Эльза Вернер - Мираж Страница 36

— Вы не хотите? — вскрикнула Ульрика и стукнула зонтиком о пол.

— Жить под вашим скипетром? Нет, я предпочитаю сам командовать в своем доме.

Ульрика вскочила. Ее последняя попытка удержать за собой власть потерпела неудачу.

— Значит, переговоры окончены, — коротко сказала она. — Вы получите отчет о моем управлении имуществом Зельмы. Но при данных обстоятельствах у меня нет ни малейшей охоты оставаться здесь и запускать хозяйство. Если Зельма настолько здорова, что может выйти замуж, то она вынесет и наш климат. Я не намерена еще несколько месяцев жить в этой отвратительной пустыне.

— Да это и не понадобится, потому что мы уезжаем с первым же пароходом.

Ульрика, собравшаяся было уходить, точно приросла к полу.

— Кто уезжает?

— Я со своей невестой. Зельма, действительно, здорова, но я считаю крайне необходимым, чтобы она для окончательного укрепления провела в Египте всю зиму. Я отвезу ее в Каир, к моему коллеге Вальтеру, жена которого была так любезна, что предложила мне приютить у себя мою невесту до весны, а весной я приеду, и мы немедленно обвенчаемся.

Это была горькая минута для женщины, привыкшей к неограниченной власти; ей давали понять, что она лишняя. Она пустила в ход свой последний козырь, пригрозив отъездом, и вдруг оказалось, что, уедет ли она или останется, никому от этого ни тепло ни холодно.

— В Каир! К доктору Вальтеру? — воскликнула она. — Откуда же вы знаете, что предлагает его жена? Ведь ваше письмо не могло даже еще быть отправлено.

— Письма и не нужно, — последовал спокойный ответ. — Я пошлю только телеграмму, чтобы предупредить о нашем приезде; обо всем остальном мы условились заранее.

— Что значит «заранее»? Неужели, прежде чем вы…

— Прежде чем я приехал в Луксор, совершенно верно. Я ехал с определенным намерением получить руку Зельмы и надеялся на взаимность с ее стороны, а потому заранее обо всем подумал.

У Ульрики захватило дыхание.

— Это уже слишком! Это неслыханно! Это… Вы… вы…

— Пожалуйста, не делайте мне комплиментов, я их не заслуживаю, — скромно уклонился доктор от похвал старой девы. — Итак, вы видите, нет никакого основания, чтобы вы дольше оставались в Египте. Поезжайте с Богом!.. А теперь позвольте мне пойти к моей невесте и сообщить ей, что мы с вами пришли к полюбовному соглашению.

Он поклонился и ушел, а Ульрика осталась стоять на месте, точно окаменелая.

Доктор нашел свою невесту в обществе Эльриха и Эрвальда. Последний явно силился казаться веселым, но его лицо было омрачено и веселость производила впечатление деланной. Зельма встретила жениха тревожным взглядом.

— Поговорили? — робко спросила она.

Доктор улыбнулся и взял ее под руку.

— Поговорили. Вообразите, господа, фрейлейн Мальнер любезно предложила мне жить с женой у нее в Мартинсфельде. Что вы на это скажете?

— Боже вас сохрани! — воскликнул Эльрих с таким ужасом, что двое других расхохотались.

— Я отказался с умилением и благодарностью, — продолжал Бертрам, — и заодно уже объявил, что мы уезжаем. Но где же пароход? Все еще не видно?

— Все еще, — с нетерпением сказал Рейнгард. — Сегодня на нем приедут наши люди, и именно сегодня он запаздывает. До последней минуты задержки!

— Вам так не терпится поскорее отвернуться от постылой культуры и отправиться в дикие страны к львам и тиграм? — со смехом спросил доктор. — А вот мы ничего не имеем против того, чтобы вернуться к культуре. Правда, Зельма?

В это время показалась старуха-негритянка, очевидно, искавшая кого-то; завидев Эрвальда, она направилась к нему с раболепной миной. Он посмотрел на нее с удивлением и спросил по-арабски:

— Что тебе надо, Фатьма?

Фатьма ответила на том же языке и, вынув из-за пазухи письмо, передала его молодому человеку. Он быстро отошел с ней в сторону, пробежал письмо и дал ответ на словах. Фатьма ушла, а Рейнгард вернулся к своим.

— Что за таинственное послание? — пошутил доктор. — Эрвальд, Эрвальд! Боюсь, что мой пример подействовал на вас заразительно.

Рейнгард засмеялся, но ответил с некоторым раздражением:

— Как раз было бы кстати накануне отъезда! Записка Зоннеку, я ответил за него.

— Пароход идет! — сказал Эльрих, наводя бинокль на показавшееся судно.

— Наконец-то! — отозвался Рейнгард. — А вот и Зоннек.

Он быстро пошел к террасе навстречу Зоннеку, который только что вернулся от Осмара. Обменявшись несколькими словами, они вместе пошли на берег ждать плавно приближавшийся пароход.

15

Настал вечер, и оживление, которое вносили в Луксор иностранцы, съехавшиеся из разных частей света, мало-помалу стихло. Гостиницы были безмолвны, с запертыми воротами, а в арабской деревне в такой поздний час все замерло. Через спящее селение быстрой, твердой походкой шла высокая, темная фигура; она свернула на дорогу к развалинам луксорского храма, и когда вышла из тени, отбрасываемой стеной, то яркий лунный свет упал на лицо Рейнгарда Эрвальда.

На высоком берегу Нила он невольно остановился, привлеченный открывшимся перед ним видом. Было светло как днем, и в могучих кронах пальм был отчетливо виден каждый лист.

Это было то место, с которого Рейнгард в знойный полуденный час наблюдал таинственное воздушное видение. Теперь обширный ландшафт тонул в бледном сиянии ночного светила, в котором расплывались и таяли все краски и очертания, а над пустыней стоял как бы сотканный из лучей месяца серебристый туман, заполнявший всю даль голубоватыми мерцающими волнами.

Глаза Рейнгарда не отрывались от этого тумана. Завтра! Завтра наконец подымется эта завеса, перед ним откроется даль со всеми чудесами и страхами сказочного мира из «Тысячи и одной ночи». Но почему-то в эту минуту в душе молодого человека проснулось воспоминание о далеком севере, о погребенной под снегом родине, где над горами и долинами неслись теперь звуки колоколов, а с этим воспоминанием было неразрывно и воспоминание о блестящих синих детских глазах, смотревших с восторгом и изумлением на игру волшебных образов пустыни. Рейнгард видел эти глаза перед собой так ясно, точно ребенок стоял тут, с ним рядом.

Он вздрогнул и опомнился. Как глупо предаваться здесь мечтам, когда его ждут! Он быстро пошел дальше.

В развалинах храма царило глубокое уединение; шаги на мягком песке были едва слышны. Рейнгард вошел в обширный передний двор, озаренный луной, и оглянулся вокруг. Никого не было видно; он был один. Эрвальд медленно перешел на другую сторону и остановился в тени колонны, откуда мог видеть вход. Минута проходила за минутой, прошло четверть часа; молодой человек нетерпеливо постукивал ногой о землю, но в его нетерпении не было ничего похожего на томительное, полное надежды ожидание влюбленного. Мрачность его лица не рассеялась; не похоже было, чтобы он пришел на зов с радостью.