги математические и не только (ЛП) Страница 8

                               16 марта 1853 г. [48]

В Сочельник юноша одинПил утром близ Таможни джин,Потом пошёл гулять на рейд —Зовётся он «Марин Перейд»(Где, то есть, место морякам,Что «ходят маршем по волнам»,Но где лишь окунётся тот,Кто сухопутно жизнь ведёт);Потом он повернул назад,Прошёл бульвары все подряд,Прошёл по улиц тесноте,Где, кажется, дома — и те,Несильный сделают рывок,И сдвинутся порог в порог;Взобрался лестницей крутой,Что воспарила над землёй —На ней упарился бы всяк,Богатый будь или бедняк.Жильцы дивились: граф не граф —Холодный вид, спесивый нравИ, обстановке вопреки,Глядится очень щегольски.Имел он тросточку, букет,Был напомажен, разодет —Трудился не из пустяка:Любил!.. Кухарку с чердака.На пляж он забредал, забыв,Что ноги вымочит прилив;Там пел он, стоя на песке —Он выход тем давал тоске! [49]

«Унесла её „Хильда“       Из Уитби куда-то;Её звали Матильда,       Я любил её свято.Я спросил билетёра       (Ох, казнюсь я за это):„Отправляется скоро?“ —       „Не уйдёт до рассвета“.

Ей сказал „этот Недди“       (Так звала меня в шутку):„Скоро, милая, едем,       Подожди лишь минутку“.Я совсем был готовый,       Забежал только в лавку,Чтоб на галстук свой новый       Подобрать и булавку.

Героиня кастрюли!       Украшенье салату!И тебя умыкнули,       И багажную плату.Ей какие заботы?       Уносимые „Хильдой“Кошелёк и банкноты       Я утратил с Матильдой!»

Булавку парень отстегнул,Протёр её, потом продулИ опустился на песок,Чтоб от забот вздремнуть часок. [50]

Эта песня не из тех,Что сулят певцу успех,Но печалью этих строкМы затронем чувства всех,Ибо горести такойАрабеллы молодойПосочувствуют сердцаИ камней на мостовой.

Саймон Смит высок и строен —Он любви её достоин;Только с нею Саймон СмитЧто чужой — всё «мисс» да «мисс»,Арабеллой не зовёт,Как к нему ни повернись.«Милый Саймон!» — позвала;Он — ни с места, как скала;Говорит сестрица Сьюзан на такие ей дела:«Сразу видно, что влюблён! Поручусь за это!Ты послушайся, сестра, моего совета:Письмецо ему черкнуть было бы не худо —Мол, спасибо, я жива и прошла простуда;Скажи, что у кожевни с надеждой будешь ждать,Коль нынче ровно в девять он захочет убежатьВместе с верной Арабеллой».

Написала письмо,               приложила печать,                               разоделась в нарядный она туалет —Ожерелья и броши,               браслеты, часы,                               драгоценные перстни — чего только нет:Мужчины слабы и легко впечатлимы,               с ними о внешности думай сперва.

И ждала бедняжка СмитаУ фабричной проходной;Намекал уже сердитоЕй разносчик: «Пшла домой!»ВскоростиПолностьюПродрогла она,Дрожала словно мышка;Кожевница однаЕй подала пальтишко.Простуда разыгралась вновь,Но шепчет Арабелла: «Приди ко мне, мой Саймон, и так я долго жду.Сомненья прочь!Глухая ночь —Но он спешит во тьме,Хотя истёкДавненько срок,Указанный в письме.Мой Саймон! Мой Саймон! Милашка Смит! Милашка Смит!Ах Саймон Смит, мой сладкий Смит!»

Но на ратуше бьют,               и на станции бьют,                               и во всём городке бьют уж полночь часы.

«Ах, Саймон! Недалёк рассвет;Сидеть и ждать тут смысла нет,Но поступлю наоборот:С надеждой жду я твой приходХотя бы на рассвете, хотя бы на рассвете.Фаэтон голубойНаймём мы с тобойИ помчимся в Гретну Грин.Когда со мной мой Саймон Смит...О, как пошло, вульгарно имя звучит!Вот ведь где незадача — это ж надо иметь такое имя; впрочем, когда мы поженимся, будет же он любить меня настолько, что снизойдёт к моей просьбе,Сменит имя на „Клэр“...»

Так она сама с собойРассуждала той поройВ надежде, что её он здесь отыщет.«Где ты, где, моя отрада!Симми, ты ли?» Вот досада —Стал какой-то. Не со злом ли рыщет?«Я немало удивлён, видя, чтоОдни вы тут —Того и ждутГрабители ночные.Часы и брошь —Пожива всё ж(Надеюсь — золотые?):Отдайте мне.Не бойтесь, неКривите рот.Скажу вперёд:Давно полицейский с участка ушёл.На кухне своей...»

«О, проклятый разбойник! Отъявленный вор!» —И так далее: гнев, возмущенье, укор.«Когда я впервые подала Смиту руку, я и думать не могла, что он так подло со мной обойдётся.Полиция здесь найдётся?О, Саймон, Саймон! Как ты можешь так поступать со своей любимой!»

Такой между ними шёл разговор, и повар там был, и смотрители, как их называют, присутственных мест.

И без умолку гневные вопли, как в театре ином репетиция: «Ну куда, чёрт возьми, запропала вся дурная, ленивая, подлая, эта новая наша полиция?» [51]

Кобылка — блеск! Ни ест, ни пьёт:       Ведь не охотник я,Скакать верхом, чтоб гадкий пот       Струился в три ручья —Она мне служит круглый год       Сушилкой для белья.

А вот седло. — «Но где тогда       И стремя, ногу класть?» —Да нет; похоже, сэр Балда       Мою не понял страсть.— Седло барашка, господа;       Такой скотинки часть.

И напоследок удила. —       «Но что вам проку в них?» —О нет, их роль не так мала,       Ведь я, признаться, лих:Куда бы мысль ни завела,       А рифма сдержит стих.

Первый голос [52]

Он песню радостную пел,Был весел смех его и смел,А с моря ветер прилетел;

Лихим наскоком молодца,Коснувшись дерзко и лица,Он шляпу с головы певца

Смахнул, — и вот она у стопКакой-то девы, что как столпСперва стояла, хмуря лоб,

А после длинный зонт рывкомВоздела и вперёд штырькомВонзила в тулью прямиком.

Поддев, в его направив бок,Полей порвала ободок,А взгляд был холоден и строг.

Он как в угаре подбежал,Но грубых слов поток сдержал,Промолвил только, дескать, жаль

Хорошей шляпы — не секрет,Как дорог нынче сей предмет;А он на званый шёл обед.

«Обед! — (Был кислым девы тон.) —Не просто ль к праху на поклон,Что на тарелках разложён?»

Со смыслом, как ни посмотри,Словцо, хоть заключай пари;И обожгло его внутри.

Сказал: «Иду же не в сарай!Иду... питаться, так и знай.Обед обедом, чаем чай».

«Ах так? Чего же ты умолк?Иль не возьмёшь ты, видно, в толк:Баран бараном, волком волк!»

Его ответ — лишь стон немой,И мысль: «Ступай и дальше пой!»А следом мысль: «На месте стой!»

«Обед! — (Был гневен девы глас.) —Вино глотать, — шипящий газ, —Себя являя без прикрас!

Твой чистый дух с которых порСнисходит к скопищу обжор,Жующих сор, несущих вздор?

Ты любишь слойку и пирог?Но и без них (пойми намёк)Воспитанным ты быть бы мог».

Но возразил он слабо здесь:«И кто воспитан, хочет есть;Питание на то и есть!»

И вновь она словами бьёт:«Увы, встречается народ,Не чувствующий фальшь острот!

И каждый этот негодяйОт общих благ имеет пай —Ему и хлеб, и воздух дай!

И человечий облик имМы нашим разумом дарим,Как шимпанзе или иным...»

«Ну, это к вам не пойдёт:Ведь всем известно, — молвил тот: —Присутствующие — не в счёт».

Она издала волчий рык;С опаской он на грозный ликВзглянул — там знак мелькнул на миг,

Что видит дева свой разгром,Хотя не признаётся в том,Лишь мечет молнии и гром.

Не речь его, но говор водОна, казалось, признаёт.«Кто дал — не одному даёт».

В ответ — ни за, ни впоперёк —Промямлил: «Дар развить бы в срок», —Но сам тех слов понять не смог.

Она же снова: «Если б так!Сердца бы все стучали в такт,Но мир широк — прискорбный факт!»

Сказал он: «С Мыслью мир един.Так Море — шири и глубинЛишь Образ видимый один».

Её ответа мрачный валСвинцом, лишь это он сказал,На голову страдальца пал.

«Высоких тем за болтовнёйБеспутный не узрит герой,Что тешится словес игрой.

Кто любит „Таймс“, сигарный дым,Кто завсегдатай пантомим —Способен к пакостям любым!»

Ему б ответить в тот же миг,А он пристыженно поник:«Почище, чем играть в безик!»

Прочёл в её глазах вопрос,Хотел ответить её всерьёз,Но ничего не произнёс.

Сестрой витражного окнаЕго щека, что её видна:Зальёт румянцем — вновь бледна…

Смягчила жёсткости налёт,Когда сказала в свой черёд:«Меньшого больший превзойдёт».

«Настолько этот факт весом, —Промолвил он, — и нов притом,Что даже нужды нету в нём».

И поднялась в ней страсть волной.Встряхнула злобно головой:«Нет, есть — для случая с тобой».

Но, видя, как дрожит беднякИ к жалости взывает как,Смягчила вновь и тон, и зрак.

«За Мыслью обратись к мозгам:Её доставит Разум нам,Идеи укрывая там.

Кто ищет истины исток,Зрит вглубь, поймёт: Идей потокИз Образов и проистёк.

Предмет учёнейших заботТа цепь и круг чудесный тот:Ведь Мысль нам Образы даёт».

Они пошли; был ровен шаг,Но видеть мог, вглядевшись, всякЕго лицо объявший мрак [53].

Второй голос