Сергей Прокопьев - Клизмой по профессионализму (рассказы и повесть) Страница 30

И затих. Сдержал сумасшедшее желание бежать подальше от анализов. "Надо переждать, чтоб не засекли".

К самолету устремились белые халаты с носилками, люди в погонах, аэродромные работники.

- Где пассажир? - кричат.

Хотят поскорее изолировать заразу от города.

- Сзади! - отвечает пилот.

- Где "сзади"?

Димка обернулся.

- Выпал! - ужаснулся увиденному.

- Как это "выпал"? Это что мешок?

- Больной человек... Наверное, когда я над Иртышом крутил...

"Выпавший" под шумок разборок отполз в темноту, где удачно наткнулся на дорожку, которая вывела к дыре в заборе. Народную тропу для облегчения жизни натоптали аэродромные работники, дабы не делать здоровенного кругаля к проходной. Виктор нырнул в неофициальный выход...

Ровно в девять он как ни в чем не бывало сидел на директорской оперативке.

МЫШИНЫЕ ДОЙЧМАРКИ

Яша Шишкин жил в сильно северном районе, но не из тех был, кто на деревенской улице герой, чуть в город попал - тише воды, ниже любого газона. Яшу хоть в Кремль помести, хоть к американцам в Белый дом забрось - не забьется в дальний угол известку тылом обтирать. Через пять минут он как всю жизнь там обретался. Через десять - душа компании. Такой Яша экземпляр. Обожает быструю езду, чтобы спидометр дымился, хоть верхом на лошади, хоть на мотоцикле. В последнее время на машине. Возраст - сорок пять - требует соответствия. Еще Яша любит пареную калину.

Но не об этом речь.

Рост у Яши, прямо скажем, ниже скромного, зато плечи со скамейку, грудь как стол, ручищи - такими медведей душить.

Но не об этом речь.

Должность у Яши неслабая. Главный человек в районе по березам, соснам, кедрам и другой флоре. Лесничий.

Но не об этом речь.

Огород в огород с Яшей живет тетка Амалья с нерусской фамилией Штырц. Теткой Яша ее по-соседски зовет, а так бабуля семидесяти пяти годков. Объеденье, какие окорока коптит. Что уж в дрова подмешивает, когда в огороде коптильню, из железной бочки сооруженную, кочегарит? Ветчина получается исключительно знатная. По национальности тетка, как поняли догадливые, немка. Сын с семьей перебрался пятнадцать лет назад в палестины, из которых предки при Екатерине II в Россию сквозонули. В Германию. Звал мать с собой, наотрез не согласилась. Тут дочь, тут внуки, могилка мужа... Сын на исторической родине умер, а дочь Фридка в Сибири вела беспутный образ существования.

С некоторых пор тетку Амалью стал навещать внук германский Зигфрид. Заскочит на день-другой, конфет, печенья привезет, марок немецких чуток отщипнет - "купи, бабуля, что-нибудь из одежды", спросит "не продает ли кто иконы?" и опять "пока-пока".

Зигфрид - парень хваткий, в Россию не со слезой по родственникам ездил. В Германии надыбал нишу на рынке. Немцы, с их разлинованной до миллиметра страной, уважают полотна художников на темы вольных русских просторов. У кого-то ностальгия о прошлом, а кто-то, глядючи на луга и березки, о будущем России под протекторатом Германии бредит. Как бы там ни было, бюргерские стены украшают картины нашей природной действительности, с реками, полями, соснами, цветами.

В тонкостях искусства бюргеры не больно разбираются, на этом Зигфрид и организовал прибыль. Да еще на слабом денежном содержании русского рисовального населения.

Познакомился Зигфрид в Омске с восторженной любительницей живописи Людой, которая, добрая душа, вовсю бросилась помогать немецкому другу. Фроендшафт у них международный образовался. Где сама рисовала, но большей частью носила коллегам с кистью каталоги, по которым те делали нужные копии. Кто лучше, кто хуже, но для немецких "чайников" сойдет. Контингент копировальщиков постоянно менялся, так как Зигфрид вечно тянул с выдачей гонораров. Платил, надо сказать, слезы, и страсть как не обожал расставаться с дойчмарками. То придумает историю "обокрали" или другую легенду найдет потянуть с расчетом.

В Германии русские полотна, само собой, по другой цене впихивал бюргерам. Бизнес был выгоднее, чем в народной мудрости: за морем полушка, да рубль перевоз. Товар такой, что в ручной клади умещался. Себе на билет потратил, вот тебе и все расходы на перевоз. Первое время, с месяц, у Зигфрида с Людой были чисто деловые отношения на почве любви к искусству, а потом неудержимо открылся зов плоти. Месяцами Зигфрид жил в Омске у Людмилы, точнее - с Людмилой на жилплощади ее родителей, собирая очередную партию картин. Кроме березок, сюрреализм возил в фатерлянд, некоторые продвинутые немцы слюни пускали от полотен, когда без шнапса не разберешь, то ли черт с копытом, то ли ведьма с метлой, то ли почище аллегория закручена. Зигфрид систематически окучивал в Омске честолюбивый молодняк от живописи, который без ума был, что шедевры из-под его кисти в Европу отбывают да еще на пиво перепадает.

Как-то тетка Амалья в огороде завидела Яшу Шишкина:

- Яшенька, в Омск не собираешься?

- Жениха, тетка Амалья, привезти городского?

- Мои женихи давно райские яблочки кушают.

- С рогатыми?

- Да ну тебя! Игорь мне деньги немецкие привозил. В нашем магазине не берут. Я в мешочек собирала, в кладовке прятала. Фридке дай - пропьет. Думала, может, когда сама в город соберусь. А все никак. Позавчера глядь деньги мыши погрызли.

- Даешь ты, тетка Амалья! Мышей марками кормить! Много в чулок набила?

- А я разбираюсь? Поменяй на рубли, хоть конфет куплю.

Вынесла бабка "чулок". Пухленький, надо сказать. Некоторые купюры изрядно мышам понравились. Вплотную к номерам подобрались.

Взялся Яша обменять. Как не пособить соседскому горю?

- За это, тетка Амалья, окорок зимой закоптишь.

- Конечно, Яшенька.

Прикатил Шишкин в Омск по лесным вопросам, между делом заскочил в банк. За компанию взял с собой непосредственного областного начальника и одновременно хорошего приятеля. Яша знает, с кем дружбу водить.

И вот эта парочка подруливает к солидному банку. Яша впереди в парадной форме лесничего - благородно темно-зеленый китель с иголочки (Яша из дремучего леса, а одежду, когда надо, как лорд носит), в петлицах горят отличительные значки, башмаки начищены, физиономия здоровьем лоснится от лосятины, гусятины и кабанятины. Ну, генерал и генерал! Заходит беспрепятственно в банк. А сзади его областной начальник вышагивает. Тоже неслабо упакован: длинное кашемировое пальто, норковая шапка... На две головы выше подчиненного. Яшу пропускают безоговорочно, а начальника... Не успел тот глазом моргнуть, как на пути охранник грозно вырос, профессиональными руками давай шмонать по всей протяженности сверху донизу. "Сдать, - приказывает, - оружие!"

За Яшиного телохранителя принял.

Яша хохочет от такой обозначки. А в банке очередь. Ни раньше, ни позже всем понадобились валютные операции. Клиент, естественно, не базарный. Чинно стоит. Одного Яшу распирает распрекрасное настроение. Как не поделиться таким богатством. Накануне похода в банк с начальником бутылочку коньячка раскатали. Принялся Яша рассказывать посетителям финансового учреждения про тетку Амалью.

- Вот народ у нас! Бабка, соседка моя, валютой мышей кормила! Оказывается, этим грызунам только дай дойчрубли. Может, немцы шпигом их смазывают для долговечности? Бабка в чулок марки лет восемь пихала. Дочь, конечно, у бабки пьет, мужиков меняет, но ведь внуки есть. Нет, лучше в чулке пусть деньга преет. Она бы и дальше складировала, кабы мыши не почикали. Я со смеху чуть не кончился, как увидел эту торбу. Внучок у бабки в Германии дурит немецкого брата мазней русских художников. Они здесь за рублевые гроши малюют, он там за недешево впаривает. И ведь находятся лопухи, берут, валюту не жалко! Как-то подкатил: продай ему икону. Есть у меня, от бабушки осталась. Я, конечно, послал его по прямому проводу. Купец заморский! В детстве вечно сопливый бегал, по чужим огородам промышлял. Всю дорогу Игоряном звали, а теперь не хвост собачий, а собачачий исключительно Зигфрид.

Развлекает Яша публику, для наглядности рассказа достал мешочек с погрызенными марками: полюбуйтесь, люди добрые, на чудеса в "чулке". И вдруг из очереди выскакивает дама пенсионного возраста и прямо на Шишкина прыгает:

- Это наши деньги мыши жрут! - кричит в Яшу. - Отдайте!

И хвать Шишкина мертвой хваткой за руку.

У Яши, конечно, глаз выпал. Все-таки не в сумасшедшем доме, в передовом банке области. И вдруг почище базарных рядов выходка.

Через две минуты глаз в другой раз выпал. Дама, отталкиваясь от подпорченных мышами дойчмарок, продолжила Яшин рассказ с обратной стороны живописной медали.

Как ни жил Шишкин в крайне северном районе, а все одно мир тесен. Оказывается, Людмила, что пособляла немецкому любителю искусства днем и ночью, - не кто иная, как родная дочь дамы, вцепившейся в тетки Амальин "чулок". Можно сказать, произошла неожиданная смычка города с деревней на почве валюты Зигфрида.

Он, как поведала дама, на третьесортных копиях поднялся и захотел скупать полотна у без дураков художников. Компаньона подыскал, тот был тертый калач в картинном бизнесе, но без выхода за рубеж. Зигфрид говорит: чем я не выход! Бьют по рукам. Российский купец подобрал партию картин и за десять тысяч долларов предложил немецкому негоцианту. "Без базару", согласился по-новорусски тот и повез товар на реализацию. Столковались, что через пару месяцев компаньон приедет в Висбаден за американскими деньгами, параллельно расслабится по-европейски.