Барбара Картленд - Пленница любви Страница 20

Девушка тут же заставила себя сосредоточиться только на одной мысли: замужество с графом давало ей возможность вырваться отсюда.

Она подошла к окну и постояла, глядя на парк. Ей вспомнилось, как она представляла себя пленницей королевской крови, сидящей под стражей в неприступной крепости.

Но теперь кошмар кончился; бояться можно было только одного: как бы, спасаясь из одной тюрьмы, не угодить в другую.

Подчиняясь бессознательному порыву, она обратилась за помощью к матери и к Богу, который, как порою Сорильде казалось в эти печальные месяцы, ее покинул.

Но теперь она знала, что не забыта, не покинута, а находится под Его защитой и Он всегда пребудет с ней, что бы ни готовило будущее.

Погруженная в размышления и молитвы, Сорильда подскочила, когда опять раздался стук в дверь.

— Кто там?

— Мисс Сорильда, его светлость попросил меня сообщить вам, что прибыл граф Уинсфорд. Сорильда глубоко вздохнула.

— Передайте его светлости, что я сейчас спущусь.

— Хорошо, мисс.

Сорильда отвернулась от окна и оглядела спальню. Все было готово.

После того, как служанки уложили ее дорожный сундук, она открыла его и выбросила все ужасные коричневые и серые платья, выбранные для нее тетушкой. Выбросила она и большую часть ночных рубашек и белья — их она носила еще до того, как стала считать себя взрослой.

Наверху в сундуке матери она отыскала изящные ночные рубашки из тонкого батиста, отделанные кружевом, шелковые нижние юбки, шелестевшие при ходьбе, и кое-что из других предметов одежды — все столь изысканное, что Сорильда просто ахнула от восторга.

Она совсем забыла о них, да и не смотрела раньше, что из вещей матери осталось, по той простой причине, что боялась расплакаться.

Сорильде никогда и в голову не приходило, что она может носить одежду матери, но теперь девушка знала: материнские вещи, надетые ею, укрепят ее мужество — оно уже струилось по ее жилам.

Теперь в ее дорожном сундуке лежали лишь материнские вещи, в том числе и вечернее платье черного цвета, столь же красивое и элегантное, как и платье, надетою ею на собственную свадьбу.

» Первым делом я куплю себе новую одежду по собственному выбору «, — пообещала себе Сорильда.

Все вещи, выбранные для нее тетушкой, она затолкала в дальний угол гардероба, захлопнула дверцу и закрыла ее на ключ. После этого она затянула на сундуке ремни. Теперь она знала, что берет с собой лишь то, что ей хочется носить.

На кресле лежала шелковая шаль с длинной бахромой — мать купила ее к этому платью, дорогие замшевые перчатки и маленькая сумочка из такого же шелка, что и лиф платья.

В другой сундук Сорильда уложила не одежду, а небольшие вещицы, которыми она дорожила и которые принадлежали ее матери: шкатулку для рукоделия, две миниатюры — одна с портретом ее отца, другая — с ее собственным портретом в детском возрасте, книги в кожаном переплете; мать любила их и бережно завернула в бумагу; декоративные статуэтки, стоявшие в ее спальне на каминной полочке и у постели.

» Где бы я ни была, — заметила Сорильда, — эти вещи позволят мне чувствовать себя как дома, потому что они принадлежали маме «.

Медленно, не торопясь, она натянула длинные замшевые перчатки, взяла шаль и сумочку, затем отперла дверь и пошла по коридору в сторону лестницы.

Как она ни нервничала, но невольно чисто по-женски обрадовалась, ощутив колыхание кринолина и почувствовав, что хоть ее платье и выглядит странным для невесты, но впервые в жизни она в привлекательном женском облике может лицом к лицу встретиться с тетушкой на равных.

Подойдя к лестнице, Сорильда увидела, что внизу в холле ее ждет дядя. Он стоял один.

Она поняла, что граф с тетушкой уже ушли в часовню, и с возмущением подумала, что герцогиня воспользовалась возможностью поговорить с графом пусть даже и несколько секунд.

» Они оба отвратительны, и я их ненавижу!«— сказала себе Сорильда и, еще выше подняв голову, начала медленно спускаться по лестнице.

Ступив на мраморный пол холла, она заметила изумленный взгляд дяди. Когда девушка подошла к нему, он воскликнул:

— Черное! С чего это ты надумала идти в черном на собственную свадьбу?

— По-моему, это вполне соответствует обстоятельствам, дядя Эдмунд, — ответила Сорильда. — Но если говорить честно, это единственное платье, в котором я не чувствую себя точно воспитанница приюта.

Дядя растерянно посмотрел на нее, и она пояснила:

— Последнее время мне не позволялось выбирать самой себе платья, но сегодня я выбирала сама и считаю, что имею на это полное право!

— В любом случае теперь поздно переодеваться, — сказал герцог.

С этими словами он предложил племяннице руку, и по длинному коридору они направились в часовню.

Впоследствии Сорильда так и не смогла вспомнить ни саму церемонию, ни свои собственные слова и действия.

С того момента, как она встала рядом с графом, Сорильда ясно ощущала только исходящий от него гнев; это могло бы напугать ее, если бы девушка не испытывала к нему некоторого сочувствия.

» В конце концов, — подумала она, — хоть он и вел себя отвратительно, но прибыл в замок по приглашению Айрис «.

Граф не был женат и, следовательно, мог искать развлечений где угодно.

Разумеется, искать встреч с женой соседа достойно порицания и грешно, но Сорильда прекрасно понимала, что истинная вина лежит на белоснежных плечах герцогини.

Когда церемония закончилась и из часовни все двинулись в холл, от ее внимания не ускользнуло, что герцогиня приложила все усилия, чтобы выглядеть еще обольстительнее, чем всегда.

Голубое платье точно того же оттенка, что и ее глаза, великолепно смотрелось бы и в Букингемском дворце, а бриллианты на шее и в ушах сверкали, словно на рождественской елке.

Глядя на тетушку, Сорильда заметила выражение ее глаз, ясно говорившее, что на ком бы граф ни женился, Айрис по-прежнему пылала страстью к человеку, который по ступеням западной башни поднялся в ее спальню.

» Воистину дядя Эдмунд нашел наказание, достойное преступления «, — мелькнуло в голове у Сорильды, и она задумалась над вопросом: выместит ли граф на ней свой гнев, когда они останутся наедине?

С только что обвенчанной парой никто не прощался и не произносил теплых пожеланий. Герцог не пожал графу руку, не поцеловал племянницу. Он лишь угрюмо наблюдал, как лакей накинул Сорильде на плечи шаль, как дворецкий вручил графу шляпу и перчатки и молодые по ступеням сошли вниз, где их ожидал фаэтон.

Сорильда облегченно вздохнула, увидев его: по крайней мере, им не придется ехать в узком, тесном пространстве закрытой кареты.

Лакей помог ей забраться в фаэтон, граф взял в руки вожжи, а грум, до этого державший лошадей под уздцы, подбежал к экипажу и запрыгнул на заднее сиденье. После этого они тронулись.