Ольга Крючкова - Дуэлянты Страница 17

Наконец показалась усадьба, уже постепенно сгущались осенние сумерки… Антонина неожиданно почувствовала страх… Но взяла себя в руки и помчалась вперед.

Лизавета сервировала поднос, дабы покормить Сергея Василевича. Она не входила к нему несколько часов кряду, думая, что он читает Гомера. Она аккуратно положила хлеб, нарезанный мелкими ломтиками, взяла поднос и направилась в барские покои.

Лизавета, как обычно, полным бедром толкнула дверь, та легко подалась.

– А вот и ужин… – она вошла в комнату барина, поставила поднос на стол. – Сергей Васильевич, ваше любимое блюдо, уж кухарка расстаралась…

Но барин молчал, Антонина пригляделась – с начало у нее возникло впечатление, что он спит.

– Барин, – она легонько коснулась его руки. – Чай вы так зачитались?

Книга лежала рядом с ним. Антонина взяла книгу, закрыла и положила на комод.

– Сергей Васильевич, не капризничайте. Надо покушать и выпить лекарство. – Но барин по-прежнему безмолвствовал. Лизавета заволновалась. – Барин, а барин…

Лизавета выбежала из комнаты и бросилась к дворецкому.

– Барин! Барин! – охваченная страхом, кричала она.

– Чего ты орешь? – возмутился дворецкий.

– Барин…

– Ну, я это уже слышал. И чего с ним?

– Помер он… – коротко ответила горничная.

– Как помер? Ты что несешь, окаянная?

– Так вот и помер, как все помирают…

Антонина спешилась и направилась в дом. Дворецкий отворил ей дверь.

– Матушка-барыня, слава Богу вы прибыли-с! – взволнованно воскликнул дворецкий.

Антонина тотчас уловила беспокойные нотки в его голосе, да ее Лизавета, стоявшая чуть поодаль с печальным видом, дополняла удручающую картину, наводящую на мысль: что-то произошло за время ее отсутствия.

– Что случилось Поликарп? – спросила она у дворецкого.

– Вы только не извольте беспокоиться…

– Говори же! Что случилось? Лизавета! А ты что стоишь в дверях? У тебя что забот нет? – разгневалась барыня.

– Я… я, – пролепетала горничная. – Только что спустилась из покоев Сергея Василевича…

– И как он?

Лизавета насупилась… Дворецкий молчал…

– Вы что все в рот воды набрали? Я спрашиваю вас: как себя чувствует барин?

Лизавета промямлила:

– Я хотела покормить его, а он…он… не отвечает…

Антонина встрепенулась.

– Как не отвечает? А за доктором отправили? Говорите же!

– Никак нет-с, барыня, не успели… – растерянно признался Поликарп. – Лизавета только спустилась… и я…

– Что ты? – воскликнула Антонина, понимая, что случилось непоправимое, бросилась на второй этаж в комнату мужа. Горничная и дворецкий едва за ней поспевали.

Вбежав в комнату, Антонина увидела побледневшее лицо мужа, которое особенно выделялось в вечерних сумерках. Глаза были слегка приоткрыты, создавалось впечатление, что барин задремал.

Антонина поняла: Сергей умер.

– Как это случилось? – спросила она Лизавету, стараясь сохранять спокойствие.

– Я пришла покормить барина, а он уже…

– Ничего не понимаю, он же пошел на поправку! – негодовала Антонина. – Он что днем понервничал? Газеты читал, или кто за долгами присылал?

– Не знаю, барыня… Кажется, да – письмо было! – вспомнила Лизавета.

– Как же-с, конечно было, его человек привез из Матвеево-Орлово, – подтвердил дворецкий.

– Что за письмо? Где оно?

– Я его распечатала и барину отдала…

– Найди письмо, – приказала Антонина горничной.

– Ох, барыня, – сказала та и расплакалась, – боюсь я покойников… Можно мне уйти?

– Ступай… Сама найду. Ты Поликарп пошли завтра утром, пораньше, за доктором и священником, надобно свидетельство о смерти оформить. А теперь я хочу остаться одна.

– Слушаюсь, барыня.

Дворецкий вышел из комнаты. Антонина еще раз посмотрела на мужа и перекрестилась.

– Господи, прими душу грешного раба Сергея… Неужели он умер в тот момент, когда я и Станислав предавались любви? Это наказание свыше… – Антонина сделала неимоверное усилие, подошла к мужу и закрыла ему глаза. – Вот я – и вдова. Что же теперь? Я так хотела свободы и вот я ее получила…

Антонина увидела в руке мужа скомканный лист бумаги. Она разжала безжизненную руку Сергея.

– Так это письмо…. Что в нем? – она бегло пробежала глазами по письму и пришла в неописуемый ужас. – Боже мой! Кто это мог написать? Кто мог решиться на такую подлость? – ее трясло от гнева. – Письмо принес человек Станислава, но … Станислав не мог его написать, почерк другой… Кто же? – неожиданно Антонина догадалась: – Варфоломей!!! Только он мог это написать! Он шпионил за нами! Мерзавец! Ну, держись!

Антонина вынула из нижнего ящика комода свой любимый револьвер, проверила барабан – полный, все пули на месте.

– Что ж! Пристрелю, как бешеную собаку! – воскликнула она и ринулась прочь из комнаты, повинуясь эмоциям, но не здравому смыслу.

В гостиной разъяренная Антонина буквально налетела на Лизавету.

– Барыня…

– Поди прочь! – прикрикнула Антонина и бросилась в прихожую.

– Назар! Назар!!! – кричала она на весь двор.

Из конюшни показался слегка подвыпивший конюх.

– Чего изволите, барыня?

– Седлать Северина!

Назар заметил в руках женщины револьвер.

– Матерь божья! Барыня, куда это вы собрались на ночь глядя, да еще с револьвером? – не на шутку испугался конюх и вмиг протрезвел.

– Седлай коня! И меньше задавай вопросов! Иначе я сама!

Назар понял, что спорить с барыней бессмысленно…

– Ох, барыня, натворите вы дел – чует мое сердце, натворите…

– Поменьше рассуждай! – прикрикнула Антонина.

Антонина летела через лес напрямки, не разбирая дороги. Северин, чувствуя гнев и возбуждение всадницы, раздувал ноздри, тяжело дыша. Антонина выехала из леса, уже изрядно стемнело, но это ее вовсе не смущало – гнев придавал ей силы и храбрости.

За поворотом дороги появилось Матвеево-Орлово; Северин, словно чувствуя состояние хозяйки, убыстрил бег. Ворота усадьбы были еще не затворены, и Антонина беспрепятственно въехала во двор. Прислуги видно не было. Она тотчас спешилась без посторонней помощи, достала из седельной сумки револьвер и быстро, если не сказать бегом, направилась к отдельно стоящему флигелю. По опыту Антонина знала, в подобных флигелях, обычно живут управляющие с семьей.

Она резко толкнула дверь, та оказалась не заперта. Войдя во флигель, Антонина, словно заправский вояка, взвела курок и была готова выстрелить в любую минуту.

Варфоломей в домашнем халате сидел в кресле и покуривал сигару. Его бурное воображение рисовало непристойные сцены:

– А какова! Не успел я письмишко отписать ее муженьку, как он стал рогоносцем! Ха-ха! А небось она, хороша в постели… Не отказался я бы оказаться на месте господина Матвеева…