Виктория Холт - Чудо в аббатстве Страница 18

— Люди, которые претендуют на святость, редко такими бывают., Они все совершают безнравственные поступки. Посмотри на себя, Святое Дитя. Кто показал нам Мадонну?

— Это несправедливо, Кейт, — сказала я.

— Маленькие дети должны говорить только тогда, когда к ним обращаются.

— Я не маленькая! — с жаром воскликнула я.

— Ты ничего не знаешь, так что молчи. Я понимала, что Бруно чувствовал себя неловко, и догадывалась, что причиной тому было напряженная атмосфера в монастыре. Об этом рассказывал мне отец, вид у него был несчастный.

— Жизнь полна испытаний, — печально произнес он. — Никогда не знаешь, откуда и когда ждать следующего удара молнии.

— Кажется, все изменилось с тех пор, когда король стал менять жен, сказала я. — До этого все жили спокойно.

— Может, и так, — согласился отец, — а может, потому, что тогда ты была слишком мала, чтобы сознавать неприятности. Некоторые люди никогда этого не чувствуют. Я совершенно уверен, что твоя мать понятия не имеет об этих грозовых тучах.

— Она слишком поглощена тем, есть ли какая-нибудь тля на ее розах.

— Согласен, — сказал отец, мягко улыбаясь. И я подумала, какой он хороший человек и как бы он был доволен, если бы мог счастливо жить со своей семьей, подниматься вверх по реке на службу, где разбирал судебные дела, а потом возвращаться домой, чтобы послушать о наших домашних делах.

Мы могли бы вести спокойную, безмятежную жизнь. Но я все время пререкалась с Кейт, очень мало видела Руперта, а Саймон Кейсман, хоть и делал все от него зависящее, чтобы всем угодить, мне не нравился; матушка иногда раздражала меня тем, что была поглощена только своим садом, будто вне его ничто не имело значения; отец являлся центром моего мира, его настроение я всегда понимала, и, когда он тревожился о чем-нибудь, это беспокоило и меня. Поэтому и сейчас я была сильно обеспокоена. Мне очень нравились наши слуги, некоторые наши соседи. Матушка была щедрой женщиной: она следила, чтобы у ее нуждающихся соседей всегда были хлеб и мясо. Ни один нищий не ушел из нашего дома с пустыми руками. Нас считали свободными от предрассудков. Мы могли бы быть счастливы, если бы не слухи и тот факт, что сэру Томасу Мору отрубили голову, а его поместье конфисковали. Это были факты, которые даже моя матушка не могла игнорировать. Однажды она заметила, что сэр Томас должен был подумать о своей семье, а не о принципах. Тогда он принес бы присягу, и все было бы хорошо.

И вдруг несчастье нависло над аббатством Святого Бруно. Отец сообщил мне об этом. Я быстро становилась его поверенной в этих делах. Иногда он говорил с Рупертом и Саймоном, они обсуждали дела, но я думаю, что мне он охотнее поверял свои самые сокровенные мысли.

Направляясь к реке, мы, как всегда, разговаривали, и отец сказал мне:

— Я боюсь за Аббатство. Со времени чуда оно стало богатым. Думаю, оно в числе тех, на которые именем короля нацелился алчный Томас Кромвель.

— И что тогда с ним будет?

— Что случилось с другими. Ты же знаешь, что несколько более мелких аббатств были захвачены.

— Говорят, что — монахи в них были повинны в немонашеском поведении.

— Говорят… говорят… — Отец устало провел рукой по глазам. — Как легко что-то сказать, Дамаск. Как просто найти тех, кто будет свидетельствовать против других, особенно когда это им выгодно.

— Саймон Кейсман говорил, что закрыты были только те монастыри, которые были виноваты в этой мерзости.

— О, Дамаск, времена нынче печальные. Подумать только о всех тех годах, когда монастыри процветали. Они сделали так много добра для страны. Они олицетворяли собой сдерживающее начало. Лечили больных. Нанимали на работу людей, воспитывали их в любви к Богу. Но теперь, когда король стал главой церкви, а человек может лишиться головы, если будет это отрицать, Кромвель всюду рыщет, чтобы пополнить его казну. Он закрывает монастыри и отдает богатства церкви государству. А со времени чуда аббатство Святого Бруно стало одним из самых богатых. Брат Иоан говорит, что аббат не переживет потерю Аббатства, и я верю этому.

— О, отец, будем надеяться, что люди короля не придут в наше Аббатство.

— Мы будем надеяться, но это будет чудо, если они не придут.

— Но раньше случилось же чудо, — сказала я. Я попыталась успокоить его, и, думаю, это мне, немного удалось. Но какие это были неспокойные дни!

Мать послала меня снести корзину с рыбой и хлебом старой Гарнет, прикованной к постели. Она жила в крошечном домике, где была только одна комната, и существовала только благодаря нашей помощи. Она потеряла мужа и шестерых детей во время эпидемии чумы, но старая Гарнет, казалось, не подвластна ничему. Все уже давно забыли, сколько ей лет, да и сама она не помнила. Время от времени матушка посылала одну из служанок отнести ей свежие тростниковые дорожки на пол, а также травы и мази. Моей обязанностью было следить, чтобы в кладовой Гарнет всегда что-нибудь было, вот почему Кезая отправилась со мной, помогая нести корзину.

Кезая слышала массу рассказов о том, что делалось среди монахов и монахинь. Фактически об этом говорили все. И каждый день сообщали что-то новое и еще более ужасающее.

Мы уже побывали у старой Гарнет, выслушали в очередной раз историю о том, как она схоронила всех своих детей, и возвращались домой, когда услышали приближающийся топот копыт, а затем увидели группу из четырех всадников, во главе которой на большой черной лошади скакал довольно неприятный человек.

Он остановил нас.

— Эй, — крикнул он, — покажите нам дорогу в аббатство Святого Бруно.

Держался он высокомерно, почти нагло, но Кезая, казалось, этого не замечала.

— Ах, господин, — воскликнула она, присев в реверансе, — Аббатство совсем рядом.

Я заметила, как он посмотрел на Кезаю: его узкий рот слегка приоткрылся, а маленькие черные глазки, казалось, исчезли, когда на них опустились веки.

Он пустил лошадь вперед. Едва удостоив меня взглядом, снова посмотрел на Кезаю.

— Кто ты? — спросил он.

— Я из большого дома, а это моя маленькая госпожа.

Человек кивнул. Он наклонился в седле и, взяв Кезаю за ухо, потянул к себе. Она вскрикнула от боли, а мужчины засмеялись.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Меня Кезая, сэр, а маленькую госпожу…

— Держу пари, ты хорошая девушка, Кезая, — сказал он. — Мы это проверим. Потом он отпустил ее и продолжал:

— Так говоришь, совсем близко? По этой дороге? Когда они отъехали, я посмотрела на Кезаю, на ее багровое ухо.

— Вот это мужчина, правда, госпожа? — спросила Кезая, хихикая.