Ирэн Фрэн - Стиль модерн Страница 17

Девушка явно не владела такой техникой танца, как ее напарники, султанша и визирь, сплетающиеся в восточных позах на другом конце сцены. Очевидно, что она импровизировала, и все чувства были написаны на ее лице. Ее странные жесты, то нежные и мягкие, а через мгновение будто обезумевшие, сменяли друг друга.

Стив схватил бинокль. По бледности кожи, мелькнувшей в какой-то момент из-под соскользнувшего болеро, он понял, что она блондинка. Жаль. Ему не нравились блондинки. Но все равно она была очаровательна, первая женщина, не показавшаяся ему ряженой, несмотря на свои восточные наряды. Маленькие стеклянные турецкие браслеты, звякающие у нее на руках, пышные лимонные панталоны, красное болеро — все, вплоть до небольших металлических украшений, пришитых и поблескивающих на груди, ей безумно шло. Чудо естественности, невзирая на эксцентричность ее костюма. Она прочертила еще несколько па в углу сцены, приняла удрученный вид и скрылась. Раздались аплодисменты. Другие танцоры застыли в ожидании следующей картины.

Стив обернулся к одной из своих соседок:

— Когда она вернется?

— Кто?

— Да эта… Эта танцовщица…

— Эта девочка? Ну, мой друг, это маленькая роль! Думаю, мы ее больше не увидим!

Стив поднялся, задев соседку, вышел из ложи и подбежал к служительнице:

— Девушка, она только что танцевала…

От волнения его американский акцент усилился, и та ничего не могла разобрать.

— …Танцовщица, — продолжал он, пытаясь успокоиться. — Танцовщица в желтых панталонах.

Он начинал задыхаться. Конечно, опять от этих запахов.

— А, малышка графа д’Эспрэ? Это Файя…

— Как, как?

— Файя.

— Мне нужно ее видеть. Немедленно.

— Ну нет! Только после спектакля. И вас должны сопровождать ее друзья!

— Я хочу ее видеть. Фа… Файю.

Его язык запутался в странных созвучиях.

Женщина пожала плечами и удалилась. Он догнал ее, взял под руку, пошарил в карманах:

— Вот пятьсот франков.

Как он и ожидал, она тут же огляделась, дабы убедиться, что путь свободен, потом показала Стиву на плохо освещенную лестницу, ведущую за кулисы.

И вот перед ним эта девушка. Дверь была широко распахнута, и он вошел без стука в артистическую уборную, старомодную и холодную, обтянутую кое-где ободранной красной и золотой бумагой. Китайская ширма, фарфоровые штучки, разбросанная одежда, трельяж, два больших зеркала. Танцовщица положила свою чалму на низкий диван и причесывалась перед зеркалом. Она не обернулась. Видела ли она его? Стив сомневался. Не вздрогнула, не встрепенулась, ничего похожего на дрожь. Она продолжала расчесывать свои волосы, и мало было назвать их просто длинными. Щетка спускалась по волнам волос, как по течению ленивой реки, запутываясь в прядях, закрывавших бедра, до низко спущенных завязок пуантов почти во всю длину ног.

Превратиться в эту щетку! Или лучше в эти волосы! Сопровождать ее повсюду и всегда! Стать этим светлым шелком! Быть с ней, быть ею!

Стив не мог шелохнуться. А ведь еще двадцать минут назад эта девушка была ему никем. Он не подозревал о ее существовании. Он даже ее не искал.

В отличие от американок, смотревшихся, как он знал, в зеркало во время туалета, она не разглядывала себя. Он осторожно подошел, раздираемый желанием захватить ее врасплох.

Под висевшей над зеркалом лампой ее глаза внезапно потемнели и приняли странный оттенок моря и камня, оттенок ультрамарина — легендарного камня, приписываемого русалкам. Именно в тот момент, когда Стив подобрал ему название, он встретился взглядом с Файей. Она не удивилась. Губы раздвинулись в некоем подобии улыбки, но в выражении глаз все равно осталось что-то грустное, какое-то разочарование.

— Вы хотели меня видеть?

Стив ожидал услышать надменный голос и был обезоружен его мягкостью. Эта женщина так доступна? Он покраснел и начал теребить в руках свой шарф.

— Сейчас не время, — снова заговорила она с той же горестной улыбкой. — Обычно артистов поздравляют после спектакля. — Она выдержала небольшую паузу и бросила взгляд в зеркало — …В общем, так мне сказали. Я — дебютантка. И потом… вы ведь сюда пришли не для этого?

Стив не знал, что ответить. Он весь дрожал, лоб покрылся испариной. Волосы, к которым он приложил столько трудов, чтобы они лежали по моде, хорошо заглаженными назад, снова бойцовски взъерошились.

— Не правда ли, это было ужасно, мой танец! Все будут презирать меня. Мне не оставят эту партию. — Она произносила эти слова совершенно беззлобно.

— О, нет, — удалось выдавить Стиву. — Нет, мадемуазель.

— Вот видите! Вы сами это говорите. Они выставят меня за дверь. Я в этом уверена. — И она скрылась за ширмой.

Стив решил исправить положение, в то время как Файя, сбросив на пол болеро, высунулась из-за ширмы и спросила:

— Вы так сюда спешили, чтобы сказать мне именно это?

«Еще одна фраза, и она выставит меня за дверь», — подумал Стив. Надо уходить. Но чудесный силуэт двигался за лаковыми панно. Она взяла со стула подвязки, черные чулки, бесстыдно намекая ему на свою полуобнаженность. Нет, она его не провоцировала — просто Стив для нее не существовал в этот момент. Лишь только она оденется, сразу вытолкнет его в коридор, или, что еще хуже, пройдет мимо, не заметив. Надо было использовать оставшиеся несколько минут, несколько секунд до того, как она исчезнет. Но что делать?

Скорее всего, выпить. Старый обычай О’Нилов с начала времен на тот случай, если на пути их желания возникает препятствие. Он взглянул на трельяж. Рисовая пудра, карандаш для глаз, румяна, какие-то флаконы. Ни джина, ни коньяка. Единственная фляга, что могла подойти, содержала золотистую жидкость. Он тут же ее схватил. Простой флакон с этикеткой «Guerlain. Wild Flowers of America»[36]. Наверняка американское спиртное для продажи во Франции. Стив махом проглотил содержимое флакона. Спирт обжег ему гортань, и он не почувствовал ничего, кроме ужасающего вкуса во рту, проникающего дальше в желудок. Сердце бешено забилось, он закашлялся, стал задыхаться и упал на диван. Девушка изумленно посмотрела на него поверх ширмы:

— Что с вами?

Стив не мог ответить. Его тошнило. Ему едва хватило времени увидеть, как она шла к нему, изящно накинув платье в японском стиле. Он всхлипнул:

— Я выпил… это… — И указал на флакон.

— Боже мой! Духи! Зачем?

— Из-за вас, мадемуазель, — прошептал Стив, всхлипнув в последний раз, и обмяк у нее на руках.

Париж, открывшийся этим вечером Стиву О’Нилу, напоминал волшебную сказку, мерещившуюся ему по пути из Нью-Йорка. Но дело было не в бальных залах или улицах, вымощенных паркетом. Файя, она одна создавала эту феерию. Она могла ввергнуть его и на самое дно, но она же и одним видом своего нежного лица, зеленых глаз, длинных волос переносила его в страну чудес.