Кэтрин Коултер - Невеста-обманщица Страница 32

— Я дам вам наследника. Я молода и здорова и смогу родить вам хоть полдюжины наследников.

— Никогда в жизни не слышал, чтобы женщина предлагала себя мужчине в качестве племенной кобылы. Почему, Александра? Еще одно соглашение с вашим злодеем-отцом? Черт вас возьми, идите-ка спать. Вы еще не доросли до таких вещей, и я не собираюсь вам ничего объяснять и тем более брать вашу девственность. Я устал. Уходите.

Аликс наклонилась, взялась за подол своей рубашки, быстро стянула ее через голову и бросила на пол. Совершенно нагая, она стояла перед ним, подняв голову и глядя ему прямо в глаза.

Дуглас застыл. Он и представить себе не мог, что она так прекрасно сложена. Ее грудь… О Боже, кто бы мог подумать…

— Вы перетягиваете грудь. Зачем?

— Моя няня говорила, что она слишком велика. Она говорила, что мальчишки станут глазеть на меня и говорить всякие глупости. Потому что для леди неприлично иметь такую большую грудь. И она научила меня перетягивать ее.

— Ваша няня — старая глупая гусыня. Такая грудь — украшение любой женщины. Не вздумайте ее больше перетягивать. Ну теперь, поскольку я знаю, что у вас есть, я хотел бы посмотреть на вас.

— Вы и смотрите.

— Сегодня утром, когда мы катались, я понял, что вы носите ужасно жесткий корсет.

Он опять замолчал, не в силах отвести от нее взгляда. Господи, какой дурак, он чуть не прогнал ее.

Аликс не догадывалась о произведенном впечатлении, но это обсуждение ее груди было отвлеченным, словно разговор о погоде, и она успокоилась. Она видела, что он продолжает смотреть на нее глазами, ставшими еще темнее, но никак не могла понять, о чем он думает.

— Теперь я и сам вижу, что розовое прекрасно сочетается с рыжим. Ваша розовая кожа очень гармонирует с медным оттенком волос. В таком виде вам лучше откинуть их назад.

Ей захотелось свернуться в маленький шарик и побыстрее укатиться из этой комнаты. Но она не сделает этого. От этой минуты зависит вся ее дальнейшая жизнь. Этот человек — ее муж, и она принадлежит ему, что бы он ни говорил.

Дуглас попытался взять себя в руки. Подумаешь, эка невидаль! Можно подумать, он никогда не видел обнаженных женщин. Конечно, у него их было меньше, чем у Райдера, так как он был очень разборчив, но зато все они были безупречными красавицами. И ни одна из них не затронула его сердца. Почему же сейчас он не может унять его бешеный стук и сказать ей, чтобы она убиралась? О Боже, что ему делать? Наверняка она рассчитывала на это и потом посмеется над ним. Наконец, не в силах совладать с собой, он сказал:

— Подойдите ко мне.

Она сделала несколько шагов вперед и встала рядом, дрожа от мысли, что он прикоснется к ней.

Но он не трогал ее, а только смотрел и смотрел. Такое пристальное изучение ее тела было мучительным. Даже она сама никогда так не смотрела на себя, как сейчас это делает он.

Дуглас не знал, сколько прошло времени, когда он наконец поднял голову и посмотрел ей в лицо.

— Ну что ж, должен признаться, я не остался равнодушным к вашим достоинствам. Без платья вы оказались куда более женственной, чем это можно было предполагать. Я жду продолжения. Что там у вас дальше по плану?

Аликс молчала.

— Вы молчите? Интересно, как далеко вы собирались зайти, если я ничего не буду делать?

Он отвернулся к огню.

— Я уже подсказал вам, чтобы вы подошли ближе. Вы собираетесь что-нибудь делать сами?

Аликс попыталась закрыться руками. Она понимала всю бесполезность этого жеста, но стоять перед ним голой и слушать его издевательства было невыносимо.

— А вы знаете, Аликс, — сказал он, поворачиваясь к ней опять, — ведь я могу взять вас, и множество раз, и при этом сделать так, что у вас не будет никакого ребенка. Только не делайте вид, что не понимаете, о чем я говорю! Я просто возьму то, что мне предлагают, а потом аннулирую весь этот фарс с женитьбой. Но вы можете быть спокойны. К счастью для вас, сейчас, в эту самую минуту, когда вы стоите возле меня, прикрытая лишь своими чудесными волосами, я не чувствую к вам ни малейшего интереса. Вы — не Мелисанда. Вы не та жена, которую я хотел. Уходите.

Такое унижение было выше ее сил. Она ничего не видела перед собой, кровь стучала у нее в висках. Стоя рядом с ним, на расстоянии не больше вытянутой руки, она уже не чувствовала смущения, а только страшную, опустошающую боль в груди и отчаяние. Он отверг ее, безнадежно. И даже не был особенно жесток с ней, просто совершенно безразличен. И предельно ясно выразил свое отношение к ней. В какой-то момент ей показалось, что он готов принять ее, но этого не произошло. Он не хочет ее. Райдер не правильно судил о чувствах своего брата. Больше она ничего не сможет сделать.

Она отступила от него и, уже не думая о том, как выглядит, выбежала из комнаты. Дуглас услышал, как тихо закрылась дверь. Он долго сидел в кресле у погасшего камина, время словно замерло для него. Потом встал, поднял с пола брошенную рубашку и посмотрел на дверь соседней спальни. Затем осторожно положил ее в кресло.

Он отдавал себе отчет в том, что сделал. Он обидел ее, и очень больно обидел. Но черт возьми, он вовсе не хочет, чтобы она забралась к нему в постель, воспользовавшись его слабостью, а потом шантажировала его этим и загоняла в угол. Он не допустит, чтобы женщина заставила его потерять голову, и не позволит диктовать себе условия. Но как странно она смотрела на него, когда он говорил все это.

Сняв халат, он выругался и положил его рядом с ее ночной рубашкой на кресло. Забрался в пустую холодную кровать и зарылся в подушки. На душе у него было неспокойно, его не отпускало смутное ощущение своей не правоты. Нельзя поддаваться этому чувству, он сделает то, что собирался, и никто не заставит его отказаться от задуманного, тем более какая-то восемнадцатилетняя девчонка.

Глухой ночью Дуглас проснулся в холодном поту. Он сел и прислушался. Где-то послышался голос. Сон слетел с него окончательно. Странный голос послышался снова. Кажется, женский. Она плакала тихо и печально, где-то невдалеке. Нет, теперь это не плач, а стон, глубокий и леденящий душу. Она стонала от боли. Он не знал, откуда к нему пришло это знание, но это было так. Его взгляд упал на дверь в соседнюю спальню. Не может быть…

Это была Александра. Она плакала, потому что ее поставили на место. Пусть поплачет. Ей не удалось поймать его в ловушку, и теперь она пытается разжалобить его. Крокодиловы слезы, не больше. Он — мужчина, и его сердце можно тронуть слезами, но не тогда, когда это слезы стыда потерпевшей неудачу соблазнительницы. Не так-то просто заставить его потерять голову.

Но это был не плач. Это были стенания… За ними чувствовалась глубокая, изнуряющая боль.