Вероника Киреева - Чуточка Страница 7

Один-то я разве мог понять? Да никогда! Я и мужикам рассказываю, пироги, говорю, борщи! Я и мясорубку к столу прикручу, и сапоги в ремонт сдам, и на пальто с воротником заработаю и на отпуск. Так, а Галя на самолете ни разу не летала, ни разу моря не видела.

А теперь увидит! Да мы с ней и летать будем и плавать, а пусть знает, что у нее муж есть! И так радостно мне! Я сижу, мечтаю. Сразу мужиком себя чувствую, и мышцы у меня есть и мускулы. Скорей бы, думаю! А товарищи волнуются за меня, а что переживать, когда я огурцы буду малосольные приносить, сало с горчицей, пирожки домашние с ливером!

Сейчас-то только килька в томатном соусе, сельдь-иваси. Не думал, что настолько удивительна жизнь, что впереди столько открытий! Так через неделю в Загсе перед регистраторшей стоять, а у меня уже ноги подкашиваются, сердце бьется, стучит! Будем же слова друг другу говорить: и в радости и в горе, и в болезни и в здравии, и в богатстве и в бедности мы всегда будем вместе. До самого конца.

Да у меня уже слезы! Да я работать буду на трех работах, лишь бы у Гали все было. Только бы здоровым быть, ничего не вывихнуть, не сломать. А если вывихну? Если сломаю? Галя же мне пообещает, что любить меня будет даже с палочкой, даже без ноги. А если я ослепну на правый глаз? Подавлюсь колбасой? Да мне самому страшно! Как я жить буду? А Галя?

– Галя, – говорю, – а что если я домой приду без ноги?

– Как это? – не понимает она.

– А вот так! – говорю я. – Попал под машину, под трактор.… Да мало ли?

– Ой, да что ты придумываешь? – смеется Галя.

– А всё может быть, – говорю я. – Позвонят из больницы, скажут, у нас ваш муж, Нерадька Валерий Петрович. У него одна рука теперь, одна нога…

– Ну что ты такое говоришь? – машет руками Галя, а сама в витрины заглядывает.

– Конечно! – говорю я. – А как ты собираешься жить с калекой? Мне не помыться, Галя, не одеться, колбасы себе не отрезать. Хорошо, что хоть в туалет буду сам ходить, на костылях…

– Ну, хватит! – перебивает меня Галя.

– А что хватит? – говорю я. – Что хватит? Это же тебе не насморком переболеть, ни гриппом. Это на всю жизнь, Галя! Нога не вырастет никогда! И на море я с тобой не полечу. Так ты может, одна полетишь? Без меня?

– Валера, – удивляется Галя.

– А что Валера? – говорю я. – Так ты сядешь и полетишь, и мужика себе там найдешь! Будешь с ним в море купаться, на закаты смотреть, на восходы, говорить о прекрасном. А я буду дома сидеть, ждать, когда ты наговоришься!

Я тут же представил, что стою на одной ноге, руки нет, болтается какой-то обрубок, костыли падают, и поднять-то их некому. Да у меня внутри все перевернулось, в глазах защипало. Не могу!

– Да никуда я не поеду, – говорит Галя.

– Так у него, – говорю я, – и зарплата Галя и премия! Это тебе не на пенсию по инвалидности жить! Кофту из мохера ты уже точно себе не купишь, а тебе же и пальто надо с воротником, и полушубок кроличий и сапоги на каблуках!

– Ой, – радуется она, – ты посмотри, какие жакеты завезли, давай зайдем, – она потащила меня за руку.

А мне только на жакеты смотреть! Да я представил свою жизнь без коллектива, без товарищей, Галя на работе, а я сижу целый день дома! Да мне даже в баню не сходить, не попариться! С мужиками в гараже не выпить, разве только к себе их позвать. Картошку не посадить, и уж тем более не выкопать.

Да у меня в груди все сжалось, а все может быть! Сегодня с двумя рукам, а завтра с одной! А если инсульт?

– А если, – говорю, – у меня инсульт случится? Или инфаркт?

– Да сколько можно? – говорит Галя, а сама теребит какие-то перчатки. – Ты здоровый человек, Валера!

– Так я тогда вообще лежать буду, – говорю я, – а это судно надо менять каждые два часа, протирать меня тряпочкой всего, кормить с ложечки, пеленки менять. И так день изо дня, из года в год! – а у меня ком к горлу подкатил.

Как же так? Я же молодой еще совсем, и ничего толком не видел, не посмотрел. И что мне, лежать теперь всю жизнь на кровати?

– Галя! – взываю я к ней. – Сможешь ли ты жить с инвалидом? – я взял ее руку и прижал к своей щеке.

– Валера, – успокаивает она меня, – хорошо, что мы костюм тебе купили, и туфли, а может тебе вместо галстука бабочку надеть?

– Галя! – а мне не верится, что она так спокойно говорит о каких-то злополучных вещах! – Ты понимаешь, что я буду всю жизнь лежать на кровати? Ты уже на море не полетишь, и в кино не сходишь, и ни на какие курсы не запишешься и ничему не научишься! С кем ты меня оставишь?

– Да зачем мне курсы? – говорит Галя, а сама сорочки кружевные перебирает и хоть бы что!

– А уколы? – говорю я срывающимся голосом. – Это же тебе не горчичники Галя ставить. Сможешь ли ты? Не задрожит ли рука?

– Я научусь, – говорит она и трясет передо мной какими-то полотенцами.

– Да я даже к окну не подойду, – говорю я, а у меня внутри все сжимается, – тебе ключ не скину, если ты забудешь… Я тебя на руки никогда не возьму, я не смогу даже обнять тебя, сказать, что я скучал по тебе целый день. Ты это понимаешь? – а меня слезы душат, не могу! – Я буду лежать целыми днями и думать, что ты с кем-то, Галя! Что кто-то другой гладит тебя по волосам…

– Валера!

– И он трогает тебя, да, Галя! – я закрыл лицо руками. – И ты трогаешь его! А в это время я лежу один на кровати, и ты меня ненавидишь, потому что я мешаю тебе быть счастливой. Мешаю быть с тем, кто здоров, кто может, – я схватил полотенце и прижал его к глазам, – может поцеловать тебя….

– Ты мне все настроение испортил, – с досадой говорит Галя. – Я хотела рубашку тебе подобрать, еще думала с пуговицами или под запонки, а ты?

– Ничё не подбирай, – говорю я, кидая полотенце в общую кучу. – Ты будешь ненавидеть меня. Да! – я зло посмотрел на нее. – И тайно от меня ты будешь бегать к нему, чтобы хоть чуть-чуть почувствовать себя женщиной!

– Да, буду бегать, – вдруг говорит Галя. – А что в этом такого?

– Что такого? – а мне не верится, что Галя так спокойно об этом говорит!

– Мне как нормальной здоровой женщине, – продолжает Галя, – нужен мужчина. Тоже нормальный и тоже здоровый. Иди в примерочную, примерь, – она дала мне в руки какую-то рубашку, – мне кажется, что она подходит под мое платье.

– Щас! – говорю я и бросаю эту рубашку ей в лицо. – Ты, значит, бегаешь к здоровому мужику, а я лежу на кровати? Не выйдет! – я посмотрел на нее со всей ненавистью. – Не выйдет!

– Что ты меня позоришь? – шепотом говорит Галя и заталкивает мне в руки рубашку. – Иди в примерочную, и не устраивай мне здесь скандал!

– Щас! – говорю я и бросаю рубашку далеко на кассу. – Ты что, – говорю, – думаешь, я женюсь на тебе? – а мне смотреть на нее противно.

Надо же! Будет бегать к чужому мужику, шиньгаться с ним, а потом своими руками дотрагиваться до меня!

– Прекрати немедленно, – говорит Галя, – что ты тут разорался? А где у вас галстуки? – спрашивает она у продавщицы. – Или все-таки бабочку, как ты думаешь? – она, как ни в чем не бывало, посмотрела на меня.

– Бабочку? – говорю я, а мне не верится, что у нее хватает совести еще и про бабочки говорить. – Да ничего я не хочу! – вдруг закричал я. – Ни видеть тебя, ни жениться!

– Вот видите! – говорит Галя продавщице. – Через неделю свадьба, а он тут устраивает!

– Ну, надо же, – качает головой продавщица, – постыдились бы, молодой человек!

– А что с рубашкой? – спрашивает кассирша. – Мне её пробивать?

– Нет! – кричу я. – Свадьбы не будет!

– Это нервное, – говорит продавщица, – у моего мужа также было, а рубашки между прочим югославские, вчера завезли.

– Вот видишь! – шепотом говорит Галя. – Иди в примерочную, не позорь меня.

– Щас! – кричу я. – Да ты знаешь кто ты после этого? Ты же сука, Галя! – а меня вообще трясет и колотит.

Как можно бросать больного человека и таскаться по мужикам?

– Вот видите, – говорит Галя продавщице. – Мы еще даже не поженились, а он мне уже грубит.

– Ну, надо же, – удивляется продавщица – У нас, кстати, завтра сервизы будут чешские и покрывала из верблюжьей шерсти.

– Да ты проститука! – говорю я Гале. – Ты грязная, дешевая проститутка!

– Вы нас извините, – извиняется Галя, – мы придем к вам в следующий раз. Пойдем отсюда, – говорит она и хватает меня за рукав.

– Да я никуда с тобой не пойду! – говорю я и отрываю ее руку от своего пиджака. – Невеста! – я зло расхохотался и пошел к выходу.

И в горе и в радости,

и в богатстве и в бедности,

и в болезни и в здравии,

пока смерть не разлучит нас…

Счастье

Счастье может в кармане уместиться, главное не разбить. Так, а мы уже радостные, думаем, скорей бы! И лица у всех родные такие, все-таки труд сближает. И слова друг другу говорим, а они просты и понятны.