Жюльетта Бенцони - Кинжал с красной лилией Страница 18

Мария де Медичи хоть никогда не блистала умом, но не была и блаженной дурочкой, ее ревность всегда была начеку, и она мгновенно поняла, какая ей грозит опасность.

— Сьер Филиппо, — ласково обратилась она к послу, — утром вы мне сказали, что донна Гонория Даванцатти сопровождает свою племянницу?

— Сопровождает, Ваше Величество, но мне показалось, что королева...

— Очень ей рада! Мы не нуждались в ее присутствии при нашей первой встрече, но она нам будет необходима, как только наша крестница поселится во дворце. Отправьте за ней немедленно. Их багаж можно доставить завтра. Вы можете удалиться, любезная крестница. Мадам де Гершевиль, — повернулась она к своей главной фрейлине, — извольте проводить донну Лоренцу в наши апартаменты и постарайтесь найти для нее уголок, где она будет спать. Здесь мы немного стеснены, но... Что у вас еще?

Вопрос был обращен к Лоренце, которая, забыв о гордости, опустилась перед королевой на колени.

— Я прошу прощения у Ее Величества и молю королеву дать мне разрешение вернуться во Флоренцию. Я согласилась на брак, предложенный Их герцогскими Высочествами только потому, что надеялась найти замену моему погибшему жениху, которого любила. Но поскольку теперь речь идет о совершенно другом человеке, я прошу разрешения уехать. Во Флоренции я вернусь в монастырь Мурати.

— Не досаждайте мне своими неуместными просьбами, милая! Я повторяю вам, хоть не люблю говорить одно и то же: вы останетесь здесь и выйдете замуж за маркиза. Если же нет, то мы увидим вас не в монастыре, а в Бастилии, как непокорную мятежницу, какой вы и станете в этом случае. Уведите ее, Гершевиль! Аудиенция затянулась!

Фрейлина ласково взяла Лоренцу за руку, чтобы помочь ей подняться.

— Пойдемте, — проговорила она. — Не стоит противоречить Ее Величеству.

Больше мадам де Гершевиль не сказала ни слова, но несчастная девушка прочитала в светлых глазах этой немолодой приятной женщины понимание и сочувствие и позволила себя увести, потому что в этот день ничего иного она сделать уже не могла. Побежденная, но не смирившаяся Лоренца покинула Овальную гостиную, а Гектор де Сарранс с невероятным самодовольством принялся отвечать на поздравления придворных, вызывая их раздражение и неприязнь.

— Поглядите-ка на него, — сказал Жуанвиль, младший брат герцога де Гиза, Беллегарду. — Ну просто павлин, распустивший хвост.

— Хотя его перышки сильно пооблезли. Но ему есть чему радоваться: получить ослепительную красавицу и огромное состояние! Мне очень интересно, что думает на этот счет его сын. Судя по выражению его лица, он не в восторге от подобного развития событий. А должен был бы сиять от счастья. Он только что мне признался, что любит малышку де Ла Мотт-Фейи и хочет на ней жениться.

— Да, но тогда он еще не видел прекрасной Лоренцы! Юница, которую вы назвали, очень мила, но ей никогда не сравниться с великолепной флорентийкой. И, как мне кажется, бедняга стал жертвой непредвиденного удара судьбы — влюбился с первого взгляда. Что ж, такое случается...

— Будь я на месте маркиза Гектора, я бы так не чванился, он, видно, позабыл, что рядом с Капитолием находится и Тарпейская скала. Я даю ему не больше двух месяцев на то, чтобы у него выросли рога.

— Благодаря сыну?

— О нет! Если судить по лицу Антуана, он скорее способен на отцеубийство. Благодаря королю,

мой дорогой. Наш вечно юный кавалер смотрел на крошку, как кот на сметану. Разве только усы не облизывал.

Принц де Жуанвиль был не единственный, кто обратил внимание на выражение лица Генриха. Антуан, попавшийся в собственную ловушку, разумеется, не видел ничего, зато де Курси не пропустил ни единой мелочи. Пока де Сарранс-старший оповещал короля о своем намерении вступить в брак, Тома, воспользовавшись всеобщим оцепенением, поспешил увести своего друга подальше, чтобы тот нечаянно вырвавшимся словом или жестом не совершил чего-то неподобающего.

Как только прекрасная флорентийка появилась на пороге, де Курси почувствовал: быть беде. Он слишком хорошо знал своего друга, его пылкое и страстное сердце и не мог себе представить, что Антуан равнодушно и холодно отстранит от себя столь великолепно цветущую юность. Тома никак не мог понять влюбленности Антуана в маленькую де Ла Мотт и его упорного желания именно ее видеть своей женой. Никто не спорил, юная Элоди была очаровательна, но как холодная куколка, как статуэтка. По мнению Тома, этому хрупкому изваянию явно не хватало небольшой доли жирка. Антуан обычно предпочитал цветы более жизнеспособные и яркие. Де Курси плохо представлял себе жизнь Антуана с хорошенькой безделушкой, которая в скором времени окончательно высохнет. С появлением Лоренцы все в один миг переменилось, и Тома сразу различил темные грозовые тучи, которые стали сгущаться на горизонте, предвещая множество осложнений.

Отойдя в сторону, Антуан поднял на друга потерянный взгляд:

— Скажи мне, я, может быть, сплю? Скажи, что я сейчас проснусь от этого кошмара, или я сойду с ума!

— Нет, мой дорогой, от этого кошмара ты не проснешься. Скорее всего, это обворожительное создание в ближайшем будущем станет твоей мачехой.

Глаза молодого человека вспыхнули огнем.

— Как ты смеешь это говорить! Разве ты не понимаешь, что со мной произошло нечто ужасное!

— Ты думаешь, я ничего не заметил? Она ведь понравилась тебе?

— Понравилась? Это жалкое слово совсем неуместно, когда молния зажгла пожар. Разве мог я себе представить, что она так хороша собой? Особенно после твоего насмешливого рассказа. Но где были твои глаза, — о, Господи! — когда ты наблюдал за приездом Джованетти? Перезрелая девица, страшная, как семь смертных грехов. И я тебе, как последний дурак, поверил! Ты что, слишком много выпил тогда?

Если и был у де Курси запас терпения, то очень небольшой, это качество никогда не было его главной добродетелью. Он, как тисками, сжал рукой запястье Антуана.

— Замолчи! Я тебе рассказал только о той, кого видел в карете. Мегера сердилась и ругалась, а я вдруг услышал звонкий смех молоденького всадника, он был рядом с послом и показался мне настолько красивым, что я даже заинтересовался, уж не питает ли сьер Филиппо слабость к красивым юношам. Какой же я был идиот! Наверняка это была флорентийка, переодетая в мужское платье. Да ты прав, все это неимоверно глупо.

Антуан не успел ответить, к ним подошел маркиз де Сарранс и похлопал сына по плечу.

— Ну-с, ваша милость де Сарранс-младший, теперь, я полагаю, вы счастливы? Я избавил вас от брака, который был вам так неприятен, и мы будем богаты. Теперь вы можете жениться на вашей Элоди, даже если она не принесет вам ни лиара. Я дам вам свое благословение. Не стану медлить и попрошу ее руки, чтобы нас обвенчали в один и тот же день. Чудесная мысль, не правда ли?