Кортни Милан - Разоблачение Страница 10

Маргарет была уязвлена. И не тем, что мистер Тернер совершенно ее игнорировал; ее гордость была неоднократно унижена за последние месяцы, и такой пустяк уже не мог обидеть. Дело не в этом. Ей было обидно, что она ошиблась. Ее приводило в ярость то, что он мог превратиться из человека, способного добиваться большинства голосов в свою пользу в парламенте, в хорошего собеседника, получившего расположение слуг. Он мог занять любое место, везде, где пожелает, в то время как она была ничем.

Тем временем мистер Тернер и миссис Бенедикт перешли от обсуждения вопроса производства хлопка к строительству фабрики в деревне, а затем к разговору о фермерах. Маргарет больше привыкла к деспотичной, требовательной манере отца. Каждое его слово звучало как команда. Он говорил так громко, словно хотел перекричать весь хор голосов этого шумного мира. Мистер Тернер, напротив, разговаривал тихо, но все тянулись к нему, чтобы услышать каждое произнесенное слово.

Даже Маргарет.

Она заметила, что он с легкостью добивается расположения людей. Это качество не сулило ей в будущем ничего хорошего. Интересно, что происходило в палате лордов, когда он привлек все свое обаяние, чтобы повлиять на их решение о признании наследников незаконнорожденными? Ричард, должно быть, кричал, протестовал и угрожал, но лорды не всегда встают на сторону одного из них. Если бы она не была пристрастна в этом деле, наверняка выбрала бы позицию мистера Тернера.

Маргарет грустно улыбнулась своим мыслям. Вместо супа теперь перед ней стоял зеленый горошек в кремовом соусе; за ним подали свежую рыбу, а следом ростбиф. Она наблюдала за сменой блюд, не в силах проглотить более нескольких кусочков. Если братья не будут легитимизованы, основная часть наследства отойдет мистеру Тернеру. Маргарет не питала никаких иллюзий на свой счет. Все оставшиеся средства будут поделены между братьями.

Она чувствовала, как будущее ее рушится, и все из-за обаяния этого человека. Миссис Бенедикт вытянула руку, продолжая разговор, нить которого Маргарет уже потеряла.

— Земельные споры никогда не прекратятся, сэр.

— Значит, мне надо будет с ними поговорить. — Мистер Тернер вел себя так, словно проблему можно решить одними разговорами. Хотя, возможно, у него и получится. Похоже, жизнь осыпала мистера Тернера подарками. Богатство. Положение. Законное рождение.

Маргарет подумала, что вполне могла бы к нему хорошо относиться, не забери он у нее так много. Она отвернулась, испытывая острую тоску.

— Мисс Лоуэлл. Примите мои извинения. Вам скучно.

Она взглянула на него:

— Нет. Разумеется, нет.

— Да. И вас это расстраивает, если только вина лежит не на нас. Я не могу такого допустить. В чем дело? Говорите.

— Просто… — Она подбирала ответ, который бы его устроил. Но, взглянув еще раз ему в глаза, ощутила неспособность лгать. — Вы самый доброжелательный из всех безжалостных негодяев, которых я знала. Вы доброжелательно беспощадны!

На лице мистера Тернера появилась легкая улыбка. Затем он захохотал:

— Доброжелательно беспощаден! Мне нравится. Может, сделать эти слова своим девизом? Хорошо ли они будут смотреться на моем гербе? Марк, как будет звучать на латыни «доброжелательно беспощаден»?

— Nequam quidem sumus[1], — ответил брат.

Это была единственная фраза, произнесенная им за весь вечер. При этом вид у него оставался мечтательный. Он производил на Маргарет впечатление молодого ученого — чуть рассеянный, худой, бледный. Но она много времени проводила с братьями после их возвращения из Итона — по крайней мере, достаточно для того, чтобы понять одну невежливую фразу на латыни. Она не выдержала и хихикнула.

Марк перевел на нее взгляд светлых глаз и подмигнул, Она сразу пересмотрела свое мнение и дала ему определение «озорной школьник» вместо «болезненно серьезный ученый».

— Жаль, — сказал старший Тернер. — Не хватает звучности.

— Вы не знаете латынь? — удивилась Маргарет.

— Я никогда не ходил в школу. — Он чуть наклонился вперед. — У меня не было на это времени. В четырнадцать лет я уехал в Индию со ста пятьюдесятью фунтами в кармане в поисках счастья. Но Марк стал настоящим ученым. — Он посмотрел на брата, и по выражению его лица, по счастливой улыбке было видно, что это не пустое хвастовство. И не имеет значения, что тот сказал на латыни. — Знаете, он пишет книгу.

— Эш, — сказал Марк. В его голосе слышалось смущение от похвалы.

— Его эссе печатали в «Куотерли ревью»; вы не знали? Уже три.

— Эш.

— Сама королева цитировала его пару месяцев назад. Мне рассказали друзья.

— Эш. — Молодой человек опустил голову и закрыл лицо руками. — Не слушайте его. Ничего серьезного. Мишура. Язык хороший, но никаких оригинальных идей. Гордиться нечем. Кроме того, она даже не помнит моего имени.

— Запомнит. — Глаза старшего Тернера засветились. — Когда станешь братом герцога, королева будет знать и твое имя, и дату рождения, и даже количество зубов, что тебе вырвали в одиннадцать лет.

Он вскинул голову, словно давал обет.

Маргарет поняла, что именно так и будет.

Внезапно внутри нее все сжалось. Так вот какова была его цель — не замок отца, не его титул, даже не месть, о которой он говорил. Вот ради чего этот напор и беспощадность — ради брата.

И Марк, несмотря на ехидство, принимает это как должное. Он считает любовь брата чем-то само собой разумеющимся, позволяет себе высмеивать его на латыни, получая взамен одобрение. Мистер Тернер никогда не назовет брата пустым и бесполезным человеком. Из всего прочего эта преданность казалась ей наибольшей несправедливостью.

— Да, — сказал Эш, поймав ее взгляд. — Боюсь, даже лучше моей веселой беспощадности. Теперь вы знаете мою слабость — мои братья. Я мечтаю дать им все. Я хочу, чтобы весь мир узнал, какие они замечательные. Они умнее меня, лучше меня. И я сделаю все — сокрушу любого, украду что угодно, разрушу все, что потребуется, — чтобы исполнить любое их желание.

Это было сказано с такой страстью, что Маргарет опустила глаза. Она почувствовала себя маленькой завистливой девочкой.

Она никогда не испытывала ни к кому таких пылких чувств. Стол стал казаться еще меньше в интерьере большой залы, маленькое суденышко на бескрайней глади паркета. Со стен на нее взирают скучными взглядами ее предки.

Маргарет решительно выдохнула и повернулась к младшему Тернеру. Он выглядел сконфуженным признанием брата — но не удивленным. Словно тот просто растрепал ему волосы.

— Итак, мистер Марк Тернер. Какую же книгу вы пишете?