Лариса Черногорец - Крепостной княжич Страница 26

— Ну как?

Никита потерял дар речи. Даша смотрела на него и улыбалась, словно поддразнивая.

— Ой, барышня, грех то какой в мужской одежде барышне появляться — это ж срам господень, если батюшка наш узнает…. — Марфа опять заголосила, — не ехали бы вы! Побереглись! Ну что молчишь, Порфирий, хоть ты ей скажи!

— Ну чего ты, мать, разошлась, с ней же Никита едет. Ты ей в глаза посмотри — нечто её отговоришь! Как бы не так!

Послышался стук копыт и во двор въехали полицейские. Даша поприветствовала старшего и, усевшись в седла, все поскакали в сторону леса.

Предрассветный лес казался хмурым и неприветливым. Изба, которая стояла в такой лесной глуши, что, казалось, здесь никогда не хаживала нога человека, была маленькой, всего с одним окном и низенькой дверью, хотя сложена была добротно. Видно было, что не один год здесь проживает кто-то, кто не хочет, чтобы его обнаружили. Рядом с избой стояла небольшая черная банька и сруб, — по-видимому, колодец, с деревянным ведром. Пожилая женщина в платке постучала в дверь. Мужчина седоволосый и седобородый, открыв, впустил её на порог.

— Бежать тебе надо, мил человек, бежать. Барышня полицию вызвала, ищут тебя, и Федьку ищут.

— Пусть ищут, Устиньюшка, ты ж знаешь, кроме тебя да Калинихи мою избу найти никто не сможет, а если и найдут — лес мой дом. Хоть зимой, хоть летом схоронюсь так, что с собаками не найдут. Хотя… может ты и права! Они меня здесь ищут, а я, пожалуй, в город пока подамся. Да и дел у меня там накопилось.

— Боюсь я за тебя! С Федором то что?

— А что с Федором? Видал его давеча, взял деньги, одежу, паспорта, да пошел зазнобу свою выручать.

Устинья охнула:

— Господи! Так ведь поймают его, насмерть забьют из-за девки этой!

— Не поймают! Не лыком шит Федор и не так прост. Буду в городе, если узнаю чего — весточку тебе передам обязательно. Ступай, милая. Ступай!

Женщина выскользнула из дома и бросилась по тропинке обратно в деревню. Через час из избы вышел сгорбленный седобородый батюшка, одетый в добротную рясу, в котором трудно было узнать того лесного жителя, что беседовал с Устиньей. Направившись через чащу, он шел по еле видной тропинке прямо к проселочной дороге. Внезапно прямо на него выехали два всадника. В дорогой господской одежде практически нельзя было узнать ни Федора, ни Ульяну.

— Куда направляетесь, господа дорогие!

Федор спрыгнул с коня и кинулся обнимать старика:

— Седой! Седой мы к тебе, — схорониться нам надо ненадолго, а потом в Москву или в Новгород, — куда посоветуешь!

— Нельзя сейчас вам в лес. Хозяйка ваша полицию вызвала, мать твоя сказывала, приехать должны вот-вот, будут в лесу искать, и про меня им известно, парнишка проболтался, шельмец!

— Что же делать, дед, Улька совсем без сил, вот-вот с коня свалится!

— Пойдем, время раннее, сейчас карета почтовая будет ехать из Новгорода, аккурат каждое утро её тут вижу. Она меня частенько до города подвозит. В город сейчас надо, в город, там затаимся! Эх ты, Федька! В господское оделся, а в душе так холопом и остался! Чуть что — в лес сразу. Эй, девка! — Он обратился к Ульяне. — Слезай с коня, да соберись, немного осталось. Давайте за мной, да рта не открывайте, молчите оба, я сам.

Спустя время все трое ехали в почтовой карете в Задольск. Федор с Ульяной охнули, когда мимо в сторону Зеленого хутора пронеслись вооруженные полицейские на лошадях.

— Бог отвел! — сказал Седой и перекрестился.

— Куда мы теперь?

— В гостиницы и в трактиры вам лучше не соваться. Выйдем на рыночной площади, пойдете в дальний квартал, где это, ты знаешь, — Седой кивнул Федору и протянул клочок бумаги, — Вот по этому адресу снимешь комнаты у хозяйки. Скажешь от отца Никодима, скажешь — тайком женились, от родителей прячетесь. Заплатишь ей, не торгуясь. Велишь, чтобы содержание со столом было. На улицу и на рынок не суйтесь. В полиции чай не дураки, а вас, холопов ряженых, только рот раскроете — сразу повяжут. И паспорта не помогут, — он подмигнул Ульяне, — Хотя… вот ей то, как раз и помогут. Она то при барышне росла, и молвить умеет, и повадки барские.

Карета остановилась на площади. Седой и Федор с Ульяной направились в разные стороны. Через два часа Седой уже стоял перед маленьким аккуратным домиком на окраине Задольска. На стук вышла кудлатая Дунька:

— Семен Ильич, тут к вам дьяк пожаловали-с.

Седой прошел в гостиную. Семен Ильич сидел с книгой в большом мягком кресле:

— С чем пожаловал, милый друг?

— Заказ принес, соизвольте принять и рассчитаться.

— Изволь, голубчик, изволь! Что ладное ли зелье, забористое? — он ехидно захихикал.

— Капля лошадь за полчаса убьет. Вели заказчику передать, чтобы в питье и еду не мешали, — слишком быстро все произойдет, чтобы на кожу не попадало, сами богу душу отдадут. Каплю в стакане воды разбавить, тряпкой или кистью на чашку намазать или на предмет, к которому потом прикасаться будут. Смерть наступит через два дня. Рассчитайтесь, батенька.

— Знатный яд. Ладно, не первый день работаем, проверять не буду, на слово верю. Следующий заказ через Фрола получишь. Несчастье у нас! Пожар в трактире случился, где обоз ночевал, Фрол чуть богу душу не отдал, девка сгорела, хорошо одна, остальные выскочить успели. Теперь уж когда вернется, — свяжется с тобой, как обычно.

Семен Ильич достал из шкафчика пачку сотенных купюр и обменял их на склянку с ядом. Седой взял деньги и, поклонившись, вышел из домика.

Подъехавшая к лесу процессия разделилась по ширине пролеска и по двое направилась в глубь леса. Даша с Никитой верхом ехали по тропинке, которая вела в самую чащу. Даша, чтобы скрыть подступающий к горлу комок страха спросила:

— Интересно, эту тропинку зверь проложил или человек?

— Может и то и другое.

— Нам обязательно нужно найти этого Седого. Откуда он матушку мою знает, что у него за причины такие…

Под ногой у коня хрустнула ветка, конь жалобно заржал и стал медленно проваливаться в яму, хорошо прикрытую лапником. Никита ухватил Дашу за руку и успел пересадить её на своё седло.

— Ловушка. Сколько их здесь еще.

— Никита, надо позвать на помощь

— Если поднимем шум — он скроется, это точно.

— Мы же не бросим лошадь здесь! В яме!

— Дашенька, когда вернемся, обязательно что-нибудь придумаем, а сейчас нужно дальше идти, причем пешком, дальше на лошади сквозь чащу не пробраться. Никита спешился и снял с лошади Дашу.

— Ты не устала? Может, отдохнем?

— Нет, пойдем дальше.

Никита привязал лошадь и сделал зарубку на дереве.