Шелли Такер - Не удержать в оковах сердце Страница 23

Николас прогнал эту мысль. Не хочет он больше жить такой жизнью. Если все пойдет, как он задумал, то за нару недель он управится со своим делом в Йорке и ему никогда больше не придется прятаться.

Мисс Делафилд закрыла банку с медом и промокнула губы салфеткой, которую соорудила, оторвав от нижней юбки еще кусочек ткани. Николас насмешливо взглянул на нее: маловато, наверное, осталось от этой нижней юбки.

Господи, зачем он только позволил себе подумать об этом? Следующая картина не заставила себя ждать. Он представил себе ее ноги. Длинные, с шелковистой кожей… и почти голые под платьем.

У него пересохло в горле. Рука крепко сжала горлышко бутылки, стало вдруг очень жарко. А леди, похоже, ничего не видит. Аккуратно завязав мешок с вяленой говядиной, она смела рукой ореховую скорлупу со стола и закрыла жестянку с галетами.

Он следил за каждым ее движением, взглядом лаская тонкие пальцы. После вечернего омовения дождевой водой, она теперь чуть ли не сияла при свете свечи — теплая, свежая, золотистая.

Пряди влажных волос струились по шее и спускались ниже, к мягким женственным округлостям, прикрытым лифом платья. Ему вдруг захотелось протянуть руку и прикоснуться к ней, почувствовать шелк волос, теплую кожу груди.

Вцепившись одной рукой в горлышко бутылки, а другую, сжав в кулак, он усилием воли постарался прогнать эти мысли и поборол сумасшедший импульс. Проклятие! Его как будто ударили по голове или перекинули через борт, и теперь он тонет в океане, и нет надежды на спасение. В том, что он плохо владел собой, Николас винил усталость и боль. Больше никакого разумного объяснения ему не приходило в голову.

Мисс Делафилд потянулась через стол, чтобы взять корзину.

— Мы не сможем все это унести с собой. Надо положить часть припасов назад — понадобятся кому-нибудь другому.

— Ах, какая трогательная забота о благе ближнего, — язвительно заметил Николас, поднимаясь из-за стола и радуясь, что может хоть чем то отвлечься от жарких мыслей.

Прислонившись здоровым плечом к степе, он вновь принялся наблюдать, как она аккуратно ставит на полки оставшиеся продукты. Сложный замок, недавно отпертый без особых усилий, висел на дверце буфета.

— А вы довольно легко открыли это чудовище, мисс Делафилд. Как будто и раньше занимались этим. Причем часто.

Глаза ее блеснули, и взгляд их был и дерзким, и обиженным одновременно.

Наверное, она думала то же самое о нем, когда они подходили к хижине; он шел впереди с пистолетом наготове, настороженный, собранный, готовый к любым неожиданностям. Конечно, она поняла, что ему не впервой вот так подкрадываться и потом внезапно нападать. Леди поняла и промолчала. Что ж значит она умна: знает, когда придержать язычок.

— Я всегда хорошо делаю то, что делаю. Она сказала это просто, без похвальбы, но и не оправдываясь.

Он поднял бутылку и глотнул виски, наблюдая, как она закрывает дверцу буфета.

— Как ты стала воровкой?

Вопрос сорвался с языка, прежде чем он успел остановить себя. Слишком поздно он вспомнил, что виски не только успокаивает боль, но и развязывает язык. Он не хотел ничего знать о ней: он и так слишком много думает об этой девушке. К тому же ему вообще было несвойственно интересоваться жизнью других людей. Многие годы он думал только о себе. Не годы — десятилетия.

Однако мгновение спустя Николас решил, что его вопрос оправдан. Она видела клеймо, знала одну из его самых страшных тайн, поэтому, чтобы оценить опасность, он должен знать о ней как можно больше.

— Так как же ты стала воровкой? — спокойно повторил он.

Он ждал, что она пошлет его куда подальше, но, к его удивлению, девушка ответила.

— У меня не было выбора. — Она пожала плечами и, закрыв буфет, заперла замок.

Он не верил ей.

— Для женщины вроде тебя всегда найдется выбор.

Мисс Делафилд взглянула ему в глаза.

— Ты так думаешь? И что же я, по-твоему, за женщина?

— Хорошего происхождения. Воспитанная. Красивая. — Последнее определение он не произнес вслух.

Она усмехнулась.

— Да, наверное, большинство людей так и думает. — Девушка сложила на груди руки, сжав кулачки. — Но я живое подтверждение того, что хорошее происхождение ничего не гарантирует.

— Но можно было бы стать белошвейкой. — Он старался не смотреть на игольник, спрятанный в ложбинке между грудей.

— На белошвеек нет спроса, разве что в домах аристократов, а я… мне пришлось покинуть Лондон, — осторожно сказала она, — несколько лет назад. И мне туда нельзя возвращаться.

Девушка упрямо вздернула подбородок, показалась очень маленькой и уязвимой. Очень наивна и доверчива, подумал Николас, если рассказала так много о себе. Рассказывать о себе вообще опасно, подытожил он, и продолжил разговор, стараясь узнать побольше:

— Но есть и другие способы зарабатывать себе на жизнь!

— Конечно, гувернантка или служанка, но для этого нужны рекомендации. — Она покачала головой. — Я не хотела становиться воровкой.

Девушка резко отвернулась, но натянувшаяся цепь вернула ее на место. Даже думать о том, чтобы убежать, бессмысленно: ей и шага не сделать без него.

Плечики под каскадом светло русых волос быстро поднимались и опускались в такт учащенному дыханию. Мгновение спустя она опустила голову и сказала:

— У меня ничего не было. Ни одного шиллинга. Я пыталась найти работу. Я пыталась… — теперь она говорила почти шепотом. — Но я умирала с голоду.

Николас молчал. В груди его зародилось странное, совершенно незнакомое ему чувство. Он вспомнил, как еще мальчиком испытывал такой же голод и страх.

— Потом однажды я украла немного еды с тележки уличного торговца. Немного. Всего лишь яблоко и булку. Я проглотила, все это в одно мгновение. — Она откинула назад голову и посмотрела куда то вверх, в темноту. — Но я натерпелась такого страху, что меня вырвало. — Мисс Делафилд рассмеялась резким невеселым смехом, потом продолжила свой рассказ с каким-то зловещим спокойствием. — Во второй раз было немного проще, И в третий… и в четвертый. — Она снова с вызовом взглянула ему в глаза. — Вот так я и стала воровкой. — Дыхание у нее восстановилось, хотя руки были все еще сжаты в кулаки. — И еще одно: я давно поняла, что все люди делятся на две категории — хищники и добыча. — Она посмотрела ему прямо в глаза. — Я слишком долго относилась ко второй категории. Но больше этого не будет. Никогда.

Слова ее прозвучали как предупреждение. Она хотела сказать, что перед ним не добыча, а такой же, как он, хищник. Угроза заставила немедленно испариться зародившееся сочувствие.

— Почему же ты не выбрала самый легкий для женщины путь?