Карен Робардс - Грешное желание Страница 31

– Иди в дом, Джесси.

Ее не пришлось просить дважды. Она боком протиснулась мимо Селии…

– О нет!

– Ты, неуклюжее создание! Из-за тебя я разлила сок!

Обе прокричали это одновременно, когда содержимое стакана Селии выплеснулось на платье Джесси. Ярко-красный томатный сок потек по желтой юбке, жадно впитываемый тонким муслином. В ужасе Джесси попыталась стереть его руками, но тщетно. Платье было испорчено.

– Ты сделала это нарочно! – Подняв глаза от испачканной юбки, Джесси гневно зыркнула на Селию.

– Разумеется, нет. Ты сама виновата, неуклюжая корова! Ты толкнула мою руку!

– Я не толкала!

Кулаки Джесси сжались, и она стиснула зубы так сильно, что задрожала челюсть. Селия злорадствовала, довольная собой и своим триумфом, и это было так очевидно, что Джесси захотелось убить ее.

– Иди в дом, Джесси. – Руки Стюарта обхватили ее повыше локтей, прежде чем она набросилась на свою мачеху, хотя и сама толком не знала, что собиралась сделать.

– Мое платье!

– Я знаю. Иди в дом.

– Но…

– Делай, как я говорю.

Джесси повиновалась. Прямо-таки больная от злости и обиды, она убежала в свою комнату, где буквально сорвала с себя платье. Будь проклята Селия! Проклята! Проклята! Она будет ненавидеть ее до самой смерти!

На галерее Стюарт пригвоздил жену жестким взглядом:

– Зачем ты это сделала? – Она улыбнулась:

– Это вышло случайно. Не думаешь же ты, что я нарочно испортила этой глупой девчонке платье?

– Я не думаю – я знаю.

– И это говорит любящий муж! – Рот Стюарта сжался.

– Предупреждаю, Селия, я не буду спокойно смотреть, как ты обижаешь Джесси или кого-то еще. Как бы там ни было, ты вышла за меня замуж, чтобы быть вместе и в счастье и в несчастье. И в моей власти сделать твою жизнь не очень счастливой.

– Я ненавижу тебя!

– Мне очень жаль это слышать.

– Должно быть, я сошла с ума, если вышла за тебя!

– Забавно, но то же самое я думаю о себе.

– Если ты думаешь, что можешь просто так прийти и захватить власть, указывать мне, как обращаться с моей падчерицей, завладеть моей собственностью и…

– Это именно то, что я думаю. В сущности, я знаю, что могу. Я твой муж, любовь моя. Все, что когда-то принадлежало тебе, теперь принадлежит мне. Или, спеша оказаться в моей постели, ты упустила из виду тот факт, что замужние женщины лишаются прав на свою собственность?

– Ты подлец!

– Еще нет, – угрюмо бросил Стюарт и хотел схватить ее за руку.

– Убери от меня свои руки! Я ненавижу тебя! – Селия оттолкнула его и побежала в дом, истерически всхлипывая. – Ненавижу тебя! Ненавижу! Ненавижу!

– А я, – сказал Стюарт в сторону все еще вибрирующей от удара двери, – ненавижу тебя, да поможет мне Бог.

На первом этаже, в общей комнате, Тьюди услышала шум наверху и подняла голову. Несколько мгновений она прислушивалась, а когда все стихло, покачала головой.

– Похоже, в раю неприятности, – пробормотала она, затем снова вернулась к своим делам.

Глава 17

В последующие несколько недель жизнь на «Мимозе» шла своим чередом, и хотя со стороны выглядела вполне приятной и безмятежной, изнутри прямо-таки кипела от напряжения. Селия колебалась между попытками подлизаться к Стюарту и ненавистью к нему, о которой заявляла во всеуслышание. Стюарт казался невосприимчивым как к тому, так и к другому и безучастным к Селии. Если в этом браке когда-то и была любовь, она исчезла вскоре после венчания. Все домашние слуги были в курсе того, что мистер Стюарт никогда даже не приближается к спальне Селии. А что знали слуги, вскоре узнавала и Джесси, независимо от того, хотела она этого или нет. Она находила отдаление Селии от мужа со всеми сопутствующими последствиями смущающим и в то же время, к своему стыду, успокаивающим. Возможно, потому, что она все чаще и чаще думала о Стюарте как о близком для нее человеке.

Он очень быстро стал для нее отцом, братом и другом в одном лице. Джесси не сознавала, насколько сильно ей не хватало всего этого, до тех пор пока Стюарт не стал неотъемлемой частью ее жизни. Он был неизменно добр к ней (каким бы странным ни казалось, что кто-то, женившийся на Селии, мог обладать добрым сердцем), обращался с ней с искренней нежностью, которую Джесси впитывала с такой же жадностью, как губка воду. Она готова была ходить за ним по пятам, как щенок за своим хозяином. Единственное, что удерживало ее, – это гордость и язык Селии. С крахом ее брака горечь Селии выплескивалась, как кислота, на всех, кто окружал ее в «Мимозе». Она до определенной степени придерживала свой язык в присутствии Стюарта, но когда его не было рядом, Селия делала Джесси любимой мишенью.

При сложившихся обстоятельствах Джесси проводила большую часть времени вне дома. Целыми днями она каталась на Звездочке, скитаясь по ближайшему сосновому лесу с бегающим по пятам Джаспером с рассвета до заката. Обычно она старалась приехать домой уже после того, как ужин был подан, и ела в кухне вместе с Роуз. Учитывая мрачную атмосферу, которая каждый вечер охватывала столовую, Джесси ничуть не жалела, что довольствуется остатками. Если верить Сисси, которой чаще всего выпадала неблагодарная задача присутствия у стола, хозяин сидел с одной стороны этого длинного великолепного стола, а хозяйка – с другой, и ели они в холодном, неприветливом молчании, разделенные бездной полированного дерева. Шелест резного подвешенного опахала да стук и звон посуды, когда Сисси меняла блюда, были единственными звуками, которые нарушали напряженную тишину.

Часто Джесси даже не трудилась возвращаться домой на ленч, когда Стюарт неизменно отсутствовал, а Селия ждала, чтобы наброситься на свою падчерицу, как паук на муху, за какой-нибудь воображаемый (а порой не такой уж и воображаемый) проступок. Поэтому Джесси брала с собой яблоко и ломоть хлеба и обнаружила, что ничуть не скучает по более плотным трапезам, которые когда-то занимали важное место в ее жизни.

Этот метод перекусывания урывками и на ходу вкупе с дополнительными часами, которые она проводила в седле, оказывал благоприятное воздействие на внешность Джесси. Так постепенно, сама почти не замечала этого, она худела и стройнела.

Каждое утро Стюарт вместе с Грейдоном Брэдшо работали в кабинете, занимаясь делами плантации. Большую часть дня Стюарт проводил, объезжая окрестные поля, вникая во все хозяйственные дела – от сбора хлопка и обрезки фруктовых деревьев до заботы о детях полевых работников в детской. Фарао, старший работник, который много лет работал под началом Брэнтли, обычно находился рядом со Стюартом. Фарао был крупным мужчиной, черным, как эбеновое дерево, с бугрящимися мускулами. Он разбирался во всех делах на плантации не хуже Брэнтли. Не будь он рабом, лучшего надсмотрщика для «Мимозы» нельзя было бы и пожелать.