Наталия Орбенина - Увядание розы Страница 37

Глаза не подвели девушку. Мачеха Они быстро двигались от дома по направлению к пруду.

Девушка отпрянула от окна и села на стул. Что бы это значило? В доме все спят, почему они уединились? Вероятно, Пепелищев не решился поговорить с самой Верой и хочет попросить руки через Ольгу или посоветоваться с ней, как это сделать поделикатней, да так, чтобы и Вера согласилась, и Извеков не противился.

Мало ли что у него на уме. Нехороший он стал в последнее время, иногда как будто не в себе. Вера поморщилась при мысли об отце. Она обожала его по-прежнему, но к этому чувству прибавилось нечто непонятное. Ее любовь уподобилась потускневшему золоту, которое надо сильно оттирать, чтобы снова увидеть его несравненный блеск.

Ну а если и впрямь Пепелищев захотел переговорить с мачехой о Вере, тогда…

Набросив на ходу шаль, она стремительно и бесшумно выбежала из дома.

– Так что такого срочного и тайного вы хотели мне поведать, любезный Иван Федорович? – спросила Ольга Николаевна, кутаясь в теплую вязаную кофту. – Прохладно!

Она поежилась и присела на кособокую скамейку. Пепелищев стоял рядом и мял пальцами папиросу, раздумывая, закурить или нет.

– Ночь, сейчас луна выйдет, сплошная романтика! Жаль, что нам уже не по восемнадцать лет! – воскликнула Ольга.

Окружающий их пейзаж и впрямь очаровывал. Фиолетовые тени окутывали деревья и кусты, придавая им загадочный, жутковатый вид. Ветер стих, и единственным движением в воздухе было кружение мошкары и комаров. Упоительный аромат цветущего табака долетал с клумб неподалеку. Ночная мгла придавала Ольге неизъяснимую прелесть. Иван невольно залюбовался ее изящным профилем, нежными светлыми завитками волос.

– Да, я действительно отчаянно сожалею, что не знал вас в то время, когда вам было восемнадцать. Тогда и я бы посватался к вам!

– Давно это было! – засмеялась Оля, полагая, что сказанное Пепелищевым надо понимать как изящный комплимент, как вступление к разговору. – Только ведь вы, вероятно, не обо мне говорить хотите, а о другой особе восемнадцати годов?

И она лукаво погрозила ему пальцем.

Но Пепелищев смотрел на собеседницу с искренним недоумением.

– Другая особа восемнадцати годов? – Его брови поползли вверх. – Мне кажется, что мы не понимаем друг друга, Ольга Николаевна. Я хотел говорить с вами только о вас.

– Как обо мне? – обомлела Ольга. – Разве вы не о Вере хотели поговорить?

– Вере? При чем тут Вера?

– А разве вы не намеревались объясниться и просить ее руки? – упавшим голосом пролепетала Ольга Николаевна.

– Святые угодники! – вскричал Иван. – Неужто вы действительно ничего не видите вокруг себя? Нежели вы более не ощущаете себя женщиной, возлюбленной, желанной? Только жена, только мать, хозяйка. Дом, заботы… Неужели конец мечтаниям и чувствам? Ваше сердце заперто, наглухо замуровано?

– Отчего же? Но только я не пойму… при чем тут я, мои чувства? Я видела, что вы ездите к нам постоянно, оказывали девушке знаки внимания, мне казалось…

– Так я к вам ездил! Вашего внимания добивался, вашей любви, Ольга Николаевна! – Пепелищев резко схватил ее за руки, но она испуганно вырвалась и вскочила со скамейки.

– Вы с ума сошли, господин Пепелишев! Опомнитесь! И как вам не совестно!

Я замужем. Я люблю своего мужа… – Она сказала это и запнулась, словно засомневалась.

– Нет, нет! Ложь! Лицемерие! Нет уже никакой любви меж вами! Все прах и тлен! Вы обманываетесь, Оля! Он погубит вас, как и Горскую! Он выпьет вас по капле! Я, только я, люблю вас самой искренней и преданной любовью, которая только возможна на земле!

Оля с округлившимися глазами отступила назад и уперлась спиной в дерево. Иван обхватил ее, пытаясь найти ее губы. И в этот миг раздался треск сломавшегося сучка. Пепелищев оглянулся.

Позади среди мрака он обнаружил Веру… Вышедшая так некстати луна осветила место действия как электрическим светом.

– Вера? – в один голос воскликнули Пепелищев и Ольга.

– Ты.., ты давно гуляешь? – Оля пыталась высвободиться из объятий Ивана и понять, какую часть разговора девушке удалось услышать.

– А! – простонала Вера и метнулась в темноту под деревьями.

Через мгновение ее платье мелькало возле пруда.

– О Господи! Она к пруду бежит! – закричала Извекова, и они оба бросились за девушкой.

Вера мчалась, не разбирая дороги. После увиденного и услышанного жизнь лишилась смысла. Ей такая жизнь, полная подлого обмана и лжи, не нужна. Сейчас она положит конец мучениям!

Она стремительно вылетела на бережок пруда и, не останавливаясь, помня, что тут самое глубокое место, прыгнула вниз. Темная вода сомкнулась над ее головой, но в этот же миг на берег выскочил Пепелищев.

Он увидел круги на воде и без промедления нырнул.

Когда запыхавшаяся, плачущая Оля прибежала к пруду, Иван уже вытянул девушку на берег. Вера нахлебалась воды, но не задохнулась и не покалечилась. Она была в сознании, и ее рвало стоячей тинистой водой.

Оля хотела обнять спасенную падчерицу, но та яростно оттолкнула ее. Оля обессиленно опустилась на землю. Ясно! Война объявлена! Вера никогда не поверит, что для нее откровения Пепелищева стали полной неожиданностью. Пепелищев хотел закурить, да папиросы в кармане все намокли. Он выругался и стал выливать воду из ботинок. Как по-идиотски все вышло! Как не вовремя явилась эта истеричная самовлюбленная девчонка!

Глава 27

Когда мальчик становится не мальчиком, но мужем? Ольга Николаевна и не заметила, как два сорванца, эти непоседы, непослушные мальчишки, превратились в гимназистов, а в положенный срок Павел благополучно поступил учиться в Петербургский университет, метил в инженеры-путейцы, а Кирилл, мечтая о военной карьере, закончил Михайловское училище.

По протекции отца он остался в Петербургском гарнизоне и вел жизнь молодого блестящего офицера. Обоих теперь невозможно было застать дома. Оля не совала нос в их тайны, не докучала нудными нотациями. Постепенно прежний ледок растаял, молодые люди увидели в жене отца близкого друга, товарища, «жилетку», в которую можно поплакаться. Отец оказался далек и недоступен, а мачеха стала хранительницей юношеских тайн и врачевателем взрослеющих душ. Ольга Николаевна дорожила цепными приобретениями, ведь на это, ушли семь лет ее жизни с Извековым.

Мальчики выросли славные! Горская на небесах должна была остаться довольна воспитанием своих детей. Да и Агриппина Марковна, отправившаяся вслед за своей дочерью, пока была жива, хвалила Ольгу и все меньше бранила внуков. Старший, Кирилл, унаследовал материнскую красоту. А уж когда золотые офицерские погоны легли на его плечи, он превратился в пристальный объект женского внимания.