Петра Дурст-Беннинг - Дочь стеклодува Страница 27

Несмотря на то что было всего два часа пополудни, ей пришлось зажечь свет. Из-за темной мебели комната казалась еще более мрачной. Рут положила на стол рождественский подарок Эдель. Когда она станет госпожой Хаймер, то первым делом примется за эту комнату! Здесь понадобятся полосатые обои, да! Еще нужно повесить новые шторы. Может быть, ей разрешат даже заменить мебель. Она приложит максимум усилий, чтобы превратить ее в уютное помещение. Этот дом сможет похвастаться тем, что в нем есть изысканно обставленная гостиная!

А может, ей придется жить не здесь, а в одной из пустующих комнат над складом? Всего несколько дней назад Томас мимоходом обронил, что этот дом тоже принадлежит его отцу. Наверное, можно будет осторожно намекнуть ему на это?

Рут очень хотелось, чтобы время летело быстрее.

Единственной, кто не задумывался о приближающемся Рождестве, была Мари. Для нее сейчас каждый день был похож на Рождество. С тех пор как она собралась с духом и показала Хаймеру набросок для миски, он не только разрешил ей воплотить его на стекле, но и велел сделать еще три таких же. Поскольку была зима, она предложила рисовать на посеребренных бокалах кристаллики льда. Блестящие золотистые нити, которые поначалу казались ей такими уродливыми, тоже вдохновляли девушку. Если не наматывать проволоку толстыми слоями, а укладывать ее аккуратно, флаконы выглядели просто восхитительно. Стекло, краски, материал для украшения – для Мари мастерская Хаймеров стала огромной палитрой всех цветов радуги, предоставляя бесчисленное множество вариантов творческих решений.

Теперь ей не нужно было ждать подходящего момента, чтобы показать Хаймеру свои эскизы, поскольку тот сам взял за правило раз в день подходить к Мари, работавшей за столиком рисовальщиц.

– Ну, какое яичко снесла моя художница сегодня? – интересовался он.

Скоро эта фраза всем приелась, но всякий раз он ожидал, что на нее ответят смехом. Если Мари после этого предлагала внести небольшие изменения в существующие узоры или показывала один из эскизов, он ничего приятного ей не говорил. В этом он был похож на отца, который обычно руководствовался принципом «Не отругал – значит, похвалил». Но для Мари важнее громких слов было то, что Хаймер разрешал ей действовать.

– Пока ты успеваешь выполнять свою норму, я ничего не имею против того, чтобы ты время от времени создавала что-то новенькое! – заверял он ее, хлопая по плечу.

Ева ревниво наблюдала за ними и весь остаток дня обычно не произносила ни слова, что, безусловно, очень нравилось Мари.

Тем не менее похвалы так и сыпались на нее, хотя и не оттуда, откуда она ожидала: скупщику так понравились миски, на которых Мари нарисовала овощи, что он в тот же день стал предлагать их всем своим клиентам. Однажды вечером посыльная Хаймера принесла Вильгельму заказ на три сотни таких мисок! У того едва глаза не вылезли из орбит. Всю следующую неделю Томасу и его братьям пришлось задерживаться на час, чтобы справиться с дополнительным заказом. И Мари вдруг с удивлением осознала: то, что она нарисовала ради собственного удовольствия, под влиянием импульса, будет радовать сотни людей.

С тех пор девушку не оставляла мысль о том, что со своим художественным талантом она способна на большее.

За два дня до Рождества Фридгельм Штробель подумал, что больше не выдержит ни минуты в своей тесной лавке. В этих четырех стенах, среди огромных шкафов, высящихся до потолка, он напоминал себе дикого зверя, которого вырвали из привычной среды обитания и заставили жить в клетке. «Что я вообще здесь делаю? – спрашивал он себя с гневом, который пугал его самого. – Что, ради всего святого, я забыл в этой провинции?»

Недовольство это было вызвано письмом, которое посыльный принес ему сегодня утром. Штробель с ненавистью уставился на неприметный серый конверт, сквозь который просачивался сладковатый запах парфюмированной бумаги для писем. Может быть, эти строки оставили бы его равнодушным, но аромат! О, как хорошо он знал этот аромат! Он всю жизнь будет связан для него со сладковато-горькими воспоминаниями. Образы, встававшие при этом перед его внутренним взором, прогнать было нельзя. Мужчина услышал собственные всхлипывания. Зачем они написали ему именно теперь? Спустя столько лет?

И вот былая тревога вновь охватила его. Без устали бегая из одного угла комнаты в другой, он снова и снова спрашивал себя, что означает для него это письмо. Что может означать. Неужели есть шанс что-то вернуть?

Он кусал свои губы, пока снова не пошла кровь.

Как он старался забыть прошлое! Первые несколько лет у него это очень даже получалось. Он радовался, что вышел целым из этой передряги, поэтому покинуть Б. со всеми его соблазнами оказалось очень легко. Конечно, он с самого начала знал, что Тюрингия не предоставит достойных возможностей такому человеку, как он. Но даже это тогда ему нравилось. Он хотел порвать со всем и по своему почину не искал контактов со… старыми знакомыми.

Мужчина давно уже наизусть выучил содержание письма – десять строк на пахучей бумаге, без обращения, даже без полной подписи. После формального вопроса о состоянии здоровья они сразу же перешли к делу: у них есть планы, лучше всех предыдущих, и им нужен кредитор. И не интересует ли его – Фридгельма Штробеля – возобновление некогда столь полезных связей?

Никто много лет не пытался выяснить, куда он так поспешно скрылся. После отъезда из Б. он просто перестал их интересовать. И только теперь, когда им что-то понадобилось от него, о нем вдруг вспомнили. Губы его скривились в насмешливой улыбке. Как это на них похоже!

Некоторые лица вспоминались с трудом. С тех пор прошло слишком много времени, но ему хватило тщеславия, чтобы показать своей семье с ее мещанским представлением о морали, что он способен на большее, нежели… Торговец все еще вздрагивал, стоило ему вспомнить все оскорбления, которыми его тогда осыпали. И действительно: за те десять лет, на протяжении которых он был скупщиком в Зоннеберге, он заработал больше денег, чем его отец за всю свою долгую и честную жизнь. Но кого это интересует? Для семьи он перестал существовать, никто не спрашивал о нем – а значит, никто не знал, каким он оказался успешным дельцом. Так что ему дали все эти деньги?

Он стал лавочником. Связанным по рукам и ногам.

Мужчина окинул взглядом стены, которые словно грозили обрушиться на него. Пленник деревянных игрушек, стеклянных изделий и другой никому не нужной мишуры. Клиенты стали сторожами его темницы, из которой нельзя было сбежать даже на пару дней.