Жюльетта Бенцони - Сын Авроры Страница 20

Ждать им пришлось довольно долго: Фридриха Августа задержали обстоятельства. Наконец, уже под Рождество, когда трубы издалека возвестили о его прибытии, они поспешили на Рыночную площадь — главную площадь Варшавы, в самый центр города. Изумительный образчик городского пейзажа полностью соответствовал своему названию: повсюду гнездились разномастные торговые лотки и палатки. Их окружали разноцветные здания, выстроенные в стиле эпохи Возрождения. Стены этих строений изобиловали всевозможными фресками, что делало площадь похожей на причудливую книжку с картинками. Аврора отметила про себя, что на площади яблоку негде упасть. Толпа волновалась и перешептывалась; пытаться как-то вклиниться в столь бурное скопление народа было бы явным безрассудством.

Поразмыслив, Клаус Асфельд привел Аврору в гостиницу, окна которой как раз выходили на площадь (впрочем, они были не первые, кому в голову пришла подобная идея: чтобы посмотреть на нового короля, люди свешивались с балконов и даже забирались на крыши). Перед молодыми людьми простиралась узкая улица, по обеим сторонам которой располагались две башенки. Проход между ними обычно был закрыт, но не в этот праздничный день. Между башенками собралась целая процессия варшавских евреев. Они принесли с собой Тору в золотом переплете. Разнообразные национальные костюмы превратили площадь в своеобразный цветник. Большая часть народа столпилась возле подмостков, устланных ковровой дорожкой. Там, на возвышении, под пурпурным навесом с золотой бахромой, стоял позолоченный трон.

Вдруг толпа зашевелилась, словно по поверхности воды пробежала легкая рябь. Заиграли фанфары, в унисон им вторили барабаны: прибыл король! Как только Аврора увидела его верхом на роскошном белоснежном жеребце, у нее перехватило дыхание. Август II был облачен в богатый церемониальный наряд — алую мантию с золотой оторочкой, — а на голове его, в бледных лучах зимнего солнца, сверкала корона. Бесспорно, он был очень красивым королем. Толпа кричала и аплодировала, когда он, спешившись, гордой походкой направился к подмосткам, чтобы занять свое законное место на троне. Спустя некоторое время, как того требовал местный обычай, Август II поднялся, чтобы поприветствовать бургомистра и его советников. Они преклонили перед королем колени и торжественно протянули ему красную подушечку, на которой лежали ключи от города. Август II не только взял ключи, вежливо поблагодарив своих новых подданных, но даже обратился к толпе с небольшой речью на польском языке. Разумеется, он не знал ни единого слова по-польски, но несколько часов упорной зубрежки принесли свои плоды: народ был в восторге. Затем, вернувшись на свой трон, король взял свиток пергамента, перехваченный лентой с красной сургучной печатью, развернул его и зачитал имена тех, кто должен был составить его Золотую милицию. Все, кого он называл, по очереди поднимались на подмостки, кланялись королю, а тот, в свою очередь, устраивал им нечто вроде посвящения в рыцари. По окончании церемонии Август сел на коня и направился в собор Святого Иоанна, где его принял Примас, помолился вместе с ним и благословил на царство (за две недели до прибытия в Краков князь Саксонский принял католицизм), после чего оба посетили Королевский замок, где был устроен торжественный ужин. Новому королю предстояло провести в Замке некоторое время, пока его люди обустраивали Вилянувский дворец, из которого вдова покойного Яна Собеского, урожденная Мария Казимира де Лагранж д'Аркьен, вывезла наиболее ценные вещи, а потом и сама сбежала в Гданьск. Там она дожидалась приезда принца де Конти, в надежде, что тот восстановит ее при дворе в качестве вдовствующей королевы. Впрочем, для этого у нее не было ни малейших оснований. Вдова, конечно, имела троих сыновей, однако двое младших были еще совсем маленькими, а старший — Якуб Людовик, — мягко говоря, не пользовался авторитетом у Сейма[27].

Больше всего Аврору поразило то, что Кристина Эберхардина не присутствовала на церемонии коронации. Казалось бы, она стала королевой Польши и должна была находиться рядом с супругом. Однако ее не было даже в Кракове, когда Фридрих Август общался с Примасом.

— Она, наверное, не хочет отрекаться от своей веры? Кстати, интересно, вдовствующая княгиня испытывает те же чувства?

— Вполне возможно, ведь если Анна София и разделяет точку зрения Генриха Наваррского — «Париж стоит мессы!»[28], — то это касается лишь ее сына. Но королевская супруга не может отказаться от принятия католицизма: она слишком привязана к своему мужу и готова следовать за ним повсюду. К тому же у нее просто не хватит духу сопротивляться его воле...

— В любом случае когда-нибудь ей придется сменить вероисповедание: не в последнюю очередь — ради своего ребенка, к которому в будущем перейдет отцовская корона.

— Об этом еще рано говорить. Давайте не будем гадать, что и как сложится в дальнейшем, а лучше пойдем в замок и покажем Фридриху Августу малютку Морица.

Вечер выдался холодный. Пожилая кормилица держала полуторагодовалого Морица на руках. Ребенок был с головы до пят плотно укутан в горностаевую шубку с капюшоном. Аврора тоже решила одеться по погоде. Ее роскошный наряд полностью скрывала просторная черная бархатная накидка на собольей подкладке. За исключением Амалии, которая осталась дома, вся компания была в сборе: Аврора и Ульрика — в карете, Готтлиб — на кучерском месте, а Клаус — рядом с каретой на своей лошади. Закончив все приготовления и раздав указания, они двинулись в путь. Вечерняя Варшава приветствовала путников праздничными огнями, но было заметно, что с момента торжественной церемонии радость и веселье поляков несколько поутихли. Если и слышались иногда пьяные выкрики уличных выпивох, для которых понятие времени значило не более чем пустой звук, то в большинстве домов, напротив, стояла тишина. Должно быть, причиной тому был снег, что начал валить большими хлопьями. А может — саксонские войска, разбросанные по городу небольшими группками. Так или иначе, жители Варшавы, похоже, не выказывали особой симпатии по отношению к новому сюзерену.

Старинный замок, словно в противовес всеобщему затишью в столице, кипел новой жизнью. Веселые звуки скрипки были слышны уже из внутреннего двора, сплошь уставленного различными экипажами. За ярко освещенными окнами то и дело маячили силуэты слуг и приглашенных гостей.

— Может быть, вам стоило подождать до завтра? — спросил Клаус, явно обеспокоенный таким большим количеством народа.

— С чего бы это? — беззаботно откликнулась Аврора. — Сейчас они знакомятся, потом будет пиршество, а затем... Кто знает, что еще выдумает наш ко-