Григорий Седов - День сурка. Рассказы Страница 3

– Бу – бубу. Бу – бубу. Поезд бу-бу отправляется! – гнусавит снаружи громкоговоритель. Представляю сцены, как опаздывающие догоняют поезд, а потом внезапно заканчивается платформа. Спина холодеет. Сыплю мелочь аккордеонисту в шапку и спешу дальше. Наконец нахожу нужный путь. Спускаюсь с лестницы в несколько тысяч ступенек, начинаю лихорадочно осматриваться по сторонам. Ко мне подходит полицейский патруль.

– Ваши документы?

– Да я на поезде уезжаю…

– Какой вагон?

– 13-й.

– Идите туда! – они показывают рукой куда-то вдаль.

Иду вдоль поезда. Оказывается, он очень длинный. Спустя полчаса дохожу до своего вагона. У входа стоит девушка в форме.

– Вы отъезжающий или провожающий?

Вспоминаю свой статус.

– Отъезжающий.

– Документы!

Протягиваю паспорт и распечатанный билет.

– Проходите!

Протискиваюсь в узкий коридор. Справа – странный прибор, похожий на большой самовар с краником. Нахожу своё купе, открываю скользящую вбок дверь. Внутри довольно уютно, всего два дивана. Оказывается, это вагон СВ. Представляю, что моя попутчица едет на конкурс красоты…

Усаживаюсь к окну, достаю бутылочку виски.

– Нарушаем? – на пороге купе стоит полицейский с дубинкой.

– Да я… это… так… – неуверенно оправдываюсь я.

– Дверь только закройте, – улыбается страж порядка.

Закрываю дверь. Поезд содрогается всем телом, за окном начинают плыть столбы. Раздаётся стук в дверь (Попутчица?)

– Так, кто у нас тут? – на пороге проводница. – Чай, кофе, доширак будем?

– Несите всё! – пытаюсь задобрить строгую служительницу путей сообщения.

Пробую разложить свой диван, нажимаю все кнопки подряд.

– Что вы трезвоните? – на пороге проводница с кофе.

Оказывается, я нажал кнопку вызова проводника. Иду в туалет. Ну, хоть здесь все сделали как в самолёте!

Возвращаюсь в купе, расстилаю свежее белье, ложусь. Не могу заснуть! Сначала поезд несётся как сумасшедший со скоростью 180 километров в час, на поворотах вагон ощутимо наклоняется. В голове проносятся картинки из фильма-катастрофы. Потом поезд останавливается совсем. Как только я собираюсь выйти покурить – поезд трогается.

– Когда можно покурить? – спрашиваю проводницу.

– Расписание на стене, – отвечает она.

Пытаюсь понять что-то в расписании. Время везде указано московское. Отнимаю от камчатского, умножаю на местное, в итоге машу рукой и снова иду к проводнице.

– Через 15 минут будет станция, я вам скажу, – сдается она.

Поезд останавливается, выхожу покурить. На ночном перроне никого. Проводница с сожалением разглядывает меня.

Чтобы немного смягчить ситуацию говорю:

– Я с Камчатки.

– И что? – проводница вопросительно смотрит на меня.

– У нас там поездов нет!

Самолёт

Время от времени мне приходится куда-то лететь. Для этого сначала необходимо приобрести билет на самолёт.

Захожу в интернет. Вижу предложения в Доминикану за 30 тысяч рублей, в Эквадор – за 35 и Чили за 40. Хабаровск стоит 50 тысяч… Может, Хабаровск дальше, чем Пунта-Кана?

Потом еду на рынок. Долго пробую икру у разных продавщиц, пока вкус не перемешивается во рту, и я уже не понимаю какая вкусная, а какая нет. Покупаю первую попавшуюся.

Приезжаю в аэропорт. Часто только в аэропорту выясняется, что дома забыты важные вещи, например, паспорт. Приходится возвращаться.

Потом я прохожу досмотр. В этот раз меня досматривают особенно тщательно. Но я не против – досмотр проводит высокая, с шикарной фигурой блондинка в форме и с каким—то прибором в руках.

На регистрации я прошу широкое место у аварийного выхода впереди салона (где-то я читал, что там безопаснее). Оказывается, что таких мест уже нет, потому что все нормальные люди регистрируются заранее в интернете.

В кафе аэровокзала из благородных напитков продают только пиво. Беру чай.

Спустя небольшой промежуток времени всех пассажиров грузят в специальный автобус. В его салоне летом жарче, чем на улице, а зимой – холоднее.

Поднимаюсь по трапу, здороваюсь со стюардессой. Она приветливо улыбается мне, но когда видит, что я прохожу бизнес-класс и иду в общий салон, перестаёт улыбаться.

Первое впечатление от самолёта, что он летал в Экваториальной Гвинее лет 50 на внутренних рейсах. Телевизоров и телефонов в спинках кресел нет.

Смотрю на корешок – мне досталось место в самом хвосте посередине ряда. Первым, естественно, садится пассажир у прохода. Потом ему приходится встать, чтобы пропустить следующего. Потом им вместе приходится пропустить пассажира у иллюминатора, который обычно приходит последним. Как только я сажусь, мне на голову падает чья-то сумка. Осматриваюсь: сзади – представители тёплых республик (живо обсуждающие всё происходящее на своём языке), на ряду передо мной – младенец (который будет пронзительно кричать весь полёт), справа от меня у прохода – бабушка, слева – угрюмый мужик в два раза больше меня (читает газету). После усаживания впереди сидящий человек максимально опускает своё кресло и засыпает. Я сижу в одном положении и не могу пошевелиться.

Появляется стюардесса (не такая красивая, как в бизнес-классе). Она считает всех специальной считалкой и показывает манипуляции со спасательным жилетом. Кому может пригодиться спасательный жилет в Охотском море?

Через некоторое время стюардессы привозят еду. Они всегда задают культовый вопрос: «Курица или рыба?» (А если я не угадаю?)

Один раз я взял рыбу, думая, что она красная, оказалось, что это минтай. В другой раз я взял курицу, думая, что на гарнир будет картошка, но там оказалась гречка.

Потом включается радио, командир корабля говорит на непонятном иностранном языке. В институте я учил английский язык. Это точно не он. Командир сообщает кому-то (может быть, соседям сзади?) важную информацию о высоте, скорости полёта, где мы и куда летим.

Вскоре самолёт начинает снижение. Все щёлкают застёжками на ремнях. Появляется стюардесса со считалкой. Младенец кричит. Один друг рассказал мне, что во время посадки вдруг запищал какой-то датчик, по ногам потянуло холодом, и выскочили кислородные маски. Самолёт при этом стал резко снижаться чуть ли не до верхушек сопок. Все молчали. Он схватил одну маску, у неё порвалась резинка, схватил другую – она оторвалась с корнем. Бабушка, сидевшая на одном ряду с ним у иллюминатора, спокойно надела свою маску и дышала в неё. Вероятно, это последнее, что увидел бы мой друг, если бы вскоре не стало можно дышать без маски…

Наконец, самолёт благополучно приземляется, и все пассажиры спешат на выход, чтобы получить икру и рыбу.

Скоро следующее свидание с самолётом на пути домой.

Кабинетная работа

– Какие первые впечатления? – спрашивает меня Иван Петрович.

Я сижу в кабинете начальника, он интересуется опытом, полученным мной после первого дня службы в ФСБ.

– Всё хорошо, Иван Петрович, – отвечаю я.

– Но я же вижу, что тебя что-то смущает. Ты говори, говори, не стесняйся! – настаивает начальник.

– Работа – кабинетная… – наконец говорю я после некоторых сомнений. В первый день меня засадили с карандашом за составление реестра каких-то старинных журналов.

– Ты в книжках про другое читал?

– Вроде того.

– Ясно. Свободен.

На следующее утро по внутреннему телефону меня вызывают в тир.

– Оружие твоё где? – спрашивает меня Василий Михайлович.

– Не знаю.

– Получи в дежурке! – Василий Михайлович усмехается.

Инструктор показывает приёмы стрельбы с одной руки, с двух рук, с разных дистанций, в темноте. От грохота выстрелов в замкнутом пространстве гудит голова, с непривычки болят руки.

Возвращаясь из тира, сталкиваюсь с Иваном Петровичем.

– Срочно беги в гараж, оттуда сейчас УАЗик на ту сторону пойдёт с военными. Поедешь с ними!

– Слушаюсь!

– Да, кстати, ты на подводной лодке был?

– Никак нет.

– Вот и посмотришь, – начальник хитро прищуривает глаза. Задача – выявить уязвимые места в охране объекта. Отчёт утром у меня на столе. Как понял?

– Так точно!

Утром я стою перед столом начальника. Иван Петрович читает мой рапорт.

– Неплохо, неплохо. А про грибников сам придумал?

– Сам.

– Молодец, оригинально. Ты вот что. Езжай в отдел к смежникам, они возле секретной части поляка с видеокамерой задержали, разбираются там с ним. Оцени обстановку. По возвращению – доклад.

– Понял.

В комендатуре поляк, оживлённо жестикулируя, безуспешно пытается что-то объяснить на своём языке.

– Что он рассказывает? – спрашивает дежурный офицер.

– Так я в институте английский учил, а он по-польски, товарищ капитан, – говорю я.

– Давай-давай, какая разница, соображай!

Вслушиваюсь в польскую речь, пытаюсь уловить знакомые слова.