Любовь, граничащая с безумием. Книга 1 (СИ) - Ильина Оксана Александровна "oksana.il" Страница 34

Слезы быстрыми ручьями катились по ее щекам, а дыхание то замедлялось, то учащалось. Она задыхалась, всхлипывая и пытаясь вырваться, на миг падая без сил, возобновляя попытки вновь освободиться.

– Кэтрин, все хорошо, ты в безопасности, – произнес Мишель, пытаясь привести ее в чувства. На секунду девушка широко распахнула глаза, но ее взор был направлен сквозь мужчину. И в блестящих зрачках он ясно уловил отражение дикого ужаса. Похоже, и вправду, разум Кэтрин терзали кошмары, она словно застряла в их плену.

В следующий момент, когда девушку снова начало трясти, Дантон вместе с одеялом сгреб ее в охапку и, притянув к себе на колени, с силой сжал в объятиях. Сначала дрожь ее тела вибрациями передавалась и ему, но вскоре, словно почувствовав его силу, девушка немного успокоилась. А когда рука мужчины, поглаживая, опустилась на ее влажные волосы, и вовсе затихла.

41 глава

Мишель, откинувшись на жесткую, обшарпанную спинку сиденья, вытянул длинные ноги, внимательно посматривая на притихшую Кэтрин. Ее безмятежный вид и еле уловимое дыхание отнюдь не вселяли спокойствия. Порой графу казалось, что девушка отправилась в мир иной. Тогда, резко опустившись к ней, он сжимал хрупкие плечи и с облегчением улавливал, как она издает тихий стон. В неудобной, ветхой повозке дорога походила на пытку, и не раз Дантон порывался оседлать своего коня, который послушно трусил рядом с каретой. Но оставить больную девушку без присмотра он так и не решился.

Ближе к рассвету извозчик сообщил, что они приближаются к лесу, и, выглянув в окно, Мишель увидел знакомые просторы, залитые рыжими отблесками восходящего солнца. В этом зрелище было что-то родное; мимолетные воспоминания тут же проникли в голову мужчины. Когда-то, еще детьми, они с братом изучали эти места верхом на лошадях вопреки запретам бабушки. Стоило объехать лес, и взору открылись бы острые своды замка. Но так близко граф не намерен был приближаться. Все, что ему необходимо, – это отыскать хижину лесника и вылечить девчонку. Отчасти мужчина помнил тот путь, по которому не так давно набрел на скрытую поляну. Но на повозке продолжать дорогу было невозможно. Тогда, переместившись на своего коня, Мишель принял из рук кучера обмякшее тело Кэтрин и, устроив ее как можно удобнее в седле перед собой, тронулся с места.

Довольно быстро лес, встретивший их размашистыми просторами, сомкнулся непроходимой чащей, и с каждым шагом пробираться вперед становилось все сложнее и сложнее. В итоге графу пришлось спуститься с коня и, привязав недовольно фыркающее животное к одному из деревьев, отправиться дальше пешком. Девушка, укутанная в шерстяное одеяло, мирно покоилась у него на руках. Мишель лишь изредка чувствовал, как ее тело напрягается и слегка подрагивает. Ноша не казалась ему тяжелой; на войне не раз Дантону доводилось на себе вытаскивать раненых соратников с поля боя. А девица по сравнению с ними казалась просто пушинкой. Доставляло неудобство лишь то, что он не мог защититься от веток, то и дело безжалостно хлеставших его по лицу. И уже к концу тропы, когда путнику, наконец, удалось пробраться к поляне, его бровь пересекал глубокий кровоточащий рубец, а щеки, поросшие щетиной, украшали ссадины. Одинокая, неприметная избушка, стоявшая посередине пустой поляны, казалась такой безлюдной, что даже не виднелось дыма, исходящего из трубы. Подойдя к двери, Мишель несколько раз постучал, но ответом ему была лишь тишина, переплетающаяся с ритмичным поскрипыванием деревьев. Окончательно убедившись в том, что дома никого нет, граф по-хозяйски толкнул дверь, которая тут же поддалась, печально засвистев. В избе царили холод и темнота, похоже, хозяин отсутствовал уже несколько дней. Выгрузив свою ношу на заправленную постель, Дантон поспешил развести огонь в печи, закинув в нее несколько поленьев, которые обнаружил неподалеку. Сухие дрова тут же заискрились, мелодично похрустывая под напором пламени, и по комнате заплясали разноцветные огоньки.

Мимолетно взглянув на девушку, Мишель заметил, что ее лицо снова сделалось пепельно-белым даже в ярко-рыжем свете, исходящем из печи. А кожа словно сверкала, покрывшись мелкими бусинами пота. Подойдя к больной, мужчина коснулся ее руки, и тут же напрягся, почувствовав, как она дрожит. В очередной раз возвращался жар, который, похоже, явился следствием чересчур утомительной дороги, что и вымотало бедную Кэтрин. Закутав ее плотнее в одеяло, Дантон отправился на поиски воды, заодно решив посмотреть, нет ли поблизости хозяина хижины. Последнего он так и не обнаружил, но зато нашел ведро с холодной кристально чистой водой, которую тут же плеснул в лохань и, оторвав клочок ткани от покрывала, принялся протирать лоб девицы. Его смелое решение привезти служанку сюда было явно опрометчивым. Он рассчитывал, что старик снова сможет ее выходить, и ни в коем разе не ожидал остаться наедине с больной. Мишель знал, как ухаживать за ранеными, легко мог прижечь дыру от стрелы или же, не морщась, зашить порез от меча. Но совершенно не имел понятия, как избавиться от болезни, причина которой ему не известна. Сколько бы он ни обтирал мокрое лицо девушки, она лишь сильнее начинала дрожать. Вскоре пот крупным градом заструился по ее коже. Отшвырнув тяжелое одеяло, мужчина обнаружил, что под ним платье служанки вымокло полностью. Недолго думая, Мишель избавил Кэтрин от одежды, и, оставшись в одной тонкой сорочке, девушка еще сильнее задрожала, хотя и по комнате уже ощутимо расплылось тепло от огня. Немного помешкав, граф скинул с себя верхнюю одежду и, избавившись от рубахи, обнажил торс, после чего скользнул к девушке в постель. Он помнил, как на войне солдаты льнули друг к другу, пытаясь согреться холодными ночами, и потому знал, что ничто не греет лучше человеческого тела. Натянув сверху тяжелое одеяло, мужчина прижал дрожащую девушку к себе и сразу же обнаженной кожей ощутил жар ее мокрого тела. Моментально организм Мишеля отреагировал на это соприкосновение, и, недовольно поморщившись, мысленно выругался. Он попытался было отстраниться, как вдруг с досадой заметил, что служанка наконец затихла и перестала трястись. Дантон недоумевал, для чего именно такая поза была бОльшей пыткой: для разума ли, корившего хозяина за слабость, либо для плоти, истосковавшейся по ласкам. Но одно мужчина знал наверняка: он лучше умрет, чем прикоснется к этой девице, ибо даже за неожиданный предательский порыв собственного тела ненавидел себя еще сильнее. Мишель старался думать о чем-то отстраненном, пуская мысли далеко-далеко, вспоминал страшные моменты на поле боя, все то, что вызывало в нем отчуждение. Но казалось, теперь даже его ноздри сговорились против него самого, потому что они отчетливо улавливали женский аромат, пропитанный запахами трав. Попытавшись снова отстраниться, граф почувствовал, как девушка напряглась, но тут же обмякла, полностью навалившись на него. В мгновение все мышцы в теле мужчины свело узлом, и, зарычав, он сжал зубы, остро ощутив, как упругая женская грудь прижалась к его ребрам. Ее кожа сквозь тонкую ткань сорочки, словно раскаленные угли, жгла торс Мишеля. Больше всего на свете в этот миг он желал оттолкнуть ненавистную девчонку… Даже хуже – собственноручно придушить ее за то, что заставила почувствовать это предательски омерзительное возбуждение. И чем дольше Дантон лежал неподвижно, тем сильнее в нем нарастала ярость. И вдруг откуда-то из глубин подсознания выскользнуло неистовое желание причинить служанке боль. За что? Он не мог ответить однозначно. Хотя бы за то, что плотью возжелал виновную в смерти своего же брата…

42 глава

Мишель наполнил легкие свежим, морозным воздухом и тут же с шумом выдохнул. Широкая, обнаженная грудь мужчины то и дело тяжело вздымалась, а взгляд был устремлен высоко вверх. Там сквозь вечнозеленые макушки деревьев пробивались пушистые хлопья первого снега и, медленно кружась, опускались на землю. В золотистом свете луны зрелище казалось завораживающе волшебным, вот только разум графа был взволнован совершенно другим. Тяжело дыша, он пытался отогнать наваждение, все дальше и дальше ступая босыми ногами от хижины. Снежинки, словно играючи, касались его кожи и моментально таяли, оставляя после себя влажный след.