Кэндис Герн - С этой минуты Страница 14

Сэм оглядел стол, уставленный блюдами с жареной бараниной, куропатками, картофелем, маринованным луком, фасолью и хлебом с поджаристой корочкой. Миссис Гриссом из кожи вон лезла, чтобы загладить историю со свиньями, грязью и тесной чердачной комнаткой, и делала все, чтобы Сэм не остался голодным. Он с аппетитом принялся за еду, но заметил, что герцогиня почти ни к чему не притронулась.

– Что с тобой, Уилли? – спросил он. – Не по вкусу стряпня миссис Гриссом? Ты, конечно, привыкла к более изысканной кухне?

– У меня французский повар, который упал бы в обморок при виде бараньей ноги и картофеля, плавающих в масле, – улыбнулась она. – По правде говоря, он часто путешествует со мной, но поскольку мы гостили у лорда и леди Тейн – а они тоже держат превосходного повара, – я отослала своего в отпуск.

– И теперь вынуждена довольствоваться простым ужином без модных французских соусов и экзотических приправ? Бедная Уилли.

– Ну, не так уж я избалована, – рассмеялась она. – Иногда могу стерпеть и простую еду. А сейчас я не очень голодна.

– А вот я после многих лет жизни на корабле, где питался исключительно галетами, о которые зуб сломаешь и которыми, прежде чем есть, надо хорошенько постучать по столу, чтобы вытрясти мучных жучков, воспринимаю баранью ногу как манну небесную.

Его тирада повернула разговор к прежней теме: жизни Сэма на море, что, казалось, весьма занимало Уилемину. Та весь ужин бомбардировала его вопросами, и в его пересказе даже утомительная монотонность блокады приобрела более увлекательный оттенок. Особенно ее интересовали подробности его продвижения по службе, весьма необычной для простого парня.

– Я был младшим лейтенантом до абукирского сражения. И в этой великой битве имел честь служить лейтенантом под командованием капитана Льюиса с корабля…

– «Александр».

Сэм удивленно поднял брови:

– Откуда тебе это известно?

Уилли укоризненно прищелкнула языком.

– В самом деле, Сэм, неужели воображаешь, будто я не умею читать? Нильское сражение[4] по значимости – второе после Трафальгарской битвы. И оно было детально описано во всех газетах и журналах. Я даже велела декорировать гостиную в египетском стиле. Тогда это было очень модно.

– Но откуда ты знала, что я служу на «Александре»? Вряд ли мальчишку-лейтенанта упоминали в «Морнинг кроникл».

– Я видела твое имя в списках команды.

Сэм потрясенно уставился на нее:

– Ты читала списки?

Уилли смущенно улыбнулась:

– Узнав, что ты жив, хоть и очень зол на меня, я стала следить за твоей карьерой. Подумать только, целых пять лет я считала тебя мертвым! Но после разговора в театре я узнала, что ты плавал сначала на «Александре», потом – на «Пегасе». Тебе доверили командование «Либрой», а вслед за ней – еще одним кораблем. Твоим первым двадцатипушечным кораблем был «Дартмур», а последним – «Кристобел».

Сэм не сразу обрел дар речи.

– Да будь я проклят! – выдавил он наконец.

– Видишь, я никогда не забывала тебя, Сэм. Известно тебе или нет, но ты унес с собой кусочек моего сердца, и мне всегда было важно знать, где ты.

У него сразу стало тепло на сердце.

– Ты никогда не перестанешь удивлять меня, Уилли. При такой жизни, как у тебя: приемы, балы, веселье, роскошь… мне в голову не приходило, что ты думаешь обо мне.

– Ты всегда был в моих мыслях, Сэм. Разве можно забыть первую любовь?

Ее слова тронули Сэма больше, чем он мог представить. Как и то, что она все эти годы следила за его карьерой. Значит, он до сих пор ей небезразличен? Даже несмотря на все, что случилось между ними? Но когда она смотрела на него такими глазами, в которых полыхал жар, плавивший давнишний лед, он почти терял голову.

Не зная, как себя вести, он оглядел зал. На одном конце длинного стола сидели четверо громко смеющихся и перекрикивающих друг друга мужчин. Они залихватски чокались кружками с элем, очевидно, преисполненные решимости напиться. На противоположном конце сидели двое, занятые игрой в триктрак. Еще двое старичков дремали, придвинув стулья к камину. Супруги одинаково солидных пропорций, занявшие другую нишу, молча поедали большой черносмородинный пудинг.

Сэм и Уилли никто не мешал, но было столько всего, что он хотел сказать и сделать без посторонних глаз. Нельзя же ни с того ни с сего пригласить ее в спальню, хотя, видит Бог, он хотел этого больше всего на свете. Поскольку его комната была немногим просторнее чулана, с узким топчаном и тощим тюфяком, самое лучшее, что он мог сделать, – повести ее на прогулку при лунном свете.

Уилемина приняла его приглашение. И уже через несколько минут они сидели под яркой луной на старом надгробии в том церковном дворе, где уже побывали днем. Сэм снова хотел поцеловать ее, но твердо помнил о завтрашнем дне, мисс Фуллбрук и ожиданиях ее семьи. Но это будет завтра. А сегодня он рядом с Уилли, и она так прекрасна в лунном свете, что он не может больше сдерживаться.

При каждой встрече, даже той, первой, когда он был так взбешен и сокрушен тем, что она стала содержанкой, он хотел владеть ею, ее телом и душой, как в восемнадцать лет. Но слишком много мужчин могли назвать ее своей. И его гордость и боль не позволяли ему даже думать об этом.

И только десять лет назад он понял, что готов забыть о всех терзаниях и проклял свою чертову гордость. Теперь он хотел ее с новой силой, горел от желания и снова терзался угрызениями совести. Только уже иными. Но именно они побуждают его не закрывать рта. Говорить безопаснее, чем целоваться. И поэтому беседа, продолжавшаяся с несколькими перерывами еще с полудня, все текла и текла.

– Расскажи о Томе, своем сыне, – попросила она.

Сэм улыбнулся. Глаза его гордо блеснули.

– Чудесный мальчишка! Вернее, молодой человек. Ему девятнадцать. Он уже лейтенант! Делает карьеру моряка! Участвовал в блокаде, а теперь служит в Ост-Индии. В Яванском море.

– Вы часто видитесь?

– К сожалению, нет. Видишь ли, моряки никогда не бывают подолгу в одном месте. Он, считай, рос без меня. После смерти Сары он жил в семье ее сестры. В Сомерсете. Но уже тогда он бредил морем и жаловался, что не хочет жить вдали от побережья. Писал длинные письма, умоляя взять его на корабль и выучить на гардемарина. Когда ему исполнилось двенадцать, я наконец сдался. Уже через два года он надел мундир гардемарина. А в семнадцать сдал экзамен на лейтенанта. Его карьера будет более традиционной, не то что у меня. Уверен, что к сорока годам он станет адмиралом.

– Видел бы ты свое лицо, когда говоришь о нем, – с легкой завистью прошептала Уили. – Ты так им гордишься!

– Чистая правда, – рассмеялся Сэм. – Он хороший сын. Красавец! И ростом с меня, хотя все еще слишком тощ. Сплошные локти и колени. Длинноногий и неуклюжий.