Барбара Картленд - Мадонна с лилиями Страница 13

У Сириллы вырвался радостный возглас.

— Как жаль, что папа вас не слышит! — искренне сказала она. — Еще никто и никогда не отзывался так о его работе. Мне кажется, если бы он мог услышать ваши слова, это помогло бы смягчить многолетнюю горечь разочарования, которую он испытывает, считая себя неудачником…

— Такое определение меньше всего подходит к вашему отцу, — галантно возразил маркиз. — Однако вы правы в одном — все великие мастера искусства — я имею в виду и музыкантов, и художников, и писателей — редко добивались успеха при жизни. Их талант бывает по достоинству оценен, увы, уже после смерти самого автора!..

Едва закончив фразу, маркиз почувствовал, что допустил бестактность — ведь отцу Сириллы осталось совсем недолго до такого трагического конца.

— Мне кажется, — задумчиво промолвила девушка, — что если бы папа был уверен, что его оценят хотя бы… когда его не станет, он был бы счастлив. Как только ему станет немного легче, я непременно передам ему ваши слова.

— Неужели он так плох, что я даже не могу поговорить с ним? — поинтересовался маркиз.

Сирилла с грустью покачала головой.

— За последние три дня он ни разу не приходил в сознание. Сегодня утром доктор сказал, что надежды нет…

Голос девушки дрогнул, и маркиз понял, что она едва сдерживается, чтобы не расплакаться.

— Если позволите, — вежливо сказал он, — я хотел бы купить эту картину.

Он ждал, что она обрадуется, но, к его удивлению, Сирилла отрицательно покачала головой.

— Нет-нет, ни в коем случае!

Маркиз недоуменно поднял брови, и Сирилла, покраснев, поспешила объясниться:

— Вы ведь считаете, что отец… обманул вас, выдав свою работу за творение Ван Дейка. Чтобы загладить его вину, я хочу подарить вам эту картину!

— Вы прекрасно понимаете, что при существующих обстоятельствах я не могу принять вашего подарка, — возразил маркиз. — Будем откровенны, мисс Винтак, — вам нужны деньги, и я готов заплатить их за работу, достоинства которой мне как человеку, разбирающемуся в искусстве, более чем очевидны.

Сирилла все еще колебалась, и маркиз добавил, улыбаясь:

— Мне кажется, в такую минуту лучше отбросить ложную гордость.

— Это не совсем гордость… — задумчиво пояснила девушка. — Просто мне не дает покоя мысль, что отец поступил очень дурно, взявшись за изготовление подделок. Я уверена, что бедная мама была бы в шоке! Правда, он пошел на это по причине крайней нужды…

— Я думаю, что ваша матушка поняла бы его, — убежденно произнес маркиз. — Однако вернемся к делу. Мне придется поговорить с принцем Уэльским, как поступить с подделкой Ван Дейка. Вам же, как я понимаю, деньги нужны прямо сейчас, поэтому я настаиваю, чтобы вы взяли у меня пятнадцать фунтов за картину вашего отца. Я немедленно забираю ее с собой.

— Пятнадцать фунтов! — не веря своим ушам, вскричала Сирилла. — Это слишком много…

Собственно говоря, маркиз намеревался предложить даже больше, но боялся, что Сирилла откажется. Вот почему он остановился на сумме для него ничтожной, но которая, как он предполагал, составит целое состояние для этой бедной девушки.

— Не люблю споров и стараюсь по возможности их избегать, — решительным тоном пресекая дальнейшие возражения, сказал маркиз. — Позвольте мне в данном случае действовать так, как я считаю нужным.

С этими словами он вынул из внутреннего кармана несколько банкнот, положил их на стол, а затем снял картину с мольберта.

— Я хочу показать ее Его Королевскому Высочеству, — пояснил маркиз. — Посмотрим, какова будет его реакция. Уверен, что такая же, как моя!

А что, если он рассердится, когда узнает, что картина Лохнера — подделка? — робко предположила Сирилла. — Вдруг он распорядится посадить папу в тюрьму?..

— Я прослежу за тем, чтобы этого не случилось, — твердо пообещал маркиз. — Не тревожьтесь, мисс Винтак! Если позволите, я загляну к вам завтра, чтобы узнать о здоровье вашего отца. От души надеюсь, что ему станет лучше!

— И я тоже, — сказала Сирилла. — Большое вам спасибо! Вы были так добры…

Она подняла свои лучистые глаза на маркиза, и он вдруг почувствовал сильное желание заключить в объятия эту красавицу, чтобы удостовериться в реальности ее существования.

В ней присутствовала какая-то сказочность, некая неземная красота, так блистательно переданная Лохнером на картине, что маркиз никак не мог поверить, что эта девушка — живой человек, а не плод его воображения.

— Как вы проводите время? — неожиданно спросил маркиз.

Сирилла явно удивилась этому вопросу. Помолчав, она сказала:

— Мы с Ханной — это наша служанка — стараемся никогда не оставлять папу одного — вдруг ему понадобится помощь.

— А когда ваш отец был здоров?

Мне все равно приходилось за ним ухаживать, — с улыбкой ответила Сирилла. — Будь его воля, он вообще не покидал бы свою студию. Я старалась вытаскивать его на прогулки, а когда у нас появлялись деньги, заставляла ходить со мной в магазины, хотя он страшно этого не любит.

— Довольно скучная жизнь для такой красавицы, как вы, — не подумав, сказал маркиз и в ту же секунду почувствовал, что смутил Сириллу своими словами.

Смущенно опустив глаза, она пролепетала, стараясь переменить тему:

— Пожалуй, я отдам ваши деньги Ханне. Она будет рада… так рада, что мне удалось продать папину картину! Теперь мы сможем купить для него все необходимое…

Давая понять, что разговор закончен, девушка направилась к двери. Маркизу хотелось так много сказать ей, но слова почему-то не шли с языка. Он подошел к окну, перед ним лежали бедные дворики Айлингтона, но он словно не замечал их.

Маркиз понимал, что Сирилла ждет, когда он уйдет, но ему хотелось остаться.

У него было странное чувство, что если он сейчас покинет этот дом, то никогда больше не увидит девушку, так поразившую его воображение, хотя, казалось бы, теперь, когда он узнал адрес, он мог бы навестить ее в любую минуту.

Маркиз сам не понимал, почему медлит. Он лишь чувствовал смущение, мешавшее ему рассуждать здраво.

Он много раз видел лицо «Мадонны с лилиями» с тех пор, как принц Уэльский купил Лохнера, но теперь, когда он встретил живое воплощение героини картины, маркиз был поражен. До этого он был уверен, что художник избрал своей моделью женщину, жившую с ним в одно время, а следовательно, уже давно умершую. А между тем вот она, стоит перед ним во плоти и крови, и зовут ее Сирилла…

Даже не оборачиваясь, маркиз чувствовал, что она смотрит на него, недоумевая, почему он не уходит, и явно испытывая смущение.

Так что же с ним происходит?

В глубине души маркизу казалось, что он очень давно знаком с Сириллой. Она уже давно жила в его воображении, в его мечтах и снах.