Борис Егоров - Сюрприз в рыжем портфеле (сборник) Страница 17

Чтобы облегчить страдания писателей, я предлагал стандартное начало: «Дело было так». И дальше рассказывай, как оно было. Конкретно. По существу.

Но некоторые критики встретили моё предложение в штыки. Заявляли, что я культивирую упрощенчество, проповедую примитивизм.

Повесть, запальчиво утверждали они, должна начинаться с эффектной, динамической сцены, которая с ходу «заворачивала» бы сюжет.

Воспользуюсь их советом и на этот раз начну так:

«Ромашкин спрыгнул с подножки пассажирского экспресса «Восток — Запад» и, едва очутившись на платформе, воскликнул:

— К нам едет комиссия!

Буквально через час эта весть стала известна во. всем городке Однотрубном и заставила многих людей схватиться за голову. А схватившись, они натворили такого…»

Но что это за городок — Однотрубный? Как в нём оказался Костя Ромашкин? Откуда пришёл экспресс? Почему отдельные граждане Однотрубного пребывали в состоянии тревоги и о какой комиссии идёт речь?

Хотите узнать об этом? Тогда слушайте мой рассказ.

Дело было так…

1. Чем знаменит городок Однотрубный. Успокоительное облачко

Жизнь Аппендиксова тупика

Городок Однотрубный оправдывал своё название. В нём была только одна труба. Она поднималась над пекарней.

К промышленному сектору ещё принадлежал и дне мастерские. В одной шили пиджаки и брюки, в другой чинили замки и кастрюли.

Город примыкал к железнодорожной станции. На станции была касса и столовая. В столовой пахло паровозным шлаком и пережаренными котлетами.

Так, может быть, и дальше жил бы этот далёкий город, так и дымил бы безмятежно одной трубой, если бы неподалёку от пего не началась большая стройка.

Старую, слежавшуюся пыль подняли в воздух колёса самосвалов. По улицам и переулкам засновали юркие вездеходы— «козлики».

На домах появились лаконичные фанерные вывески, смысла которых старожилы понять не могли: ПАХ, ЛТК, АТУ, СМУ, МУ, ЭУ, АУ.

В городке возник квартирный кризис.

Вот сюда и приехали молодожёны Костя Ромашкин и Люся-Мила.

— Да, это, конечно, не Лесогорск, — заключил Костя. — Тут Солнечной стороны ещё нет. Но и УКСУСа, кажется, нет тоже. Ты скучаешь по УКСУСу?

— Конечно, — с плохо наигранным сожалением ответила Люся-Мила. — Жить без Груздева, без Гречишниковой, без Нолика…

— …и без юбилеев, конечно, тяжело. Но ты это перенесёшь и, надеюсь, не будешь пилить меня, что я затащил тебя сюда?

— Всё впереди. Без конфликта жизнь неинтересна.

— Ах вот как! Между прочим, в Америке продаётся прибор для ликвидации семейных сцен. Этакая колба и пульверизатор. Как чуть что: пшш, пшш… В воздухе образуется успокоительное облачко — и порядок. Мир и тишина.

— Боюсь, что здесь таких пульверизаторов в продаже нет, — скептически улыбнувшись, сказала Люся-Мила,

Молодожёны поселились в одноэтажном деревянном домике в тупике, на окраине. Имени тупик не имел. Ромашкин назвал его Аппендиксовым.

Кроме Ромашкиных у хозяйки дома — вдовы Актинии — был ещё один жилец: странный парень по фамилии Орликов. Он исчезал из дому с самого раннего утра и появлялся поздно вечером. Проходил в свой закуток или одиноко гремел на кухне чайником. Как выяснилось позже, в полночные часы Орликов занимался рисованием и писал дневник.

Актиния была женщиной суетливой и юркой.

Соседи дали ей кличку «Вертолёт». Жила она с дочерью — двадцатилетней русокосой Настей, которая торговала на станции домашними пирожками.

— Жизнью довольны? — поинтересовался Костя у Актинии.

— Довольны, довольны, — быстро отвечала она.

— И всё есть? Всего хватает?

— Нам хватает.

— Но у вас дочка не работает…

— Что ж, что не работает… Девушка. Пусть погуляет. Нам много не надо. Дровишек Типчак подвезёт.

— А откуда дровишки?

— Со склада. Он шофёр. Только не простой, а начальник. Вроде бригадира. Едет куда-нибудь, ну и завернёт… То ко мне, то к Петровичу, напротив. Ему жаль, что ли, сбросить, коли при дровах?

— А Петрович где работает?

— На холодильнике. Хороший человек — всегда выручит, поможет…

— Так вы и помогаете друг другу?

— Так и помогаем… И друг у друга не в долгу. Вы ещё молодой, не знаете, каково оно, житьё-то. А сюда приехали сами или вас послали?

— Сами, Актиния Никаноровна, сами.

Актиния понятливо кивнула:

— Ясное дело. Значит, за рублём.

— Зачем нам деньги? — простецки отвечал Костя. — Мы и так богаты.

— Где же оно, ваше богатство? — полюбопытствовала Актиния.

Ромашкин показал рукой в сторону чемодана, к которому была привязана гитара, и скромно повторил фразу Актинии:

— Нам много не надо.

2. Встреча в бане, на огороде

Человек, пьющий только по праздникам

Где находится Индия?

Ромашкин даёт интервью

Начальник отдела кадров строительства Однотрубненского рудника Юрий Иванович Тюриков помещался на огороде, в бывшей бане. Обосновался он здесь прочно: дверь обил клеёнкой, окошко закрыл решёткой. У входа в баню стоял внушительный сейф; в дверь он не пролезал.

Когда Костя и Люся Мила перешагнули порог отдела кадров, они увидели немолодого человека с желтоватым квадратным лицом.

— Садитесь, — сказал Тюриков, не глядя в их сторону. — И подождите. Я вот тут беседую.

Начальник отдела беседовал с мужчиной, одетым по по-летнему тепло — в ватную телогрейку.

— Когда же, Петрович, наконец вы сдадите нам свою карточку?

— Никак в фотографию не соберусь: встану утром, погляжусь в зеркало — физиономия несоответствующая.

— Пить надо меньше. Почему вы так часто пьёте? Пили хотя бы но праздникам.

— А я только по праздникам, — скромно пояснил Петрович. — Ну, январь, например: Новый год, старый Новый год, татьянин день, четыре выходных, две получки. В феврале — День Советской Армии, «Проводы русской зимы» — целая неделя. А тут уж и Восьмое марта близко, потом майские дни.

— Так оно и идёт?

— Так и идёт. Дальше День печати, радио, Победы, День защиты детей, праздник пограничника, металлурга, физкультурника, строителя, железнодорожника, шахтёра, артиллериста, танкиста, авиационный день, николин, петров, ильин, спас, покров, Вера — Надежда Любовь — София и, обратно, две получки и четыре воскресенья.

— Значит, что же, я так и не получу вашей карточки?

— А можпо, я, старенькую принесу?

— Вы, Петрович, дурака не валяйте. Мы вас держим как старого, опытного работника. Но и у нас, понимаете, терпение тоже есть.

Когда Петрович ушёл, Ромашкин спросил Тюрикова:

— А где этот товарищ работает?

— На холодильнике. Но вот выпить любит, имеет слабость. А дело знает крепко. По всем видам отчётности холодильник на высоте… И вообще холодильник у нас передовой. Техника какая! Полупроводники, электроника! Взяли обязательство — замораживать в счёт восьмидесятого года! — сообщил Тюриков. — Ну, теперь давайте с вами… По оргнабору или с путёвкой?

— С путёвкой.

— Ясно. Куда приехали — знаете. Строим рудник, руду будем добывать в карьерах, открытым способом. Очень мощное создаём хозяйство. В день даст столько руды, сколько Тралия, Валия, Трындия и Брындия, вместе взятые! Если собрать всю землю, которую мы вывезли в отвалы, получится пирамида этого — как его? — Хеопеса.

— Хеопса, — поправил Ромашкин. Но Тюриков реплику пропустил мимо ушей и продолжал:

— Рядом с рудником — горно-обогатительная фабрика. Начальник строительства… то есть директор товарищ Росомахин, заместитель по быту товарищ Чаевых, выше подчиняемся непосредственно товарищу Кристальному, моя фамилия — Тюриков, Юрий Иванович. Вопросов нет? Дайте путёвочку, фотокарточку, дипломник. Так, так, Ромашкин, значит? Будете в техническом отделе. Есть оттуда заявочка. А вы, следовательно, Ромашкина? Образование какое?

— Среднее. В этом году готовлюсь поступить в Лесогорский заочный институт…

— Трудовую книжечку! Так. Будете машинисткой у товарища Росомахина. Работу представляете? Документы наверх — на мелованной бумаге через два интервала без единой ошибочки, скалывать скрепкой, под скрепку — аккуратненькую розовую подкладку. Документы для управления — на газетном срыве, полтора интервала, скрепка без подкладки. Документы вниз — на папиросной бумаге, один интервал, скрепляются клеем. Частные бумаги не печатать. Халтуры не брать. Лишние экземпляры не закладывать. Машинку после работы — под колпак и на ключ: материально ответственны.

Тюриков так щедро нашпиговал Люсю-Милу инструкциями, что, когда она выходила от него, её слегка покачивало и она едва не стукнулась о сейф.

А в общем ничего плохого не произошло. Товарищ Тюриков, видимо, давно работал на кадрах и поэтому вёл себя, как священник, в тысячный раз отправлявший надоевшую ему требу. А отправлять надо: полагается.