Ширли Басби - Вечные влюбленные Страница 35

И потом осталась одна, после громкого скандала, причиной которого послужил ее муж, дед Николаcа Бенедикт. Он исчез, прихватив с собой бриллианты Шербурнов и жену своего ближайшего соседа!

Сейчас Паллас было восемьдесят три, и она казалась внуку очень хрупкой и слабенькой. В горле у него появился комок. Он не хотел, чтобы бабушка умерла, не хотел разочаровывать ее, отказав в единственной просьбе — жениться и, разумеется, оставить наследника. Раз она хочет, чтобы он женился и стал отцом следующего поколения Шербурнов, видит Бог, он решится на это!

На его красивом лице отразилась печаль. Как раз только что он нашел подходящую невесту. Пикантное личико с огромными фиалковыми глазами и сверкающими рыжими локонами молнией вспыхнуло перед его мысленным взором, однако он с раздражением отогнал от себя лукавое видение. Из всех этих Долли получаются прекрасные любовницы, но не жены!

Бабушка хочет, чтобы он женился, и хотя он не слишком разделял это стремление, тем не менее чувствовал, что должен уступить ей. Он понимал, как ей нужен наследник: ведь он последний в роду, и если с ним случится что-нибудь непредвиденное, графов Шербурнов больше не будет. Откинув темноволосую голову на мягкую кожаную спинку кресла, Николаc потягивал бренди и размышлял о будущем.

Унаследовав титул, Николаc не мог отрицать, что другими глазами стал смотреть на свой дом. Им овладела гордость за родовое гнездо, он почувствовал на своих плечах бремя ответственности за каждого, кто принадлежал к их роду. Не только само поместье, но также фермы и деревни требовали внимания, и он открыл в себе огромное желание видеть, что земли его плодоносят, а люди живут в достатке и знают, что им нечего бояться своего хозяина, что он всем сердцем за то, чтобы им было хорошо.

Николаc сморщился. В этом крылась причина, по которой их с бабушкой желание видеть наследника совпадало. Каждому важно знать, что его род будет продолжен, а будущее детей обеспечено. «Бог знает, — сардонически подумал он, — если все останется в руках Атины, а это вполне возможно, если с ним случится какое-нибудь несчастье, она радостно отправится в Лондон и до самой своей смерти будет выкачивать из имения все до последней кровинки».

Ее, так же, как и покойного Рэндала, неумолимо тянуло к игорным столам, ко всякого рода лотереям и играм, где удача зависит от слепого случая. И хотя состояние Шербурнов огромно, все же оно небесконечно. Продолжи эта милая парочка свой образ жизни — следующее поколение унаследовало бы от них разве что долги.

Вот и сегодня карточные долги Атины вызвали между ними ссору. Обед только что закончился, и, не желая пить вино в гордом одиночестве, Николаc немедленно присоединился к двум дамам в голубом салоне, который бабушка любила больше других.

Паллас была довольна внуком. Усевшись в изысканное кресло времен Людовика XV, обитое бледно-голубым полосатым атласом, Николае настроился приятно провести остаток вечера. Бабушка разливала чай. Когда Николаc сел, они обменялись доброжелательными взглядами.

Восторженно сверкая голубыми глазами, Паллас спросила:

— Тебе не хватает собственного общества?

— Не хватает, если я могу разделить его с тобой, — улыбнулся он в ответ.

Графиня Шербурн была миниатюрной женщиной, а ее когда-то светлые волосы теперь стали серебряными. Нежно-розовое лицо ее светилось. Но все же было заметно, что ей восемьдесят три года.

Николаc знал, что все эти дни она быстро уставала и уже не пробуждалась с первыми лучами солнца, как делала много лет подряд. Она протянула ему чашку чая, а он, глядя на ее тонкие, с голубыми прожилками руки, вдруг осознал, как скоро Бог может забрать ее к себе.

В глазах его появилась тревога.

— С тобой все хорошо? — тихо спросил он.

— О Боже, разумеется! — Она посмотрела на него своими ясными глазами. — Особенно с тех пор, как ты приехал.

Атина сидела в кресле напротив, возле огня, который ярко горел в отделанном серым мрамором камине. При словах Паллас у нее вырвался недостойный леди смешок.

— Бабушка, — с отвращением произнесла она, — не надо льстить ему. Он и так напыщен и красуется перед нами, ведь он — граф Шербурн!

Николаc, прищурившись, поглядел на нее.

— Вот как? — протянул он. — Принимая во внимание то, что меня не готовили к настоящему делу, я полагал, что веду себя достаточно осмотрительно. А у тебя есть какие-то жалобы?

Напрасно он это сказал.

— Ты сам знаешь, что есть! — взорвалась Атина. — Боже!

Если бы только я родилась мужчиной, тогда я была бы графом! И мне не пришлось бы жить на гроши, на твое жалкое содержание!

Николаc вздохнул.

— Если бы ты не играла так бездумно, твое содержание показалось бы тебе достаточным. И это не гроши, тем более не я назначил тебе такую сумму. Потрудись-ка вспомнить: несколько месяцев назад, когда мы обсуждали этот вопрос, ты мне сказала, что на твои нужды этих денег хватает.

— Однако Рэндал, — стиснув зубы, произнесла она, — всегда давал мне аванс, когда ко мне приставали кредиторы. Он никогда не говорил мне, чтобы я возвращалась в Шербурн, когда у меня было пусто в карманах!

— В этом месяце ты приезжала домой, и видя, как ты тратишь свои средства, я не считаю резонным давать тебе деньги авансом, чтобы ты разбрасывала их на игральных столиках или тратила на очередную пару туфелек с бриллиантовыми каблуками!

Атина рывком поднялась на ноги, сжав пальцы в кулаки.

— Мне жаль твою несчастную жену, если тебе, конечно, удастся найти бедное существо, которое пожелает мириться с таким деспотом!

Как бы я хотела, чтобы ты, а не Рэндал погиб на этой проклятой дуэли!

— О, Атина, дорогая, — жалобно начала Паллас, — ты ведь не хотела этого сказать!

— Не хотела? — загремела Атина и в ярости вылетела из комнаты.

Николаc и бабушка молча смотрели друг на друга. Глаза старушки были исполнены печали.

— Подумать только, за все эти годы она так и не научилась держать себя в руках. Я уверена, она не имела в виду все эти ужасные вещи. Ты же знаешь Атину — всегда говорит прежде, чем подумает. Постарайся не обижаться на ее слова, Николаc, дорогой.

Николаc улыбнулся и нежно взял ее руку.

— Я не сержусь, бабушка, потому что понимаю — ей очень тяжело, они ведь были так близки с Рэндалом. А он был к ней чересчур снисходительным.

— А ты.., не можешь заставить себя быть таким же? — с надеждой в голосе спросила Паллас.

— Если тебя это обрадует, я поговорю с Робертсоном относительно увеличения ее квартального содержания. Лишь бы это вернуло в семью мир.

— Тебе не стоит это делать для меня, но для Атины.., может, тогда вы станете лучше понимать друг друга?