Лаура Кинсейл - Цветы из бури Страница 13

Он ответил циничной улыбкой и протянул ей закованную в цепи руку и отвесил поклон. Мэдди автоматически протянула ему руку. Герцог наклонился… и неожиданно дернул ее к себе, прижал к груди. Его закованная рука схватила Мэдди за горло.

— Бритва! — закричал доктор Эдвардс. — Господи! Ларкин!

Появился санитар, принеся воду, за которой собственно и выходил в коридор. Он уронил чашку, разлив жидкость на ковер и шагнул к ним. Но Жерво издал звук, от которого кровь застыла в жилах, одновременно приставив бритву к челюсти Мэдди.

Ларкин замер на месте. Мэдди уголком глаза могла видеть большой палец Жерво на острие бритвы, Ларкина, кузена Эдвардса и служанку, замершую в дверях. Все словно окаменели. Жерво прижал Мэдди к себе. Его свистящее дыхание раздавалось ей прямо в ухо.

— Не борись с ним, — тихо произнес кузен Эдвардс. — Вообще ничего не делай.

А Мэдди и не думала бороться. Он очень больно сжал ее. Она не могла бы найти в себе силы, чтобы сопротивляться его захвату. Герцог был напряжен, силен, горяч.

Рядом с ними стоял столик для бритья. Герцог подтащил его поближе. Кузен Эдвардс начал говорить мягким, добрым голосом, но Жерво игнорировал его. Он отвел бритву от горла Мэдди и направил бритвенное лезвие прямо в центр стола.

Он крепко держал Мэдди. Она чувствовала движение его мускулов, чувствовала, как он повернул запястье и прочертил одну линию, скрестив с ней другую. Когда Ларкин сделал шаг по направлению к ним, лезвие тут же вернулось к горлу.

Она слышала его дыхание и биение его сердца рядом со своим.

— Позволь ему, — сказал кузен Эдвардс. — Позволь ему закончить.

Жерво ждал, держа бритву и едва не касаясь лезвием ее шеи. Кузен Эдвардс кивнул.

— Можете продолжать, мистер Кристиан.

В тот же момент Жерво в центре пересекавшихся линий нарисовал синусоиду вдоль оси.

Он уронил бритву, со звоном ударившуюся о стол, затем положил руку ей на голову, заставляя посмотреть вниз на нацарапанную фигуру.

Его рука ослабла, он отпустил ее, но Мэдди продолжала стоять, глядя на стол.

Мэдди обернулась и увидела в глазах Жерво ожидание, концентрацию внимания… Она чувствовала, что он зависит от нее, зависит от того, поймет она его или нет.

Мэдди точно знала, что изображена математическая фигура, но не понимала ее значения.

— Подождите! — Она сжала его руки. — Подождите! — Мэдди повернулась к Ларкину и кузену Эдвардсу. — Не наказывайте его, не причиняйте боли! — воскликнула она, выбежав из комнаты.

В гостиной санитар читал отцу книгу.

— Папа! — Мэдди подбежала к отцу и схватила за руку. — Что это значит?

Его указательным пальцем она начертала крест на полированной поверхности стола, а потом синусоиду вдоль него.

— Периодическая функция, — ответил отец.

Мэдди перевела дыхание, схватила ручку и лист бумаги:

— Как она определяется?

— Бесконечный ряд. Ты хочешь это выяснить?

— Да все, что можно! Все об этом. Этот вопрос задали тебе. Необходимо ответить.

— Мне? Что…

— Папа! Все объясню потом, сейчас я должна быстро вернуться. Как можно скорее! Расскажи мне только о периодической функции, как у мсье Фурье. Как она записывается? Начинается с «синус X равен…»?

— Синусовая функциональная прогрессия. Или у тебя косинус?

— А графики отличаются, да? Тогда… — она сжала губы и закрыла глаза. — Кривая начинается… в пересечении осей.

— Тогда это синусовая функция. Синус X равен X минус X в кубе, деленный на факториал трех плюс X в пятой степени, на факториал пяти минус X в седьмой степени, на факториал семи и так далее.

— Да, да! — Мэдди записала знакомые символы, стараясь сделать их большими и отчетливыми. — О, папа, ты не представляешь! Я скоро вернусь и расскажу тебе!

Она пробежала через комнату в стиле барокко… через мраморный зал, наверх по лестнице… Пол, покрытый коврами, скрипел под ее ногами. Когда Мэдди достигла цели, она обнаружила, что ее просьбы были проигнорированы. Ларкин вместе с другими санитарами прижали Жерво лицом к стене и возились с рукавами его смирительной рубашки.

Как только Мэдди остановилась в дверях, они отпустили герцога. Жерво не поворачивался, не двигался и не боролся, только опустил голову.

— Я хотела, чтобы вы не…

— Кузина Мэдди! — обратился к ней Эдвардс. — Ты вполне оправилась? Не хотела бы ты прилечь? Какая беда! Для Ларкина непозволительно было оставлять бритву в пределах досягаемости больного! Мы должны быть абсолютно аккуратными. Всегда. Я не должен был позволять тебе входить сюда.

— Все в порядке. Это — синусовая функция! О!

Жерво, опершись плечом о стену, повернулся, и Мэдди почувствовала на себе его укоризненный взгляд.

— Изображение, сделанное им, — она показала бумагу, — это — синусовая функция.

— Да… как я говорил тебе… инструменты для письма любого вида перевозбуждают его мозг. Мы не можем заранее предугадать, что он сделает без всякого смысла.

— Но тут есть смысл! Эта функция позволяет…

— Нет! Нет. Его необходимо оставить в покое. Не надо, кузина Мэдди! — Голос доктора Эдвардса стал строже. Он вырвал лист бумаги из ее рук и скомкал. — Не показывайте ему ничего, что может вызвать волнение.

Она остановилась. Жерво смотрел на нее.

— Это — синусовая функция, — сказала Мэдди, не обращая внимания на кузена.

Если она ожидала какой-то реакции или понимания, то ничего не добилась. Жерво только посмотрел на нее, как будто их разделяла стеклянная стена. Он не слышал ее голоса.

Глава 5

Ушли прочь… ушли… все ушли, но негодяй бреет, собаки за дверь, спальня, никакой возможности уединиться, пол падает вниз… грубая пища застревает в горле… есть или нет.

Каз-мад.

Каз-мад.

Кровати, привязанная рука, нога. Как животное, жирный розовый… хвост крючком. Слово пропало, пропало, всегда только… далеко. Его голова болела, но он не мог вспомнить имя.

Каз-мад. Он пытался сказать беззвучно, двигая языком.

Он боялся произносить слова громко. Нет, нет, нет — вот, как это прозвучит.

Не говори, откажись.

В нем царил бесконечный страх. Они все говорили очень быстро… они мямлили… бормотали… они не давали ему возможности понять.

Положи руки… Я! Господи, неправильно. Проклятые звери. Ванна с кровью. Часы у бродяг в саду. Неистовство. Битва. СТЫДНО. Привязали кресло, бунт, шум, сумасшедшие, отняли у него друзей, собственный дом, собственную жизнь.

Он лежал, разглядывая тени на потолке, наблюдая овал, касавшийся стены, и совершенно не обращал внимания на то, что потолок украсили специально, чтобы приятно было находиться в этой комнате. Вдали, из гостиной, послышался стон, который издал один из сумасшедших. Огон напугал Кристиана, потому что такой же звук в любую минуту готов вырваться из его горла и груди. Звук отчаяния.