Вера Крыжановская - Торжище брака Страница 25

На следующее утро, окончив свой траурный туалет, Тамара направилась в будуар, где была отслужена последняя перед выносом тела панихида. Проходя по коридору, она встретила двух лакеев, несших несколько венков — последнюю дань внимания к умершей от ее старых друзей. Между визитными карточками, сопровождавшими эти венки, находилась и карточка князя Угарина.

Горькая и презрительная улыбка скользнула по губам Тамары.

— Бедная Люси! — подумала она. — Неужели твоей душе может быть приятно это последнее внимание общества, которое ты так высоко ценила, и которое вместо горячей молитвы и искреннего сожаления ограничивается присылкой венков и карточек? Из всех друзей, усердно посещавших твою гостиную, ни один не пришел проститься с тобой! Все избегают дома, который поразило несчастье: вероятно, чтобы не испортить приятного впечатления!

Когда панихида кончилась, гроб тихо вынесли через коридор и прихожую. В ту минуту, когда Тамара надевала шубу, вошел Тарусов, при виде которого легкий румянец выступил на бледных щеках молодой девушки. Этот жених, так пылко клявшийся ей в любви, исчез вместе с толпой! Он покинул ее в ужасную минуту, когда все, казалось, рушилось вокруг нее. Ни одного слова утешения, ни одного сердечного пожатия руки не нашлось у него для Тамары! Даже и теперь он старательно избегал взгляда, хотя и предложил любезно свою руку. Они сошли с лестницы, не обменявшись ни одним словом.

— Садитесь со мной, Анатолий Павлович: та карета двухместная, — сказал адмирал.

Усадив обеих дам, мужчины вскочили в свою карету, и печальная процессия двинулась в путь. В продолжение нескольких минут Сергей Иванович молча рассматривал своего спутника, задумчиво кусавшего усы.

— Я очень доволен, что могу поговорить с вами на свободе, Анатолий Павлович, — сказал адмирал, первым нарушая молчание. — Ваша помощь будет очень полезна мне при приведении всех этих запутанных дел в порядок, а Тамару она избавит от многих тягостных часов. Присутствие любимого человека всегда облегчает горе! Только придется еще на несколько месяцев отложить свадьбу.

— Но что же будет с Ардатовым и его маленькими детьми? — спросил, краснея, Тарусов.

— Николай Владимирович не протянет долго: таково, по крайней мере, мнение всех врачей. Но чтобы облегчить вашу жизнь, мы с баронессой решили, что она возьмет Гришу, а я Олю. Таким образом, вы будете избавлены от забот, и расходы по воспитанию детей не падут на вас, а между тем Тамара будет спокойна за их будущее.

— Все это отлично, но что же, в сущности, остается Тамаре?

— Ничего, за исключением ее молодости, красоты и добродетели, — лаконично ответил адмирал. — Все состояние, около трехсот тысяч, погибло безвозвратно, и я думаю даже, что для уплаты по счетам поставщиков и другим обязательствам придется продать всю обстановку. Останется незначительная сумма, необходимая для содержания больного, которое будет стоить довольно дорого.

Тарусов быстро выпрямился. Губы его дрожали, а глаза светились злобой.

— Извините, Сергей Иванович, — сказал он оскорбленным тоном, — но я должен вам заметить, что, когда просил у господина Ардатова руки его дочери, он показал мне документы на шестьдесят пять тысяч рублей, которые лежали на имя Тамары у банкира Аруштейна. Не будучи в состоянии немедленно реализовать этой суммы, Николай Владимирович гарантировал мне ежегодный доход в три тысячи рублей, пока не будет вручен весь капитал. Не рассматривая женитьбу как спекуляцию, я довольствовался приданым, позволявшим мне прилично содержать жену. На себя же одного я не могу принять всех расходов! А потому, несмотря на всю мою любовь к Тамаре, я должен отказаться от нее.

Адмирал вспыхнул и с нескрываемым презрением посмотрел на молодого офицера.

— Ваше решение делает вам честь! Вы хотите жениться на женщине, которая могла бы жить на свои средства… и, может быть, даже кормить своего мужа? Это единственная цель, к которой вы стремитесь, а любовь, уважение, красота и прочее — все это пустяки, не стоящие внимания. Еще раз поздравляю вас… и любуюсь вами!

— Адмирал, по какому праву вы говорите со мной таким образом? — вскричал, весь вспыхнув, Тарусов. — Я считаю свое поведение безупречным! В своем выборе я руководствовался только голосом сердца. Но не могу же я осудить себя на тысячи лишений, женившись на женщине, не имеющей ни гроша, но привыкшей жить в роскоши. На чем я могу экономить? На квасе и на сигарах? Но этого не хватит даже на перчатки Тамаре, — заметил он цинично. — Впрочем, чтобы избегнуть дальнейших неприятностей, я уже начал хлопотать о переводе меня на Кавказ. По возвращении с похорон я сам переговорю с Тамарой Николаевной и объясню ей причины, заставляющие меня так поступать.

— И у вас хватит стыда прямо в глаза объяснить ей ваше недостойное поведение? Впрочем, я уже ничему не удивляюсь, — сказал адмирал. — Только к чему вся эта бесполезная комедия с вашим переводом на Кавказ? Наше прелестное общество уже сегодняшним своим отсутствием доказало, чего оно стоит, и, поверьте, оно одобрит ваше похвальное и практическое решение.

Анатолий Павлович возражал и продолжал еще некоторое время ораторствовать, но скоро замолчал, не получая ответа от адмирала, повернувшегося к нему спиной.

Во время отпевания адмирал передал баронессе свой разговор с Тарусовым и просил ее приготовить молодую девушку к этому новому удару судьбы. По дороге с кладбища госпожа Рабен со всевозможными предосторожностями сообщила Тамаре об измене жениха и просила ее быть мужественной и возвратить свободу этому недостойному человеку.

Не отвечая ни слова, Тамара откинулась в глубину кареты. Страшная буря разыгрывалась в ее гордой душе! Правда, она уже раньше разочаровалась в Анатолии, так бессердечно покинувшем ее в момент катастрофы. Но тем не менее убеждение, что она лично не имела никакой цены в глазах человека, который столько раз клялся ей в верности и любви, а сам только и думал о ее состоянии, возбуждало в ней сильный гнев. И она была так наивна, что верила в его любовь! Ни за что на свете не обнаружит она перед этим низким человеком своих чувств! Гордая кровь матери текла в ее жилах и заставляла быть жестокой даже по отношению к самой себе.

Печально наблюдала баронесса за переменой выражения подвижного лица молодой девушки. Она видела, как губы ее сложились в жесткую и горькую улыбку, а в глазах вспыхнул мрачный огонь. Вера Петровна инстинктивно поняла, что Тамара в эту минуту борется со своими слабостями и что из этой молчаливой борьбы она выйдет совсем другим человеком.

Когда карета остановилась у подъезда, баронесса пожала руку молодой девушке и с беспокойством прошептала: