Петра Дурст-Беннинг - Дочь стеклодува Страница 26

Иоганна поглядела на ненавистные бусинки. Она совершенно не представляла себе, кто захочет платить за подобную мишуру. Деньги, деньги, деньги – ни о чем другом она и думать не могла. Однако сестры отнюдь не были ей благодарны за то, что она распоряжалась их средствами. Рут постоянно ныла, что видеть уже не может картофель и хлеб со смальцем, что ей хочется обжаренных косточек или свежей селедки. Иоганне все время приходилось объяснять сестрам, почему нельзя потратить деньги на альбом, цветные грифели, заколку для волос или гребешок, – как будто это она виновата в их нищете! Впрочем, Иоганна была вынуждена признать, что подобные пожелания в последнее время звучат все реже. Наверное, сестры наконец сумели понять, что она не может достать все это из воздуха. Девушка снова вздохнула. Может быть, Хаймер прибавит им пару марок в честь Рождества? На миг она задумалась, не расспросить ли об этом Гризельду, но тут же отбросила эту мысль. Она не хотела показаться наглой, к тому же Гризельда постоянно напоминала ей о том, что женщина должна радоваться, сумев найти хоть какую-то работу. Женщина… Иногда Иоганна задумывалась над тем, нельзя ли сравнить свою принадлежность к женскому полу с тяжелой болезнью.

Желание сбросить бусины со стола на пол было настолько сильным, что Иоганне пришлось встать. Проклятье, нельзя думать о предстоящем Рождестве!

В отличие от Иоганны, Рут была полна оптимизма. Томас намекнул, что приготовил для нее подарок, поэтому Рут большую часть времени ломала голову, пытаясь угадать, что именно он ей купил. Она не отказалась бы даже от стеклянных бус, которые Иоганна презрительно называла мишурой. Флакончик для духов, наподобие тех, которые они упаковывали на протяжении последних нескольких дней, ей тоже пришелся бы по душе, хотя Рут не представляла, чем можно его наполнить. Самый лучший подарок Томас сделал бы ей, предложив выйти за него замуж, но поступит ли он так?.. Рут была девушкой достаточно рассудительной, чтобы не слишком надеяться на это. Впрочем, Томас даже в такое сложное время постоянно упрашивал ее как можно чаще встречаться с ним на складе и не скупился на слова, описывая свои чувства к ней. Он то и дело напоминал ей о том, как прекрасно ее тело, ее волосы, ее кожа. Но на людях он все так же делал вид, что между ними ничего нет. Когда она пыталась коснуться его за обеденным столом, он торопливо убирал руку. Кроме того, он так и не вывел ее в свет – даже в таверну с ней не сходил, не говоря уже о Зоннеберге. Рут стояла на своем: пока Томас открыто не признается в любви к ней, она не пустит его под свою юбку. Отчасти она даже понимала его нарастающее раздражение. Ей ведь тоже нравилось ощущать его руки на своем теле, слышать, как ускоряется его дыхание. Все это казалось ей настоящим признанием в любви, в отличие от смешных пауз, которые постоянно возникали во время разговора между ними.

– Болтать можно всегда, – отмахивался молодой человек, когда она пыталась что-то ему рассказать.

Может быть, действительно пора сделать еще один шаг? Вот Томас удивится, когда она вдруг перестанет сопротивляться!

Или лучше вместо этого тоже вручить ему подарок на Рождество? Но только как это сделать, если у нее нет ни единого пфеннига?

За два дня до сочельника Вильгельм Хаймер подозвал Рут к себе. Под недовольным взглядом Евы она последовала за ним на второй этаж, в жилые комнаты семьи.

Хаймер закрыл за ней дверь.

В гостиной, которой почти никогда не пользовались, пахло пылью, и Рут чихнула.

– Окажи мне услугу, и я заплачу тебе за это, как за обычную работу, – произнес Хаймер, все еще тяжело дыша и сопя после подъема по лестнице.

Польщенная, Рут кивнула:

– Я с удовольствием помогу вам!

Интересно, почему он выбрал именно ее?

Хаймер указал на стоявший позади стол:

– Это подарки для Евушки. И для всех остальных, – добавил он. – Что ж, поскольку в доме появилась женщина, Рождество снова должно стать особенным праздником. Как тогда, когда моя собственная жена, да упокоит Господь ее душу, еще была жива. Но не могу же я попросить Евушку упаковать подарки для самой себя! – Он указал на листы темно-красной бумаги с тиснеными золотыми ангелочками. – Я не позволил себя одурачить! Это самая дорогая бумага, которую я сумел найти.

Рут кивнула, стараясь не проявлять интереса. Хаймер не должен был заметить, что от восторга у нее чуть глаза на лоб не вылезли. Девушка украдкой покосилась на стол. Там стояла круглая банка, лежало что-то шерстяное, еще она заметила какие-то маленькие бутылочки и…

Она перевела взгляд на Хаймера.

– Вы позаботились даже о табличках с именами и золотых ленточках! – Рут с трудом сумела скрыть потрясение. Такого от старого скряги она не ожидала.

Круглое лицо Хаймера просияло:

– У Евушки всего должно было вдоволь!

Он велел Рут положить упакованные подарки на комод и, громко топоча, спустился по лестнице.

Евушка, Евушка! Рут возвела глаза к потолку, хотя ей не терпелось посмотреть на то, что купил для своей невестки Хаймер.

Оставшись в одиночестве, девушка бросилась к столу. Пудреница! С красными и золотыми розами на крышке. Рут, повозившись с замочком, сумела открыть коробочку. Внутри она увидела зеркальце. Рут изучила пудреницу со всех сторон, а затем сделала вид, что пудрит лицо. Закрыв глаза, она попыталась представить себе, каково это, когда пудра ложится на кожу, словно шелковое покрывало.

Нашла она также шерстяную вязаную кофту зеленого цвета – такие носили охотники. Рут усмехнулась. В ней Ева будет выглядеть бледной молочницей. Но это! Девушка вздохнула. Это же тончайшие плауэнские кружева длиной не менее трех локтей. «Их хватит не только на вырез блузки, но еще и на лиф, и даже не один», – с завистью подумала Рут, гладя пальцами накрахмаленные контуры этой чудесной вещицы ручной работы. Внезапно в горле появился ком, которого прежде не было. Все для Евы. Как несправедливо! Рут отодвинула в сторону коробку, из которой вывалились кружева. Не найдя больше ничего с подписью «для Евы», девушка вздохнула с некоторым облегчением. Она взглянула на маленькую бутылочку. Ага, ликер для глухой Эдель. Тут не больше двух стаканов. Вот старый скряга! Рут отодвинула бутылочку в сторону и взяла в руки вторую. Еще один ликер, и на этот раз на этикетке было написано имя Сары. Значит, работницам тоже кое-что причитается. Девушка посмотрела на третью. И действительно, она предназначалась для Гризельды. Затем Рут обыскала весь стол, но ни для Томаса, ни для его братьев, ни для нее с сестрами подарков тут не оказалось. Девушка попыталась взять себя в руки и не слишком разочаровываться. «Это можно объяснить по-разному, – размышляла Рут, заворачивая кружева в упаковочную бумагу винно-красного цвета. – Либо Вильгельм приготовил для своих сыновей и для нас что-то особенное, либо… мы вообще ничего не получим. Нет, этого просто не может быть», – сказала себе Рут, разглаживая бумагу.