Елена Арсеньева - Разбитое сердце Матильды Кшесинской Страница 22

Так, теперь надо решить, какой национальности будет барышня. Только не русская – они слишком громогласны и грубы, покачала головой императрица, которая не могла простить соотечественницам мужа то, что они смотрят на нее снизу вверх. Немка? Ну, довольно и одной немки – Алисы Гессенской. Незачем лишний раз напоминать Ники о ней. Француженка? Бог знает, чему, каким постельным пакостям она может научить бедного мальчика. Еще войдет во вкус распутства! К тому же после афронта, полученного от Элен Парижской, Минни испытывала недобрые чувства ко всем француженкам на свете. Вот если бы удалось найти польку… В них есть настоящий шарм!

Какая дивная мысль! Балерина-полька!

Императрица была так воодушевлена своей идеей, что, не сыщись подходящей особы, могла бы создать ее из ничего, подобно тому как Девкалион и Пирра создали новый род людской из камней.

Повторять подвиги античных героев Марии Федоровне, впрочем, не пришлось. Ей на ум пришло вдруг одно воспоминание. Давнее, лет десяти тому, а то и больше.

…Дети великого князя Михаила Николаевича, дяди императора, начали брать уроки мазурки. В дом привозили знаменитого танцовщика Кшесинского, артиста Императорских театров. Михаил Александрович предложил своей belle-sœur [9] взять на эти уроки и наследника. Ники был почти ровесник своим дядьям. Предложение показалось Марии Федоровне занятным, однако сначала ей захотелось посмотреть, как эти уроки проходят, и она появилась одна.

Юные «Михайловичи», известные своей страстью к неповиновению, слушались изящного, невысокого учителя танцев как миленькие. Кшесинский привез с собой трех– или четырехлетнюю дочь: кудрявую, крошечную, миниатюрную, в польском костюме – таком маленьком, что он годился бы для куклы. Да и сама девочка напоминала куклу. Крошку звали Матильда, но отец называл ее Маля. Она была сама непосредственность! Очаровательно кокетничала с подрастающими юношами и не только бойкого щеголеватого Сандро, отличного танцора, но даже самого застенчивого из братьев, Сергея, умудрилась вовлечь в вихрь мазурки. Поскольку Ники тоже был очень застенчив и, честно признаться, не слишком уклюж, Мария Федоровна рассчитывала, что он не устоит перед этой маленькой кокеткой и тоже начнет танцевать, однако на другой день Феликс Иванович появился у «Михайловичей» один и сообщил, то Маля-Матильда прихворнула и не смогла прибыть. Без нее обучение пошло не столь весело. Потом Минни где-то слышала, будто дочь Кшесинского поступила в театральное училище и подает большие надежды.

Ведь теперь ей лет семнадцать. Балерина, подходящего возраста… Очаровательная, бойкая, к тому же полька! Bonne idйe, как говорят французы, хорошая мысль, в самом деле хорошая!

Но для начала надо, конечно, как говорят русские, соломки подстелить.

Результатом этого решения Минни и стало поголовное обследование всех будущих выпускниц театрального училища доктором Вельяминовым. Ни в коем случае нельзя было показать, что на самом деле интерес представляет только одна из них. И, кажется, Вельяминову это удалось.

И вот, наконец, наступил этот день – 23 мая 1890 года: день выпускного экзамена Матильды Кшесинской. Разумеется, в этот день в последний раз танцевать как ученики должен был не один десяток девушек и юношей (кроме балетного отделения, в спектакле участвовало и драматическое отделение училища), однако Маля чувствовала себя так, словно празднество касается ее одной. Может быть, она это ощущала потому, что должна была танцевать соло, а не участвовать в групповом выступлении.

Поскольку Кшесинская числилась среди первых учениц, то имела право сама выбрать танец. В то время она еще всецело находилась под впечатлением танцевальной манеры Вирджинии Цукки, а потому выбрала для себя один из тех номеров, в которых особенно блистала итальянская прима. Это был прелестный, выразительный танец, лукавый и кокетливый: па-де-де из балета «Тщетная предосторожность» в хореографии Добервиля. Музыка в основном вышла из-под пера композитора Герольда, но в балете использовались народные французские и итальянские мелодии. Па-де-де исполнялось на музыку итальянской песни «Stella confidenta».

Маля долго придумывала свой наряд, и он получился очаровательный: пышное и легкое голубое платье с букетиками ландышей. Партнером с ней танцевал неизменный Вася Рахманов. Он по-прежнему был влюблен в однокашницу, но, по счастью, глупых стихов больше не посылал.

–  Если ты не хочешь, чтобы мы провалили выступление, лучше не пиши этой ерунды, умоляю, – сказала Маля с беспощадной дружеской откровенностью. – А то меня в самый неподходящий миг бросит в смех – вот тут-то и настанет конец всем нашим планам обратить на себя внимание публики и прославиться. То есть мы, конечно, прославимся – как два дурака.

Вася только тяжело вздохнул: конечно, обидно слышать такое, однако он и сам понимал несовершенство своих виршей. К тому же долго сердиться на Малечку было совершенно невозможно: она такая душка, такая лапушка! И такая хорошенькая! Нет, надо смириться с тем, что эта дусенька не про него, убеждал себя Вася. Эта дорогая игрушка достанется человеку богатому и знатному. Не будет ничего удивительного, если она повторит судьбу знаменитых Кузнецовой и Числовой и совсем скоро введет во грех какого-нибудь великого князя.

Если бы он мог заглянуть в будущее и увидеть лицо человека, которому достанется эта «дорогая игрушка», кого она введет во грех, он бы и партнершу уронил, и сам упал в обморок. И до этого будущего оставалось всего ничего. Оно должно было свершиться сегодня же.

Все спектакли проходили в самом же училище, во втором этаже, в зале школьного театра – маленького, но отлично оборудованного. Однако там было всего несколько рядов кресел, а на выпускные спектакли собиралось немало публики – поэтому всегда царила невообразимая теснота. И вдруг директор училища Всеволожский получил известие, что на спектакле намерена присутствовать императорская фамилия.

В первую минуту это произвело впечатление пушечного ядра, разорвавшегося посреди мирного курятника. Да одна царская семья со свитой займет весь зал! А что делать с прочими зрителями? Впрочем, решить эту задачу оказалось проще простого: почти тотчас пришел приказ от дирекции Императорских театров перенести выпускной спектакль на сцену Михайловского театра, иногда называемого также Французским.

Казалось, можно успокоиться и погрузиться в хлопоты репетиций на новой сцене, перевозкой в Михайловский необходимого реквизита и прочие насущные вещи. Однако опытный в житейских коллизиях Всеволожский чуял своим пронырливым носом что-то неладное. Он отлично знал, кто такой Вельяминов, – и красочная ложь о заботе двора о здоровье юных балерин показалась ему правдой на время, даже меньшее, чем время красочной жизни мыльного пузыря. Здесь было что-то не то. И этот внезапный визит императора с семьей… Конечно, можно было догадаться, что кто-то желает на кого-то посмотреть. Мужчине нужно выбрать женщину из числа воспитанниц. Но кому? И кого именно? Ради своих племянников, великих князей, государь не стал бы устраивать такого торжественного выхода. Значит, речь идет… о самом престолонаследнике!