Кэтрин Коултер - Невеста-наследница Страница 30

— Но почему нельзя обсудить все здесь и сейчас? Как-никак речь идет о моем приданом и о моем муже. Давайте наконец возьмемся за дело.

Дуглас не сдержался и прыснул со смеху.

— Полагаю, — заметил Райдер, — этот смех означает, что вы, Колин, все-таки не расстанетесь со своей шкурой. Синджен, выйди вон и дай джентльменам спокойно уладить все денежные вопросы.

— Ладно. Кстати, Дуглас, не забудь о том наследстве, которое мне оставила моя двоюродная бабушка Маргарет. Ты как-то сказал мне, что это весьма солидная сумма и что вся она вложена в бумаги лондонской биржи.

— Колин, теперь мы уже все равно что женаты.

Он повернулся к ней. Они были одни в спальне графских покоев, расположенных в конце темного, мрачного коридора на втором этаже Кинросс-Хауса. Здесь тоже было темно, особенно в углах. Комнату освещал один-единственный канделябр, тот, который Колин держал в руке. Он поставил его на видавший виды столик, на котором некогда помещались бритвенные принадлежности его отца.

В ответ на ее слова он только покачал головой.

— Я знаю, мы должны притворяться, что мы супруги, и я буду продолжать это делать, пока не уедут твои братья. Я буду спать с тобой на этой кровати, а она, как ты и сама видишь, так широка, что на ней мог бы улечься целый полк. И не трогай меня руками, Джоан, не то я на тебя рассержусь.

— Колин, я просто не могу поверить своим ушам. Я очень надеюсь, что ты все же не из тех людей, которые, раз приняв решение, продолжают цепляться за него во что бы то ни стало, независимо от того, верное оно или не верное.

— Мое решение верное.

— Да ты просто смешон!

— Жена не должна так неуважительно разговаривать со своим мужем.

— Ты мне еще не муж, черт бы тебя побрал! Знаешь, кто ты такой? Ты самый упрямый, самый меднолобый, самый…

— Там в углу есть ширма. Можешь раздеться за ней.

Когда они уже лежали на громадной кровати и Синджен молча смотрела на темный, пахнущий плесенью балдахин, он заговорил снова:

— Мне по душе твои братья. Они люди чести, и из них выйдут хорошие друзья. А уж родственниками они будут и вовсе замечательными.

— Какие любезные речи.

— Перестань дуться, Джоан.

— А я и не дуюсь. Мне просто холодно. В этой жуткой комнате так сыро.

Ему не было холодно, но, по правде сказать, он вообще редко мерз. Как бы то ни было, одно он знал наверняка: если он сейчас притянет ее к себе и сожмет в объятиях, то непременно займется с ней любовью, а этого делать нельзя, нельзя нарушать свою клятву — особенно теперь, когда здесь, под его крышей, находятся ее братья, живые напоминания о его вероломстве.

Он сел, наклонился и схватил свой халат, который, перед тем как лечь, бросил в изножье кровати.

— На, надень этот халат. Ты сможешь обернуть его вокруг себя дважды, и тебе станет очень тепло.

— Я преклоняюсь перед твоим великодушием и благоразумием.

— Спи.

— О, разумеется, милорд. Все, что вы пожелаете, все, что вы потребуете, все, что вы…

Он нарочно захрапел.

— Странно, что Дуглас не потребовал показать ему наше свидетельство о браке. Это на него не похоже, ведь он ужасно въедливый.

— Возможно, очень скоро он вспомнит о своем упущении. Давай поженимся завтра утром, когда твои братья поедут в Эдинбургский замок. Оказывается, у Дугласа там есть друг, майор из гарнизона, и он хочет, чтобы Райдер познакомился с ним.

— Это было бы просто замечательно, — сказала Синджен. — Колин?

— Что еще?

— Не мог бы ты просто подержать мою руку?

Он взял ее руку в свою — пальцы у нее были очень теплые. И она еще жаловалась, что замерзает, — ну как вам это нравится? Пожалуй, эта его будущая женушка ни перед чем не остановится, лишь бы добиться своего. За ней будет нужен глаз да глаз.

— Надеюсь, тебе хорошо в моем халате?

— О да, он мягкий и пахнет тобой.

На это он не нашелся что ответить.

— И в нем я могу сколько угодно воображать, что ты касаешься сразу всего моего тела.

На следующий день, в десять часов утра, Колина и Синджен сочетал браком пресвитерианский священник, который когда-то дружил с его дядей Тедди — но не с его отцом, как пояснил Колин своей невесте, поскольку его отец был большой грешник и мерзавец. Преподобный Макколи был очень древний старик, но волосы у него были не по-стариковски густые и пышные, и главное — он очень быстро прочел все слова брачного обряда и объявил молодую пару мужем и женой. Когда церемония была окончена, Синджен захотелось вприпрыжку ринуться вон из церкви.

— Наконец-то с этим покончено! Как ты думаешь, может быть, теперь мне самой стоит показать наше свидетельство о браке моим братьям, не дожидаясь, когда они спросят?

— Нет. Остановись. Я хочу поцеловать тебя.

Она замерла.

— А! — произнес он, нежно приподняв ладонью ее подбородок. — Ты уже больше не одержима желанием во что бы то ни стало лечь ко мне в постель, не так ли? Все это было чистым притворством. Но зачем было ломать комедию?

Она почувствовала, как он вдруг весь напрягся и его пальцы сжали ее подбородок.

— А, понимаю. Даже вчера вечером ты продолжала опасаться, что Дуглас и Райдер могут узнать, что мы еще не женаты. Ты хотела защитить меня, верно? Хотела, чтобы твое приданое оказалось в моих руках.

— Нет, — ответила она. — Не совсем так. Когда я вижу тебя голого, мне кажется, я могла бы любоваться твоей наготой до скончания моих дней. У тебя ступни ног и те красивые.

— Ты то и дело озадачиваешь меня, Джоан. Иногда мне это нравится, иногда — нет. Но имей в виду — одной наготой дело не ограничивается. Представь себе, что ты лежишь в постели на спине совершенно голая, а я стою рядом, готовый лечь к тебе. Что ты будешь делать?

— Не знаю. Наверное, закрою глаза. Такая картина, пожалуй, тревожит меня, но не вызывает отвращения, во всяком случае, когда речь идет о тебе.

Он усмехнулся:

— Я бы не прочь заняться этим прямо сейчас. Самое позднее — в течение ближайшего часа. Но здесь твои братья, а я не думаю, что Дугласу понравится, если я вдруг перекину тебя через плечо и потащу на второй этаж, в спальню. Так что подожди до вечера, Джоан. Подожди до вечера.

— Да, — сказала она и встала на цыпочки, слегка приоткрыв губы. Он поцеловал ее невинным поцелуем, как мог бы поцеловать престарелую тетушку, и отпустил.

От дома преподобного Макколи до Кинросс-Хауса было всего пятнадцать минут ходьбы. Колин остановил Синджен, чтобы показать ей старый памятник времен царствования Якова IV [9], когда внезапно послышался отрывистый свистящий звук и в щеку Синджен ударил острый осколок камня. Мгновение назад она сделала шаг вперед от Колина и наклонилась, чтобы разобрать полустертую временем древнюю надпись. Ощутив резкий удар, она рывком выпрямилась и прижала руку к щеке.