Осип Назарук - Роксолана: королева Востока Страница 10

Армянин вручил кожаный значок старшей из прислуги, которая, видимо, распоряжалась там, и вышел.

Она взяла Настю за руку, проводила до одного из шкафов, поглядела на нее второй раз и начала выбирать из шкафа какие-то одежды, передавая их в руки Насте. Достав их, она крикнула на одну из служанок и сказала ей пару слов. Та повела Настю рядом полутемных, похожих одна на другую комнат. Настя несла вещи, догадываясь, что они предназначены для нее. По дороге попробовала ткани на ощупь. Ткань была весьма хорошей.

Наконец они остановились перед одной из комнат, из-за приоткрытой двери которой клубился пар.

«Купель», — подумала Настя и улыбнулась. Не купалась она с того времени, как попала в татарский плен.

В купальне она оживилась и пришла в себя. Вернулось ее прежнее настроение. Она долго купалась, пока какая-то старая служанка не дала ей знак, что время одеваться. Она помогла Насте расчесать золотые волосы и одеться. Окончив работу, проводила ее к какому-то сломанному зеркалу, которое стояло в углу соседней комнаты, и щелкнула языком. Настя поглядела в зеркало и нашла, что почти довольна своим платьем.

Старуха проводила ее снова по тем же комнатам, неся старые вещи Насти. В комнате, где стояла одежда, перепоручила ее своему начальству и ушла. Главная внимательно рассмотрела Настю от головы до ног и что-то поправила на ней.

Настя поняла, что теперь ее проводят к кому-то, кто будет решать ее судьбу. Она догадывалась, почему уже теперь: может быть, Ибрагим и армянин хотят сейчас же вернуться или у них есть еще дела. Она понимала, что останется тут, в этом доме, только не могла догадаться, к чему ее готовят.

Главная в гардеробе позвала одну из служанок и сказала ей что-то. Та препроводила Настеньку по длинным коридорам к комнате, перед дверями которой стояли посыльные. Сказала что-то одному из них. Он вышел на середину и через мгновение вошел армянин. Служанка показала ему Настю.

Армянин вздрогнул, не узнав ее в новом наряде. Он взял ее за руку и проводил в комнату.

Это была большая красивая зала с цветными венецианскими витражами на окнах. Ее пол был устлан матами. Перед окном стоял стол, на нем — книги в кожаном переплете и два тройных подсвечника. Перед столом сидел на подушке Ибрагим, а около него — уже старый мужчина, сухой, среднего роста брюнет, может быть, брат того, что писал в первой комнате, ибо уж очень напоминал его.

Ибрагим, увидев Настю, встал и подошел к ней с очевидным удовольствием, дивясь тому, как она похорошела в новой одежде. Взял ее за руки и проводил к хозяину комнаты, который в ней уединился.

Настя мимоходом склонила голову. Ибрагим все время говорил, армянин поддакивал ему. Настя думала, что сейчас ее снова начнут разглядывать. Хотя и сконфузилась, но все же заметила, что теперь уже не только Ибрагим, но и армянин повторяет одно и то же, а хозяин молчит.

Оба ее «опекуна» одновременно разглядывали ее. Она так застеснялась, что почувствовала, как кровь прилила к глазам. Когда взгляд прояснился, она заметила, что хозяин оглядывает ее таким же взглядом, как и тот, которым ее отец смотрел на хорошего коня.

Это воспоминание оживило ее, и она улыбнулась сама себе. Хозяин комнаты что-то сказал. Смотрины закончились. Тем лучше для нее, ведь оба ее хозяина были довольны. Хозяин комнаты подошел к одному из шкафов, достал оттуда какой-то красный шарф и сам надел его Насте на плечи.

Ибрагим и армянин попрощались с ним, взяли с собой Настю и повели к противоположному крылу дома. Прошли с ней два больших двора и огород, в котором были деревья. Потом проводили ее в новый дом и передали в руки другой, новой начальнице. Сделали пару жестов и ушли.

Настя оказалась в большой комнате, где было много молодых рабынь. Они сейчас же обступили ее и на разных языках начали расспрашивать о том кто она, откуда и как попала в плен.

Были между ними и землячки с Украины. Настя сейчас же присоединилась к ним.

Увидев своих, она повеселела и все рассказала почти что радостно. Тут она почувствовала человеческую близость с теми, кто родился на ее земле, где солнце светит так же ярко.

— Ты такая веселая! — сказала с удивлением одна из ее новых подруг по несчастью.

— А почему бы ей не веселиться? — ответила другая. — Отправят ее в школу, а тогда, глядишь, и родители узнают, где она, да и выкупят.

— В какую школу? — спросила Настя.

— А ты не знаешь? Мы тебе объясним, — посыпалось со всех сторон. А одна из невольниц, у которой на плече был такой же шарф, только уже тщательно притороченный, начала так:

— Вот эта красная лента значит, что тебя сейчас не продадут…

— Да с чего бы! — прервала другая. — Разве не продали неделю назад одну из нас, не смотря на красный значок?

— Ну-у, тут попался какой-то богатый господин и предложил денег побольше!

— Ну так и ее может кто-то оценить.

— Нет, ту он уже видел раньше и искал! А этих, что назначены в школу, показывают только очень богатым купцам, и то редко.

— Но скажи уже, наконец, в какую школу я пойду? — спросила Настя.

— В общем-то, все мы уже в школе, да еще в какой! Нужно слушаться и учиться, а то побьют. Ох и бьют же! Вот видишь — на лежанке ляшка из-под Львова. За непослушание побили так, что ни сесть, ни лечь не может.

Настя поглядела туда, где лежала несчастная. Она лежала на боку, на полу в углу, не двигаясь. Это была молодая девушка. Настя подошла к ней с сочувствием. Все вместе с ней смотрели в ту же сторону и начали обступать побитую.

Лежащая жалостно улыбнулась и сказала Насте:

— Тут бьют очень больно, но вреда не причиняют.

Бьют батогом по закрытому телу.

Потом вошла начальница, а за ней внесли обед.

Началось движение. Все сидели на своих местах. Только побитой еду поднесли. Насте же было уготовано ее место.

После обеда, который был очень сытным и вкусным, невольницы начали прощаться с Настей, говоря:

— У каждой из нас есть своя работа. Вечером все тебе расскажем. А ты пока что поговори себе с ляшкой, ведь тебя сегодня в школу пока не заберут.

Когда все покинули комнату, Настя присела к наказанной девушке и спросила ее ласково, как она попала в плен.

— Я, — ответила она, — попала в татарский плен еще год назад. Мой отец, Вележинский, имеет село и, может, выкупил бы меня, знай он, где я. Но эти генуэзцы прячут лучших из невольниц… — Почему?

— Потому, что надеются получить тем больше выкупа от родни, чем дольше она будет метаться, или большую цену от чужаков, которым раз за разом нас показывают, изучая то, им нужно.

— А что им нужно?

— Смотря от кого. Они делят нас, чтобы использовать по-разному. Одних, простых и некрасивых, отправляют на тяжелую работу. Других берут в школы.