Илья Уткин - Приключения Синих Космонавтиков. История одного запоя Страница 4

Я вытер салфеткой мокрый лоб.

– Запои! – повторил Семенов. – У меня, чтоб ты знал, тоже были запои. О-о! Такое, братан, было…. Была у меня хата, запиралась ключом изнутри. Я как-то затащил туда ящиков шесть… хавчиком, правда, тоже изрядно затарился…. А! Все хуйня, дружище, что вспоминать. Если решил соскочить – молодец! Вообще молодец – если что-то решил и что-то делаешь. Хотя бы наклоны по утрам – (это я уже про себя). Или, наоборот – решил не делать никаких долбаных наклонов! Решил – как отрезал! Вот так, по-мужски! Рраз! Уважуха! … ты бухал-то один? Или в компании?

– Да откуда сейчас взять компанию, Леха? Все компании уже лет десять, как кончились. А если б и пил в компании – они бы все на работу свалили, а я бы так и барабанил дальше.

Леха хитро улыбнулся:

– А если никому на работу не надо? Ты знаешь, какая сейчас дата? Завтра длинные входные начинаются – День Независимости!

– А у меня каждый день такая независимость. Нет, Леха, я подозреваю, куда ты клонишь. Три дня – смешно. А больше – опять лететь в космос. Я больше не выдержу. Ты знаешь, что такое «белка «семь Дэ»? Вот у меня была недавно.

Принесли суп, воду, графинчик и салат.

– Леха, постой-ка, ты же за рулем, вроде?

– Хэ!

Леха налил водку в рюмку и опрокинул в рот. Его телефон на столе ожил, зажужжал и выдал что-то до боли знакомое… «Stormbringer»! Все-таки Семенов остался верен нашим идеалам!

– Васильич! – загудел Леха, жуя и влюбленно подмигивая мне двумя васильковыми глазами сразу. – Не, не еду. Слушай, друга встретил, двадцать лет назад потерялись! Двадцать, Васильич!.. Завтра? Ты знаешь что – я тебе перезвоню…. Нет, я перезвоню. Да, давай…. Давай!

«Может, нам выпить рюмочку»? – где-то в голове, совсем близко к левому уху колокольчиком прозвенел ласковый детский голосок.

– Я еще махну грамм сто пятьдесят, – сказал мне Семенов, – за руль и после литра нехуй делать, меньше и ездить-то беспонтово. А вот на терки – нежелательно. Ты вообще на колесах, есть тачка?

– Был керогаз. Лет пять, как разбил и продал. Права где-то валяются, поди.

– Права нам не нужны. Я тебя водилой посажу.

– Эх, Леха… Я чувствую, я и к трамваю-то сейчас близко не подойду. Ты бы мне еще за штурвал самолета предложил сесть…

Семенов замысловато выругался и наклонился ко мне через стол.

– А ты когда тормознул? Вчера? А сколько бухал? Во, бля, нормально! Ты че? Сто грамм – или капельница. Мотор стуканет – и пипец! У меня, знаешь, сколько пацанов ушло на резкой паузе? Ты что, бля! Про Кондратия забыл? Ты ж, вроде, с высшим образованием?

Семенов цапнул мой стакан, выплеснул воду под стол и мигом наполнил на треть из графина, придвинул тарелку с салатом.

– Леха, постой.

Я с трудом оторвал взгляд от налитой в стакан жидкости и опять вытер лоб салфеткой.

– Нет, Леха, все, я пас. Я больше не могу. Кондратий, белка – все, что угодно. Только не водка. Может, и капельница… Ты меня только не бросай, возьми меня сегодня с собой к татарину в Ялту…

На столе вновь грянул «Stormbringer».

– Алле! Здравствуйте. А! А че-то вы у меня не определились.… А.…Да? Опа! А че он у вас делает?.. Я понял. Трубу ему можете дать?… Юрок! Сука, ты как там оказался? Бля, мы же все с тобой расписали, еще позавчера, ты помнишь? Когда, к кому, с чем. Подожди… Кто сказал? Щас…

Леха отнял телефон от головы и встал – как будто вырос под самый потолок.

– Выйду на минутку, курну. А то я щас буду так шуметь…

Шуметь Леха начал сразу, едва сделав шаг от стола. Три полноватые дамы у окна обернулись на него испуганно, но Леха продолжал двигаться, и с потоком крепких матюгов его вынесло за дверь.

Встал он прямо у того же приоткрытого окна, так что через минуту потревоженным толстушкам пришлось пересесть в дальний угол зала. А я, откровенно говоря, заслушался. Это был превосходный образчик современного русского матерно-делового языка, при том, что Леха и не ругался, вообще не особо и сердился, просто доходчиво объяснял своему партнеру, что надо делать, и что делать было не надо. Леха быстро спалил сигарету, а потом вторую, потому что звонил кому-то еще, и говорил уже на малопонятном жаргоне, и без всякого мата, затем был разговор с каким-то Шамилем – вероятно, с тем самым «пьющим татарином», живущим у моря, а потом, по всему, с женой или подругой – Семенов называл ее «милая», «солнышко» и … «колбаска».

Леха был человеком, конечно же, совершенно особенным. Еще в школе меня поражал его дар говорить всем, всегда и при любом раскладе одну правду. Он никогда не обманывал, не преувеличивал, не выдавал за факты чужие домыслы. Много позже, во времена моих отчаянных поисков волшебной таблетки от алкоголизма, я общался со святым старцем в монастыре под Тихвином и вдруг вспомнил Леху – та же душевная простота и детская бесхитростность, только без хулиганства, без скверных словечек.

Однажды Леха запустил в космос кирпичную помойку при школе. Вообще-то его главной целью была сама школа, но то ли ему стало жалко ее в последний момент, то ли он решил сперва потренироваться… Леха признавался мне, что у него было три большие мечты: взорвать школу, изнасиловать англичанку Дарью Кирилловну, а потом вместе с ней бежать в Америку. Любопытно, но, в конце концов, все примерно так и случилось! Приблизительно так, как он говорил. Пристройка – это, считай, почти сама школа. И хорошо еще, что в то время здание окружал изрядный пустырь, и взрыв случился ночью. О, но шухер был в ту ночь и наутро – я вам скажу! Сколько ментов понаехало! Мы все до единого знали, что это сделал Леха Дипапл, и – удивительно – никто его не сдал! Люди в сером маячили в школьных коридорах два или три дня, Леха ходил в класс героем, как ни в чем не бывало. При всей его громкой славе химика-экспериментатора – непостижимо, как он избежал допроса. Я помню, как к моему другу в первый же день подошел вечно серьезный Владимир Николаевич – наш учитель химии и спросил: Это ты сделал? Леха сказал: я. Кстати, насчет англичанки – так это каждому дураку было ясно, что она к Лехе сама клеится – чем он и воспользовался, как только закончил 8-й класс. Насколько я знаю, у них был долгий роман, а потом – Даша и вправду уехала куда-то за рубеж на ПМЖ, только без Лехи.… Но к чему я вспомнил эту историю? Я знаю, как мужики разговаривают с женами по телефону, когда собираются вмазать с приятелями: они врут и заискивают или позируют и храбрятся. Леха был предельно честен и прост, он по-прежнему был самим собой. Леха сказал, что очень любит свою «милую Колбаску», Мишку и Варьку, но вот, он встретил друга – про которого так много рассказывал! И что мы теперь вместе едем к Шамилю в Репино на пару дней кутить и предаваться головокружительным воспоминаниям. Жаль, что «Солнышко» не может присоединиться к нам, а ребенок в лагере, но, вообще-то, это будет такой чисто мужской выезд, типа мальчишника, кто бухать будет, кто дурь курить.

Возражений, видимо, не было никаких – это было понятно: лояльность за открытость – какая еще женщина могла быть рядом с Лехой, человеком с «полиграфом в груди», как выразился про него в свое время наш учитель химии Владимир Николаевич.

Когда Леха вернулся в кафе, я поймал себя на том, что чувствую что-то похожее на укол ревности.

– Ты женат? Ты извини, тут, на самом деле, все как в телевизоре было…

– Что в телевизоре? Ну да, пять лет как. Пацану – одиннадцать, он на спортивных сборах, а Катька с Варькой сидят на даче. Варьке – пять, это уже наша общая.

– А у меня сын, Потапушка, ему шесть. Нет, почти семь.

– Да ты что! Потап? Да за это надо… а, ну да…

– Я ведь почему еще воздерживаюсь: мне его повидать пора. Я его на этих выходных взять хотел, – соврал я.

– Старик! – Леха долил в стакан остатки водки из графина, одним махом выпил. – Это святое дело. Ехать за ним куда? Нет, давай сегодня к Шамилю, приведем тебя в порядок, помоем-подстрижем, а завтра я тебя отвезу, окей? Может, заберем парня – и к нам в Грибное?

– Я им позвоню. Посмотрим там…. Спасибо, Леха.

Потапушку я не видел уже месяца полтора. В последний раз Лена сказала, что она смертельно устала от моих пьянок – при том, что я уже год жил отдельно, в своей «двушке» на Ермака, и что даже официальный развод со мной не спасет наши отношения (здесь я не совсем уловил логику ее слов), а потом она сообщила, что у нее появился друг, и мальчик, видя его гораздо чаще и получая от него намного больше внимания и тепла, уже начинает путаться и называть его «папой». Мне не хотелось продолжать разговор о детях, я опустил глаза, пытаясь скрыть неловкость и придумать новую тему. К счастью, в следующий момент Леха поднялся, сунул тысячную бумажку под тарелку и потащил меня к выходу.

Мы купили две большие бутылки виски с пятизначными ценниками в магазине на Старо Петергофском. С Обводного канала мы поднялись на западный скоростной и здесь, после терминала оплаты, Леха настоял, чтобы я «немного порулил». Чтобы не ввязываться в спор и успокоить друга, я таки тихонько тронулся и поехал… и поехал, поехал и скоро с удивлением обнаружил, что мне нравится управлять огромным, мощным, но невероятно послушным армейским джипом с VIP-начинкой (там был даже массажер шиатцу под черной кожей сиденья!), а главное – что мне становится гораздо легче за рулем, отступает боль, тошнота и паника глубокого похмелья. Особенно классно было лететь по дамбе – Леха курил, в салон врывался настоящий, с запахом рыбы и водорослей, морской воздух, я давил на педаль, сгоняя с полосы пижонов на «Мерсюках» и «БМВ» и в какой-то миг, кажется, испытал какое-то чувство, очень похожее на радость! Леха орал в телефон, разок даже на хорошем английском, а из динамиков долбил крутой джаз-рок.