Евгения Марлитт - Дама с рубинами. Совиный дом (сборник) Страница 19

– Я… я не выношу собачьего лая, он расстраивает мне нервы.

– Перестань говорить о нервах, юноша! Меня тошнит от твоего хныканья. Стыдись! Можно подумать, что ты воспитывался в богадельне. Мои не-е-рвы! – сердито передразнил старик.

В это время подошла и Маргарита.

– Что же сделал тебе мальчик, Рейнгольд? – сказала она с упреком.

– Папа удивительно равнодушен и снисходителен, он позволяет этому мальчишке прыгать и шуметь на нашем дворе и даже усаживаться со своими тетрадками на нашем любимом месте, Грета, где мы всегда учили уроки. А третьего дня я сам видел, как он, проходя мимо, положил ему на стол новую книжку.

– Завистник! – презрительно пробормотал советник.

– Думай что хочешь, дедушка! – невольно сорвалось с языка раздраженного юноши. – Но я бережлив, как все прежние представители нашего дома, и меня бесит, что деньги бросаются на ветер. Делать подарки людям, которые и так нам порядочно стоят! Теперь, когда приходно-расходные книги у меня в руках, я знаю, что старик Ленц никогда не платил ни гроша за свое проживание в пакгаузе. К тому же при его медлительности он не может заработать даже на хлеб. Разумеется, ему надо было бы платить поштучно, но папа дает ему триста талеров в год жалованья, даже если он за целый год разрисовал только одну тарелку. Понятно, что наше дело терпит от этого большие убытки. Если бы мне хоть на один день получить власть, я навел бы порядок и немедленно удалил бы старого лентяя.

– Какое счастье, что такие молокососы не смеют распоряжаться пока!

– Да, пока главное место в конторе не сделалось вакантным, – добавил неожиданно подошедший к ним коммерции советник. Увидев, вероятно, во дворе тестя и дочь, он поспешил выйти, чтобы не заставлять ждать пунктуального старика, – во всяком случае, он уже был в охотничьем костюме. Спускаясь в вестибюль, он, должно быть, слышал бо́льшую часть разговора у окна конторы, что было видно по его разъяренному лицу. Маргарита заметила даже, как нервно дрожала его нижняя губа, когда он говорил. Однако отец не взглянул в окно, только пожал плечами и заметил как бы шутя:

– К сожалению, главное место еще занято отцом и мудрому сыночку придется, пожалуй, долго ждать.

Затем он поздоровался с тестем, пожав ему руку. Окно неслышно закрылось, и темная шерстяная занавеска опустилась, словно тут никого и не было, а строптивый юноша, надо полагать, скрылся в безопасном месте – за своим письменным столом.

Между тем мальчику удалось поймать Филину, в этом ему помогла тетя Софи, выходившая из общей комнаты с полной печенья фарфоровой корзинкой в руках. Маленькая группа остановилась посреди двора.

Слышно было, как стучали ножки мальчика, сбегавшего по лестнице; одной рукой он держал собачку, на другой висела корзинка. Он был явно расстроен.

– Ты плакал, мой мальчик? – спросил коммерции советник, наклоняясь к нему. Маргарита еще никогда не слышала у него такого нежного и задумчивого тона.

– Я плакал? Почему вы так думаете? – возразил ребенок. – Я не девчонка, чтобы реветь.

– Браво! Правильно рассудил мальчуган, – засмеялся удивленный неожиданным ответом советник. – Ты настоящий молодец!

Лампрехт схватил собаку, которая делала невероятные усилия, пытаясь освободиться, и поставил ее на лапы.

– Она побежит за тобой, когда ты пойдешь по двору – успокаивающе сказал он ребенку. – Но я бы постыдился на твоем месте ходить по улице с корзинкой. Это совсем не идет гимназисту, тебя засмеют товарищи.

– О, пусть только попробуют! – Он вспыхнул и смело и энергично, как боевой петушок, откинул назад свою красивую головку. – А все же я буду носить бабушке булки. Наша служанка захворала, а у бабушки больные ноги, не оставаться же ей без булочки к кофе, а мне все равно, что будут говорить глупые мальчишки.

– Это очень хорошо с твоей стороны, Макс, – сказала тетя Софи и, взяв из фарфоровой корзины горсть миндального печенья, подала мальчику. Тот с улыбкой взглянул на нее, но не взял.

– Премного благодарен, фрейлейн, – сказал он и принялся ерошить свои кудри, сам смутившись отказом. – Но я, знаете, никогда не ем сладкого, это хорошо для девочки.

Советник разразился громким смехом, с сияющим лицом поднял вдруг высоко от земли ребенка и крепко поцеловал в розовую щечку.

– Да, этот совсем из другого теста. Он мне пришелся по душе, клянусь Богом! – воскликнул он, выпуская мальчугана из своих сильных рук. – Как же попало такое чудесное дитя в этот старый склад, в пакгауз?

– Он француз, – сказала тетя Софи. – Ведь ты приехал из Парижа? – спросила она ребенка.

– Да. Но мама умерла и…

– Посмотри-ка, твоя Филина опять убежала! – воскликнул коммерции советник. – Беги за ней, не то она, пожалуй, поскачет к старой даме, что живет наверху.

Мальчик бросился вверх по лестнице.

– Его родители, кажется, оба умерли, – сказала тетя Софи вполголоса советнику.

– Неправда! – возразил сверху мальчик. – Мой папа не умер, он уехал далеко – так всегда говорила мама. Я думаю, за море.

– А ты не скучаешь по нему? – спросила Маргарита.

– Да ведь я его никогда не видел, моего папу, – ответил он как-то сухо и вместе с тем будто удивляясь, что можно скучать по человеку, о котором не имеешь ни малейшего представления.

– Вот странная история, черт возьми! Гм-м, – проворчал советник, замахав рукой, как будто обо что-то обжегся. – Так он, значит, сын одной из дочерей Ленца?

– Не знаю, но, насколько мне известно, у Ленца только одна дочь, – отвечала тетя Софи. – Как звали твою маму, дитя мое?

– Ее звали мамой Аполлиной, – коротко ответил мальчик. Ему надоели расспросы и хотелось поскорее уйти от обступивших его людей, да и Филина, соблаговолив наконец найти выход из вестибюля, с лаем выбежала во двор.

– Ну, беги же за ней, малыш, – сказал коммерции советник. – Смотри, опоздаешь со своими булками, кофе уже будет выпит.

– Ах, да он и не сварен, – засмеялся мальчик. – Я должен еще принести с чердака щепок и наколоть их.

– Мне кажется, что из тебя делают какого-то поваренка, – сказал коммерции советник, бросив быстрый взгляд на пакгауз.

– А ты думаешь, что это вредит мальчугану? – спросил его тесть. – И я колол дрова для кухни девятилетним ребенком, помогал в работах на конюшне и в поле, был пастухом. Разве это может обесчестить человека? Да и кто знает, какова будет судьба этого бедняжки. Тут дело неладно, как я замечаю: весьма сомнительно, чтобы отец вернулся из-за моря и исполнил свой долг относительно него – позаботился о его будущем. Это теперь не в моде. А старик дедушка, – он показал на пакгауз, – вряд ли накопил для него денег. Значит, этому французику придется самому пробивать себе дорогу, напрягая все силы, чтобы не пропасть в сутолоке жизни.