Анн Голон - Анжелика. Путь в Версаль Страница 38

Взволнованная, побелевшая от одной этой мысли, молодая женщина сделала вид, что лишается чувств, как того предписывали хорошие манеры.

— Ах! Месье… я потрясена! Это ужасно! Подвергнуться оскорблению таких негодяев!

— Успокойтесь, мадам, — сказал господин, уверенной и сильной рукой поддерживая Анжелику за талию.

Это был красивый молодой человек с живыми глазами и тем певучим акцентом, который узнавался безошибочно. Вне всякого сомнения, еще один гасконец! Он назвал свое имя:

— Луи Анри де Пардайан де Гондрен, шевалье Пардайана и других земель, маркиз де Монтеспан[29].

Анжелика слышала это имя ранее. Ее нежданный защитник принадлежал к одному из самых знатных и старинных родов Гиени. Молодая женщина улыбнулась одной из своих самых обольстительных улыбок, и покоренный ею маркиз стал настойчиво расспрашивать, где и когда он сможет справиться о самочувствии прекрасной незнакомки. Анжелика не захотела представиться, но ответила:

— Приходите завтра в этот же час в Тюильри. Я надеюсь, что обстоятельства будут более благосклонны и позволят нам приятно побеседовать.

— Где же мне ожидать вас?

— Около «Эха».

Эта фраза была весьма многообещающей. «Эхо» считалось местом, где назначали свидания возлюбленные. Счастливый маркиз поцеловал протянутую Анжеликой руку.

— Вы в портшезе? Позвольте проводить вас?

— Моя карета находится неподалеку, — заверила кавалера Анжелика, постеснявшись выставлять напоказ свой слишком скромный экипаж.

— Тогда до завтра, таинственная красавица.

На сей раз маркиз быстро поцеловал Анжелику в щеку, развернулся и, подпрыгивая от радости, направился к своему экипажу.

— Вам недостает стыдливости… — начала мадемуазель де Паражонк.

Но тут у ворот появился Пегилен де Лозен. Его слуги имели жалкий вид: один выплевывал выбитые зубы, другой вытирал кровоточащий нос, у многих ливреи были разорваны и перепачканы в пыли. Увидев эту картину, Пегилен разбушевался, голос его взвинтился до фальцета. Когда же ему объяснили, что неприятности произошли по вине челяди одного знатного вельможи, господин де Лозен воскликнул:

— Надо побить палками и этих плутов, и их хозяина. Мерзавец даже не достоин того, чтобы его коснулась моя шпага!

Маркиз де Монтеспан еще не успел сесть в карету. Услышав оскорбительные речи, он спрыгнул с подножки, подбежал к мессиру де Лозену и, схватив его за руку, заставил повернуться к себе, а потом надвинул ему на глаза его же шляпу, в довершение всего заявив, что считает Пегилена грубияном и наглецом.

Секунду спустя в воздухе словно молнии сверкнули две шпаги, и вот уже оба гасконца дрались на дуэли на глазах у все более и более распаляющихся зевак.

— Господа, помилосердствуйте! — вскричала мадемуазель де Паражонк. — Дуэли запрещены… Нынче же вам придется ночевать в Бастилии!

Но оба дворянина не вняли разумным призывам старой девы и с жаром продолжали фехтовать, в то время как плотная толпа зрителей мешала группе швейцарских гвардейцев расколоть ее ряды и добраться до дуэлянтов.

К счастью, маркиз де Монтеспан быстро ранил де Лозена в бедро. Пегилен споткнулся и выронил шпагу.

— Идемте скорее, дорогой друг! — воскликнул маркиз, поддерживая своего противника. — Бастилия нам ни к чему! Милые дамы, помогите мне.

Карета тронулась в тот самый момент, когда швейцарские гвардейцы со сбившимися набок брыжами, раздавая тумаки и удары алебардами, наконец добрались до нее.

Пока экипаж со страшным грохотом мчался по улице Сент-Оноре, Анжелика перевязала своим шарфом рану Пегилена, и лишь тогда заметила, что все они, и маркиз де Монтеспан, и мадемуазель де Паражонк, и даже избитый до полусмерти, а сейчас валявшийся на полу лакей, по вине которого и заварилась досадная история, втиснулись в одну карету.

— Тебя закуют в кандалы и отправят на галеры, — бранил слугу Пегилен, пнув его каблуком в живот. — И уж поверь, я не заплачу ни ливра, чтобы выкупить тебя!.. Дьявол вас разрази, мой дорогой Пардайан, благодаря вам моему хирургу не придется пускать мне кровь в этом сезоне.

— Вас нужно перевязать, — сказал маркиз. — Поедемте ко мне. Я полагаю, что сегодня моя жена вместе со своими подругами дома.

В супруге господина де Монтеспана Анжелика узнала красавицу Атенаис де Мортемар, бывшую подругу Ортанс по пансиону, вместе с которой она некогда любовалась триумфальным въездом короля в Париж.

Мадемуазель де Мортемар, которая в юности звалась мадемуазель де Тонне-Шарант, вышла замуж в 1665 году. Теперь она стала еще прекраснее. Нежно-розовая кожа, голубые глаза, золотистые локоны, а также глубокий ум, которым славился весь ее род, сделали Атенаис одной из самых примечательных дам королевского двора. К несчастью, и Монтеспаны, и Мортемары хоть и принадлежали к древним аристократическим фамилиям королевства, были одинаково сильно стеснены в средствах. Измученная долгами и кредиторами, Атенаис не могла обеспечить достойное обрамление своей красоте и частенько пропускала дворцовые праздники из-за отсутствия нового туалета.

Апартаменты, куда в сопровождении Анжелики и Филониды де Паражонк вошли дуэлянты из Тюильри, несли на себе печать крайней бедности, соседствовавшей с роскошью элегантных нарядов.

Великолепные туалеты лежали прямо на пыльной мебели. Хотя на улице было еще довольно холодно, огонь в очаге не горел. Атенаис, в домашнем платье из тафты, как гарпия сражалась с учеником золотых дел мастера, пришедшим требовать задаток за драгоценное золотое ожерелье, в котором молодая женщина намеревалась на следующей неделе блистать в Версале.

Господин де Монтеспан тотчас перехватил инициативу и пинком выставил подмастерье ювелира из дома. Атенаис шумно возмутилась поступком мужа, так как мечтала заполучить ожерелье, и затеяла с мужем перебранку, в то время как кровь несчастного Лозена обильно орошала плиточный пол.

Наконец мадам де Монтеспан обратила внимание на раненого и подозвала свою подругу Франсуазу д’Обинье, которая в тот день пришла помочь навести порядок в апартаментах, потому что служанки еще накануне были отпущены.

Вдова поэта Скаррона появилась тут же, и Анжелике показалось, что прошло не более суток с тех пор, как они расстались в Тампле: такое же невзрачное платье, ничуть не изменившиеся огромные черные глаза и строго сомкнутые губы.

«Того и гляди войдет Ортанс», — подумала госпожа Моренс.

Она помогла Франсуазе уложить на диван графа де Лозена, который к этому времени потерял сознание.

— Я схожу за водой на кухню, — сказала вдова Скаррона. — Будьте так любезны, придержите пока повязку на ране… мадам…