Тереза Медейрос - Ваша до рассвета Страница 13

Дворецкий вытащил носовой платок и вытер вспотевший лоб, явно разрываясь между лояльностью к своему хозяину и умоляющим взглядом Саманты.

– Как и любую другую медсестру, я думаю, вы можете представить ее себе как … нечто неопределенное.

– Ну же, Беквит. Конечно же, вы должны сказать больше. У нее белоснежные волосы? Или неопределенно седые? Или черные как сажа? У нее короткая прическа? Или вокруг ее головы корона из лент? Действительно ли она такая сморщенная и костлявая, какой кажется?

Беквит посмотрел через перила на Саманту безумным взглядом. В ответ она надула щеки и показала руками вокруг себя огромный круг.

– О, нет, милорд. Она скорее … полная.

Габриэль нахмурился.

– Насколько полная?

– О, о … она весит… – Саманта подняла десять пальцев, потом восемь. – Около восьмидесяти стоунов (около 508 кг – прим переводчика), – уверенно закончил Беквит.

– Восемьдесят стоунов! Вот это да! Я ездил на пони, который весил меньше ее.

Саманта закатила глаза и стала показывать заново.

– Не восемьдесят стоунов, милорд, – медленно проговорил Беквит, не отрывая взгляда от ее пальцев. – Восемнадцать (около 114 кг – прим. переводчика).

Габриэль погладил подбородок.

– Это странно. Она очень легко ходит для такой полной женщины, вы так не думаете? Когда я брал ее за руку, я мог бы поклясться, что… – он покачал головой, словно освобождаясь от своего необъяснимого впечатления. – Что с ее лицом?

– Ну–у–у… – протянул Беквит и остановился, поскольку Саманта закрыла кончиками пальцев свой нахальный нос и сделала вытягивающее движение. – У нее довольно длинный и острый нос.

– Я так и знал! – торжествующе воскликнул Габриэль.

– И зубы как у … – Беквит сузил глаза в замешательстве, так как Саманта приставила два согнутых пальца к своей голове. – Осла? – рискнул он.

Покачав головой, она согнула руки как висящие лапки и делала несколько мелких подпрыгивающих движений.

– Кролика! – полностью поддавшись игре, Беквит с трудом остановился, чтобы не захлопать в ладоши. – У нее зубы как у кролика!

Габриэль с удовлетворением фыркнул.

– Без сомнения, они отлично подходят к ее удлиненной лошадиной физиономии.

Саманта постучала себе по подбородку.

– У нее на подбородке, – продолжал дворецкий, с энтузиазмом озвучивая ее жесты, – огромная бородавка… – Саманта приставила руку под подбородок и пошевелила тремя пальцами. – Из которой растут три загнутых волоска!

Габриэль передернулся.

– Это еще хуже, чем я подозревал. Я не могу представить себе, что мной владело, когда я подумал … –

Беквит с невинным видом моргнул.

– Подумали что, милорд?

Габриэль отмахнулся от вопроса.

– Ничего. Совершенно ничего. Боюсь, это просто последствия того, что я слишком много времени провел в компании только себя самого. – Он поднял руку. – Пожалуйста, увольте меня от остальных деталей внешности мисс Викершем. Вероятно, некоторые вещи действительно лучше оставлять воображению.

Он тяжелым шагом направился к лестнице. Саманта зажала рот рукой, приглушая смех, но несмотря все ее усилия, сдавленный писк все же прозвучал.

Габриэль медленно повернулся вокруг своей оси. Ей только показалось, что он раздувает ноздри? А его губы подозрительно изогнулись? Она задержала дыхание, боясь, что любое, даже малейшее движение или звук выдадут ее.

Он наклонил голову.

– Вы слышали это, Беквит?

– Нет, милорд. Я ничего не слышал. Даже скрипа половицы.

Слепой взгляд Габриэля прошелся по полу и вернулся к Саманте со странной точностью.

– Вы уверены, что у мисс Викершем нет признаков принадлежности к мыши? Подергивающихся усиков? Страстного пристрастия к сыру? Тенденции ползать и шпионить за людьми, возможно?

Лоб Беквита снова заблестел от пота.

– О нет, милорд. Она нисколько не напоминает грызуна.

– Это удачно. Поскольку, если бы она напоминала, я бы мог поставить на нее мышеловку. – Выгнув золотистую бровь, он развернулся и стал подниматься по лестнице, оставив Саманту нервно задаваться вопросом, какую приманку он мог бы использовать.

* * *

Звонили колокола, выпевая свою песнь по поместью. Саманта перевернулась и еще глубже зарылась в мягкую подушку, видя сон о солнечном субботнем утре и церкви, заполненной улыбающимися людьми. Мужчина стоял у алтаря, его широкие плечи обтягивал светло–коричневый фрак. Саманта шла к нему с букетом сирени в дрожащих руках. Она чувствовала, что он ей улыбается, ощущала непреодолимо притягательное тепло его тела, но каким бы ярким ни был свет, проникающий через стеклянные витражи, или как бы близко она ни подходила к нему, его лицо все равно оставалось в тени.

Звон колоколов стал громче, менее мелодичным, а также более резким и фальшивящим. К их грубому и настойчивому звону присоединился еще более настойчивый стук в дверь ее спальни. Глаза Саманты распахнулись.

– Мисс Викершем! – с оттенком паники прокричал приглушенный голос.

Саманта выбралась из кровати и побежала к двери, по дороге набрасывая халат на свою ночную рубашку из простого хлопка. Она рывком открыла дверь и обнаружила на пороге обеспокоенного дворецкого, который стоял, сжимая в дрожащей руке канделябр.

– О боже, Беквит, что случилось? В доме пожар?

– Нет, мисс, это хозяин. Он будет звонить, пока вы не придете.

Она протерла заспанные глаза.

– Я думала, что буду последней, кого он вызовет. Особенно после того, как он утром выгнал меня из своей спальни.

Беквит покачал головой и своими трясущимися подбородками, его обведенные красными кругами глаза придавали ему вид человека, который только что горько плакал.

– Я пытался урезонить его, но он настаивает, что хочет только вас.

И хотя его слова давали Саманте возможность задержки, она просто сказала:

– Очень хорошо. Я сейчас приду.

Она быстро оделась, про себя благодаря простоту своего темно–синего длиннополого платья и новую французскую моду. По крайней мере, ей не приходится тратить драгоценное время в ожидании горничной, чтобы зашнуровать корсет или сражаться с сотней крошечных шелковых пуговичек.

Когда она вышла из своей спальни, убирая выбившиеся прядки из распустившейся прически, Беквит уже ждал ее в коридоре, чтобы отвести к постели Габриэля. Пока они быстро шли по длинному коридору, а потом по широкому лестничному маршу на третий этаж, Саманта беспрестанно зевала и прикрывала рукой рот. Судя по тусклому свету, просачивающемуся через свежевымытое окно, ночь еще только начинала сдаваться рассвету.