Пенелопа Уильямсон - Сердце Запада Страница 16

Клементина прочистила горло.

– И чем же различаются братья?

Грубое лицо Энни-пятак от улыбки покрылось морщинами. Она послала еще один коричневый плевок, шлепнувшийся на дышло,и удобно устроилась для долгого повествования.

– Начну с того, что Гас провел детство с матерью на восточном побережье, а Рафферти рос в глуши и стал таким же диким, как крыса из сарая с кукурузой. Пожалуй, тебе будет понятнее, если сказать, что Гаса приручили, а Рафферти нет. И грешки Рафферти Гас терпеть не может. Выпивка, азартные игры и шлюхи. Особенно шлюхи. Конечно, может Гасу просто завидно. Может, из-за этого он взял да и женился на тебе. Он ведь мужчина, хоть и ведущий безупречную жизнь, а у мужчин все мысли заканчиваются членом. А настоящие леди вроде тебя встречаются здесь так же редко, как подсолнухи в январе.

Клементина предположила, что ей сделали комплимент. Хотя, возможно, нет. Здешние обитатели, как она убедилась, гордились своей грубостью, выставляя её напоказ как медаль.

– Спасибо, – слегка натянуто произнесла она.

– Завсегда пожалуйста. В наших местах, видишь ли, женщины либо шлюхи, либо навроде меня думают, что все мужчины змеи, и не видят никакого толка ложиться в постель со змеей. Именно поэтому все погонщики и стригали овец, все охотники на волков и грязные корчевщики – черт, да все, кого не назови, – за здорово живешь проедут много миль, чтобы поглазеть на тебя, на невиданную редкость. Здесь любой отдал бы левое яичко, лишь бы получить повариху, хозяйку, прачку… да по правде, рабыню, которой тебе придется стать для своего мужчины. Да, рабыня, племенная кобыла и жена в накрахмаленных нарядах благочестивой леди. Такая диковина кого хошь проймет. – Погонщица расхохоталась. – Дорогуша, ты не только редкость, ты чертова роскошь!

Энни замолчала, и внезапно поднялся завывающий ветер, заполняющий паузу. Один из мулов запрядал ушами и фыркнул, но Клементина осталась неподвижной.

  «Я не позволю ей вывести меня из себя», – поклялась она. У нее тоже сильный характер,и она это докажет.

– Нет, – продолжила погонщица, шумно вздохнув, – Рафферти точно не понравится, что его брат вернулся с женой и собирается везде навести свой порядок. Но именно Гасу придется сильно удивиться.

– Что вы имеете в виду? – невольно спросила Клементина.

Энни-пятак наклонилась так близко, что Клементине в лицо ударил запах табачного дыхания.

– Тебя, миссис Маккуин, ты и есть самое удивительное. Ведь под всем этим благочестием, под застенчивостью и изнеженностью скрывается горячая бабенка, только и ждущая повода, чтобы сорваться с цепи. Только Гас этого не видит. Пока что.

– Не могу понять, о чем это вы, – возмутилась Клементина, но ее губы свело из-за лжи. Каким-то образом погонщица разглядела в ней дикость, порочность. Так же как и отец. В то время как Гас не замечал изъяна, и никогда не заметит, если она постарается скрыть свою греховную сущность. – Я не такая. Не такая, как вы сказали. – Клементина разгладила на коленях свою шерстяную юбку из узелковой пряжи. Затем убедилась, что шпильки все еще на месте, в тяжелом римском узле волос, собранном на затылке. Она чувствовала себя растрепанной… разгоряченной. – А что касается мистера Рафферти, то ему придется смириться с тем, что его брат женат, и с этим ничего не поделать.

– Ничего не поделать, ха! – Энни-пятак разразилась лающим смехом. – Рафферти никогда не смиряется. 

* * * * *

В ту ночь они разбили лагерь у дороги под расколотой молнией бузиной. Энни-пятак приготовила ужин из бобов с саломи консервированной кукурузы и показала Клементине, как печь печенье в сковороде.

Клементина съела свою порцию, сидя на дышле, подальше от Энни, Гаса, зловонного костра из полыни и сухого буйволиного навоза. Она болтала ногами туда-сюда, наблюдая, как носки ее высоких ботинок из козьей кожи проводят в высокой степной траве параллельные колеи, напоминающие коротенькие следы от колес повозки. Но эти отметки, как она знала, ненадолго.

Земля простиралась такой пустой, такой громадной, что могла поглотить сотни Клементин. Бесследно.

Одинокие мысли встревожили ее, даже напугали. Девушка отставила в сторону пустую тарелку, встала и потянулась, поднимая руки так, словно хотела схватить кусочек неба. Затем вздохнула, глубоко вдохнув вонь от горящегокизякаи потных мулов.

Клементина повернулась и заметила, что Гас наблюдает за ней. Он сидел на бревне, сжимая кружку с кофе. Из-за пара, застилающего его лицо, и шляпы, надвинутой на глаза, она не могла угадать его мысли. Клементина заметила, что ее муж изредка погружался в раздумья, когда не улыбался, не смеялся и не рассказывал о своих мечтах. За несколько последних часов он не произнес ни слова, и после утренней словоохотливости Энни-пятак тоже сделалась молчаливой.

Клементина пристроилась на бревне рядом с Гасом, что оказалось не просто в узкой юбке из узелковой пряжи и твердом корсаже с удлиненной талией, плотно охватывающем бедра. Хорошо бы иметь при себе фотокамеру, чтобы запечатлеть, как черные переплетенные ветви сломанного дерева рассекают пламенеющее небо. Но тогда понадобится установить темную палатку, чтобы проявить мокрую фотопластинку сразу после извлечения из аппарата. У Клементины в чемодане сложена такая палатка. Но она боялась возможной реакции Гаса. Лучше постепенно приучать его к мысли, что у жены имеется любимое занятие, которое большинство людей сочли бы необычным, даже непристойным для женщины.

Клементина вздохнула и потуже стянула на шее грубошёрстную накидку. Воздух потяжелел и наполнился странным металлическим запахом. Одна капля упала на ее запястье, другая скользнула по щеке. Блестящие цветные кругляшки с нежным шипением ныряли в пламя. Клементина запрокинула голову и посмотрела на небо, в котором кружились пушистые хлопья.

– О, поглядите! – воскликнула она. – Снег идёт!

Гас вытянул открытую ладонь и рассмеялся.

– Будь я проклят, если это не так. Крупный мокрый снег. Такой мы, фермеры, называем предвестником травы.

Снег падал тяжелыми большими пушинками, напоминающими сырые овсяные хлопья. Клементина подняла раскрасневшееся и разгоряченное от огня лицо к небу. Высунула язык и рассмеялась, когда снежинки попали ей в рот.

– Клементина… – Она повернулась и увидела, что Гас пристально смотрит на нее. Муж был напряжен, а его губы сжаты. Но это не походило на гнев – Клементина уже знала, что это. – Пойдем спать, – позвал он.

Вдалиот огня при выдохах из ртов вырывался белый пар. Снег тихо устилал землю. Гас повесил фонарь на дышло и раскатал толстые плотнотканые одеяла, называемые «суганами», которые приобрел до отъезда из Форт-Бентона.