Нора Лофтс - Телец для Венеры Страница 10

– Я не хочу, чтобы вы пили слишком много, но не возражал бы услышать то, что приходит вам в голову, – заметил Хамфри.

– Совсем как они! – Голос девушки стал печальным.

– Они все хохотали до упаду, а я рассердилась и даже заплакала. Господи, должно быть, я устроила дурацкую сцену.

– Когда это произошло?

– В вечер моего приезда – в прошлую субботу. Тетя сказала, что я выгляжу голодной, и принесла мне ужин, а я уверяла, будто вовсе не голодна, потому что вы оказались так добры ко мне. Тогда она заметила, что портвейн непременно улучшит цвет моего лица. Вот тут-то все и случилось. Хотите, верьте, хотите, нет, но не успела я опомниться, как выболтала ей, почему откладывала свой приезд целых два года.

– Ну и почему же?

На мгновение лицо Летти стало таинственным, а в глазах вновь появился взгляд человека, который может многое порассказать, но не знает, стоит ли это сделать. Потом она заговорила чуть менее доверительным тоном:

– Ну, вы знаете – из-за того, что говорили о тете, Кэти и Сузи. Мой отец вбил себе в голову ту же идею. Он просто не понимал…

– Ваш отец был братом миссис Роуэн?

– Нет, миссис Роуэн моя тетя, потому что брат моего отца женился на ней. Так что по крови она мне не родственница. Поэтому ее доброе ко мне отношение кажется еще более удивительным, не правда ли?

– А она добра к вам?

– О да! Даже в тот вечер, о котором я вам рассказала, – когда я вела себя так нетактично по отношению к ней, тетя на меня не рассердилась. Она велела Кэти уложить меня в постель – хотя этого я уже не запомнила, а на следующий день все мне объяснила.

– И что же она вам рассказала? – У Хамфри мелькнула мысль, что их разговор больше походит на перекрестный допрос или юридическую консультацию, чем на первую приватную беседу двух людей, по крайней мере, один из которых влюблен в другого. Но это был его шанс, и он не мог им не воспользоваться.

– Ну, – неохотно отозвалась Летти, – тетя объяснила, что мой отец повторял сплетни, выдуманные жителями этого города. Все девушки, вынужденные зарабатывать себе на жизнь, сказала она, приобретают дурную славу, так как люди считают, будто за деньги они готовы на все, что угодно. – Слова миссис Роуэн прозвучали весьма странно в устах Летти.

– Поэтому Кэти и Сузи и не смогли найти себе респектабельных мужей, но ведь они не должны жить как монахини. Я это хорошо понимаю. А вы?

– Разумеется, – согласился Хамфри. История миссис Роуэн, по крайней мере, обладала добродетелью постоянства. Слова девушки почти в точности повторяли то, что ее тетя говорила и ему. Звучало все это достаточно правдоподобно, но оставалась одна неясность: с чего вдруг поползли подобные слухи?

– Понимаете, – продолжала Летти, – они умеют читать и писать, разбираются в том, о чем пишут в газетах. Я по сравнению с ними – полная невежда. К тому же Кэти и Сузи привыкли к красивым вещам.

– Девушка окинула комнату восхищенным взглядом.

– У них много нарядной одежды. Все дело в том, что Кэти и Сузи нелегко найти подходящую партию. Вот им и приходится принимать жизнь, какая она есть.

Это была самая длинная речь, которую Летти произносила в присутствии Хамфри, причем явно с чужого голоса, и это послужило предостережением для молодого человека. Тетя и кузины искусно приступили к делу, отвращая от брака мысли Летти, подрывая ее нравственные принципы рассказами о преимуществах их образа жизни. Немудрено, что они преуспели, ведь девушка была такой молодой и легковерной. Требовалось совсем немного воображения, чтобы представить, какой легкой и уютной выглядела жизнь в кафе для бедняжки, которая попыталась и не сумела спасти себя от нищеты при помощи швейной иглы.

Самые очевидные и примитивные страхи Хамфри исчезли, уступив место сомнениям и тревогам более изощренного свойства. В данный момент опасности подвергалась не столько девственность тела Летти, сколько чистота ее души. Пройдет совсем немного времени, и она привыкнет к материальным благам, предлагаемым ей жизнью в кафе, и Роуэнам останется только сказать: «Теперь, чтобы вести такое существование, ты должна…» Хамфри усилием воли взял себя в руки.

– Ах, совсем забыла! – спохватилась Летти.

– Я ведь должна проверить стол.

– Я вам помогу, – предложил Хамфри, допивая свое вино и поднимаясь со стула.

В дальнем конце комнаты, в тени расположенной над ним галереи, стоял круглый игральный стол, покрытый льняной, отделанной кружевами скатертью. На нем в беспорядке располагались серебряные приборы, тарелки и бокалы.

Летти машинально передвинула с места на место несколько предметов и вздохнула:

– Не знаю, сколько человек сегодня придет. К тому же все захотят сидеть рядом с Кэти или Сузи…

– Только не я. Если можно, я бы хотел сидеть рядом с вами.

Она благодарно улыбнулась:

– Хорошо. Сегодня я ведь не буду посторонней. Давайте займем эти два места, а другие пусть усаживаются, где хотят.

Перспектива сидеть рядом с Летти и продолжать их интимную беседу под прикрытием общей болтовни произвела на него воздействие вроде легкого опьянения. К тому же большой бокал портвейна в непривычном к вину желудке также возымел свое действие.

Всего пришли пятеро гостей. Двое – мистер Хэттон, которого миссис Роуэн называла «Крис», и мистер Зверей – несомненно, были джентльменами. Двое других, Стиви и Мидж, принадлежали к трудящемуся классу, хотя, по мнению Хамфри, были одеты лучше и располагали большим количеством денег, нежели честные представители упомянутого сословия. Определить социальное положение пятого гостя, прибывшего последним и выделявшегося причудливым именем Плант1 Дрисколл, причудливой обезьяньей физиономией и не менее причудливой манерой выделять какие-либо слова в каждой фразе было сложнее. Он был так же хорошо одет и уверен в себе, как Хэттон и Эверетт, однако не вызывал ассоциаций с большими домами и наследственными поместьями, в отличие от глуповатого Криса Хэттона и грубоватого мистера Эверетта. В то же время Дрисколл, несомненно, не был простецким парнем, нарядившимся в лучший костюм, как Стиви и Мидж. Возможно, именно вследствие классовой неопределенности этого человека Хамфри ощутил интерес к нему и попытался завязать с ним разговор после ужина, когда девушки поспешно убирали со стола, а мужчины бесцельно слонялись по комнате. Однако выражение насмешливого любопытства на лице Дрисколла обескураживало Хамфри. Беседа увяла через пару минут. Дрисколл повернулся и положил руку на плечо Стиви, после чего оба присоединились к остальным. Мужчины вели негромкую беседу, время от времени разражаясь взрывами смеха.

Затем все, кроме Летти, вернулись к столу, и миссис Роуэн, быстро тасуя карты, спросила: