А. Глебов-Богомолов - Фаворитки французских королей Страница 23

В конце декабря 1513 года состоялось примирение между папой Львом X и Людовиком XII. Со стороны короля не требовалась уступка — отказ от решений церковного собора в Пизе, который еще ранее Юлий II объявил недействительным, и признание решений собора, созванного Юлием II в папском дворце в Латеране.

Лев X способствовал объединению императора Максимилиана и Венеции. Война Франции и Испании закончилась перемирием. Последний участник Священной лиги Генрих VIII, несмотря на усилия Маргариты Австрийской, не желавшей терять этого союзника в борьбе против Франции, объединился с Людовиком. Из простого мирного договора эти отношения переросли в более тесный союз. Людовик, овдовевший в январе 1514 года, изъявил желание жениться вновь, в надежде произвести на свет наследника. Его выбор пал на Марию, молодую, красивую сестру Генриха VIII. Свадьба состоялась 9 октября. А 31 декабря король умер [63] .

Итак, вкратце изложенная внешнеполитическая обстановка ясна. Однако следует вернуться к личной жизни монарха.

Надо признать, что Людовик XII и Анна Бретонская жили счастливо, и французский двор, как ни странно и невероятно это звучит, стал одним из самых добропорядочных дворов в Европе.

Вот что говорил об этом один из современников: «Наша достойная и всеми глубоко чтимая королева приглашала в свою комнату всех своих дам и выбирала из них одну за другой ту, у которой были самые простые, даже простонародные манеры, достойные какой-нибудь крестьянки. Королева Анна не позволяла им заводить никаких тайных или слишком сердечных бесед с кавалерами и сеньорами двора и никогда не допускала, чтобы с ее придворными дамами велись какие-либо иные речи, кроме добродетельных и честных; и если уж кто так хотел говорить им о любви, то это должна была быть любовь дозволенная и в высшей степени пристойная — я имею в виду любовь чистую и стыдливую, всегда ведущую к браку…

Так мудрая государыня наша не желала, чтобы двор ее был открыт для опасных людей, которые могут развлекать дам лишь непристойными и скабрезными речами» [64] .

А меж тем как дамы ветреные или сладострастные покидали или даже стремительно бежали из Блуа, где все дышало вкусом «маленькой и скромной бретонской герцогини-королевы», было исполнено духом строгой и даже чопорной порядочности и скуки, Луиза Савойская, уже известная нашим читателям, преспокойно и весело жила себе в Амбуазе, в обществе славного маршала де Жье, сменившего Жана де Сен-Желе в качестве наставника ее крепкого и веселого сына.

Поговаривали, что маршал де Жье, как и его предшественник, был любовником красавицы графини. На поверку же в результате оказалось обратное: он сам позднее неоднократно повторял, что молодая красавица пыталась любой ценой изнасиловать его самого, но он с трудом устоял.

История наделала много шуму, и Анна Бретонская буквально на коленях умоляла своих дам молиться о том, чтобы подобные гнусности не навлекли гнев божий на Французское королевство.

«Вскоре она заболела и слегла. Полагают, что жизнь ее укоротило это потрясение и недовольство помолвкой ее дочери Клод с Франциском Валуа (совершенной против ее воли). Она умерла 9 февраля 1514 года в возрасте тридцати восьми лет» [65].

Людовик XII был потрясен смертью своей жены, а между тем граф де Лонгвиль, бывший тогда пленником англичан, всячески старался убедить своего друга короля Генриха VIII заключить союз с Францией. Читатель помнит об этом, но важный эпизод истории, стоивший Французскому королевству короля, а королю — жизни, следует еще раз повторить, дабы не упустить всей важности момента.

Итак, речь шла о сестре Генриха VIII Марии или, вернее, принцессе Мэри. Английский монарх, войдя в положение и постигнув всю горестность переживаний французского собрата, согласился. Узнав, что в жены ему прочат изящную, умную шестнадцатилетнюю блондинку, Людовик XII — а ему вскоре должно было исполниться пятьдесят четыре года, а годы войны в Италии не прибавили ему здоровья, — почувствовал, что в нем заиграла кровь.

Через несколько месяцев Мария Английская высадилась в портовом городе Кале, морских воротах Франции. Будущую королеву на французской земле встретил представитель французского короля, им был Франциск Валуа. Увидев, как она хороша собой, он был поражен в самое сердце и влюбился в молодую невесту с первого взгляда.

По дороге в Аббевиль, где их ждал Людовик XII, молодой герцог Ангулемский [66] , которому только что исполнилось двадцать лет, очаровал английскую принцессу своими галантными речами. Как жаль! Когда они вступили в Аббевиль, ему волей-неволей пришлось уступить место королю. Сам город был великолепно иллюминирован, улицы его украшали гобелены, на главных домах города висели знамена и хоругви. Как гласит хроника, король появился посреди этого великолепия, прогарцевал на великолепном гнедом коне, расцеловал, не слезая с лошади, принцессу и всех прибывших с ней англичан, среди которых был и ее любовник — молодой герцог Саффолк, и под конец устроил великолепный пир.

Торжества бракосочетания прошли 9 октября 1514 года. Тот же летописец весьма красочно рассказывает об этом событии: «Бракосочетание состоялось на другое утро по приезде принцессы, и не в церкви, а в большом и красивом зале, где все могли их видеть. Король и королева сидели. Волосы королевы были распущены, а голову ее украшал вместо короны самый богатый во всем христианском мире убор, ибо, по обычаю, корону на голову королевы возлагают лишь при коронации в соборе Святого Дионисия — Сен-Дени.

После церемонии по воле короля и королевы был устроен грандиозный пир, а когда наступила ночь, король и королева уединились в спальне.

На следующий день король говорил некоторым из придворных, что совершил чудеса… Однако я этому не слишком верил, ибо вид его внушал опасения за его здоровье».

Таковы, были выводы хрониста Флеранжа, однако другие полагали, что не один Франциск Валуа, но и Людовик XII без памяти влюбился в белокурое создание, явившееся из Альбиона, и потому в честь Дамы сердца, как и подобает в таких случаях, совершил несколько «славных подвигов» за одну ночь.

Простой народ и парижские кумушки сочувствовали королю, опасаясь, как бы молоденькая красотка запросто не уморила человека. И чиновники, и судейские, и ремесленники, и военные, даже школяры, и те смеялись или сочиняли про него забавные анекдоты и саркастические песенки [67] .

Я, Меланхолии школяр,Избитый палками Тревоги,Топчусь, как прежде, на пороге,Хоть стал и немощен и стар.Покинул сердце юный жар.Я ною, но не будьте строги,Я — Меланхолии школяр,Избитый палками тревоги.О, дайте состраданье в дар!Глядите, дни мои убоги:Слабеет ум, слабеют ноги,Безумья яростен удар.Я — Меланхолии школяр.И еще одно, завершающее:Мой милый брат, я вас хвалю и славлюЗа белых мне подаренных крольчатК сему вопрос я искренний добавлю:Вы думаете, я крольчатам рад?Ах, я уж много лет от сих усладЖиву вдали, и посох тот, которымПас тварей милых я с младым напором,Изъят из дела и познал покой.Он сладко спит и глух к моим укорам,Как те, от коих пользы никакой.Молчать об этом я условьем ставлю,Бог ласков к тем, кто вечным сном объят.В другое русло нашу речь направлю —О лакомствах пускай слова звучат,О пирогах, что нёбо горячат.Но грубым разве мы сродни обжорам?Чтоб разлучить язык с невкусным соромПускай вино во рту течет рекой.Не станем чтить былое разговором,Как те, от коих пользы никакой.Во дни младые был я, не слукавлю,На ласки и лобзанья тороват.Но мне Фортуна объявила травлюИ забрала услады все подряд.За прошлые забавы нас простят,Они поскольку ныне под запором.Разлучены и с мыслью и со взором:Любовь нам машет издали рукой.Рассталось сердце с жаром и задором,Как те, от коих пользы ни одной.Что старец рядом с юным ухажером?Их разницу отмечу я с тоской.Смирился я с печальным приговором,Как те, от коих пользы никакой [68].

Вернувшись после праздников в Париж, Людовик XII и Мэри поселились в мрачном замке Турнель, находившемся на том самом месте, где ныне простирает чудеса архитектурные Вогезская площадь.