Барбара Картленд - Цыганская магия Страница 25

И без лишних слов отстегнул от своего белоснежного мундира один из орденов.

Он представлял собой звезду, усыпанную бриллиантами, и когда король протягивал ее воеводе, она мерцала и переливалась в отблесках пламени точно живая.

— Теперь свадебную чашу! — приказал воевода. Молодая цыганка подала ему огромный кубок, украшенный искусной старинной резьбой и разноцветными драгоценными камнями, — раза в три больше тех, что видела до сих пор Летиция.

Сперва воевода протянул кубок королю, и когда он отпил, передал его Летиции.

Вино показалось девушке изумительным и несколько необычным на вкус. Оно было вовсе не похоже на то, которым угощал ее воевода в первый раз.

Однако как и в прошлый раз, внезапно все вокруг стало для Летиции прекрасным, словно окрашенным в золотистые тона. Мало того, девушка чувствовала, как ее настроение передается окружающим.

Выразить словами это было невозможно, но ей казалось, что звезды стали ярче и ближе, что их свет проникает повсюду, а темное бархатное небо лелеет их точно в колыбели.

— Итак, — сказал воевода, — все должно произойти сегодня. И союз между вами должен быть скреплен пиром.

Принесли еще одно кресло и поставили рядом с теми, в которых сидели король с воеводой, наблюдая за танцем Летиции. Девушка уселась между двумя мужчинами.

Затем настала очередь длинного стола, уставленного золотыми блюдами — столь же великолепными, сколь и кубки.

Позже Летиции было трудно вспомнить, что именно они ели, но каждое блюдо казалось необычным на вкус и совсем не похожим на то, что доводилось есть раньше.

Трапеза проходила под звуки скрипок, а через некоторое время в круг, освещенный костром, стали по очереди выходить цыгане и показывать невиданные фокусы.

Один цыган доставал голубей прямо из воздуха: он поднимал вверх руки, и они слетались к нему, садились на голову, руки и у ног.

Потом он тихо что-то сказал, и три голубки разлетелись в разные стороны. А возвратившись, облетели вокруг него по три раза, и только после этого он позволил им опуститься на руки.

Затем он послал одну голубку сорвать листок с дерева, а другую — принести цветок в клюве.

Они исполняли каждую его команду, но вдруг одним взмахом руки цыган прогнал их, и они растворились во тьме, а он остался стоять возле костра.

Все это было необычно, и Летиция чувствовала, что и король тоже совершенно зачарован этим зрелищем.

Затем появилась пышно разряженная цыганка с тяжелыми, усыпанными камнями браслетами на руках и ногах. Она села и поставила перед собой на землю три плетеные корзинки.

Поднеся к губам инструмент, напоминавший флейту, она заиграла, и из корзин, как и ожидала Летиция, начали подниматься три кобры.

Они выглядели величественно и грозно, постепенно вставая во весь рост; их раздвоенные язычки беспрерывно двигались, словно ощупывали все вокруг, а маленькие круглые глазки злобно мерцали.

Змеи стали подчиняться музыке — ритмично раскачивались на хвостах, двигались туда, куда приказывала цыганка, сплетали и расплетали тела, обвивали шею хозяйки точно толстые ожерелья.

Наконец музыка резко оборвалась на высокой повелительной ноте, и кобры тут же спрятались в корзинки.

После этого появился цыган и стал доставать цветы из воздуха, а затем показал уж совсем поразительный фокус — заставил на глазах у всех расти какое-то растение. Оно вытягивалось, становилось все выше, и зрители увидели на макушке, между ветвями, маленькое гнездышко и в нем — живую птичку.

Возможно, то было воздействие своего рода гипноза.

Но даже если и так, фокус был столь блестяще исполнен, что воспринимался как реальность.

Летиции казалось, что все эти волшебные видения пронеслись у нее перед глазами за считанные секунды — и вот трапеза уже окончена, стол убран и воевода поднялся на ноги.

Один из цыган установил возле его кресла сооружение, напоминавшее пучок веток или прутьев.

Летиция вспомнила, как отец некогда объяснял ей, что веточки, сорванные с разных деревьев, являются священными символами цыганской свадьбы.

На секунду она испугалась: а что, если воевода, произнося заклинание над этими ветками, переломит их одну за другой и бросит на ветер, что будет означать, что она, Летиция, отныне до конца своих дней связана супружескими узами с королем?

Однако веток воевода ломать не стал. Лишь отодвинул их в сторону и взял со стула, рядом с которым они лежали, хлеб и соль.

Посыпал хлеб солью и протянул один кусочек королю, а второй — Летиции со словами:

— Когда надоест хлеб с солью, это значит, что и вы надоели друг другу.

Затем он обратился к королю:

— Теперь, ваше величество, обменяйтесь с Савийей кусочками хлеба и съешьте их.

Они повиновались и съели по кусочку хлеба. И тут в руках у воеводы появился маленький глиняный кувшин, наполненный водой. Воевода поднял его высоко вверх, словно протягивая звездам и богам, и произнес по-цыгански фразу, смысл которой был вполне понятен Летиции.

— Направьте силы и власть свою на этот кувшин, на этого мужчину и эту женщину, которые отныне должны соединиться и жить вместе как муж и жена, а время их союза определите сами!

Затем с размаху швырнул он кувшин на землю между Летицией и королем. Девушка затаила дыхание.

Она знала, что король должен пробыть в Овенштадте до пятницы, то есть всего три дня.

Если сегодняшняя церемония помешает ему сделать предложение Стефани в течение этих трех дней и он уедет, то великая герцогиня, по всей вероятности, поймет, что план ее провалился.

Летиция долго не могла заставить себя взглянуть на землю: от этих кусочков так много зависело!

Затем она услышала, как кто-то из цыган пробормотал слово «семно». По-цыгански это означает пять. Она перевела взгляд на землю и увидела, что кувшин раскололся на пять частей.

Воевода наклонился, поднял ручку от кувшина и протянул королю. Другой осколок дал Летиции.

— Отныне вы вместе, — сказал он, — связанные неразрывными узами. И связь эта продлится пять дней или же любое число дней, делящихся на пять. Так было угодно распорядиться богам. Храните эти осколки, берегите их как зеницу ока! Стоит потерять осколок раньше времени, определенного богами, и вас постигнут несчастья, будут преследовать неудачи и одиночество!

Произнес он эти слова так торжественно и строго, что у Летиции по спине пробежали мурашки. Интересно, испытывает ли король то же самое? Верит ли он, подобно ей, что заклинание исполнится?

Затем воевода вынул из-за пояса усыпанный драгоценными камнями кинжал и взял короля за правую руку, а Летицию — за левую.

Он сделал у них на запястьях по надрезу, совсем крошечному, еле заметному. На них выступили капельки крови.