Барбара Картленд - Солнечный свет Страница 4

— Не могу поверить, что в двадцать один год у меня были такие же птичьи мозги, — неожиданно проговорил он вслух и покачал головой.

Между тем мистер Мидлтон завершил длинную лекцию о необходимости достроить двор для плотницких работ и дороги к нему. Герцог, как бы продолжая мысль о виконте, произнес:

— Меня беспокоит мистер Люсьен. Что ты слышал о нем в последнее время?

Мистер Мидлтон так долго служил у герцога, что хорошо знал и Люсьена.

Помолчав, он вздохнул и заговорил неуверенно:

— Не думаю, что его светлость в последнее время совершал опрометчивые поступки. Так, обычные дела, ничего нового… Правда, поговаривают, что он и его друзья несколько развязны в танцах, и их… — Мистер Мидлтон, заметив, что герцог внимательно его слушает, продолжил: — Ну, их недавно выставили из одного респектабельного дома. Они затеяли там какую-то опасную дуэль между двумя отпрысками… Но его светлость выступал лишь секундантом, и не случилось ничего, что могло бы обеспокоить ваше сиятельство.

— Полагаю, ты раньше меня узнал о намерении мистера Люсьена жениться?

— На мисс Клэрибел Стэмфорд?

— Да. Я думаю, ты знал давно об этом и ничего мне не сказал.

— Да я и не предполагал, что это настолько серьезно, потому не хотел беспокоить ваше сиятельство, — виновато опустил глаза Мидлтон. — К тому же у мисс Стэмфорд так много поклонников…

— Она красива?

— Красива, ваше сиятельство. Ее называют открытием сезона.

— И разумеется, Несравненной? — с сарказмом заметил герцог.

— Нет пока, — ответил мистер Мидлтон. — Но она быстро получит это звание.

Герцог скривил в усмешке рот и посмотрел мистеру Мидлтону прямо в глаза.

Тот продолжил:

— Ваше сиятельство, вероятно, встречали на бегах сэра Джарвиса?

— Я думаю, он состоит в жокейском клубе, — заметил герцог, — но не могу вспомнить, знакомы ли мы. А что ты о нем знаешь?

— Да очень мало, ваше сиятельство. Но нетрудно узнать.

— Займись им. Не уверен, но мне кажется, с ним был связан какой-то скандал или ходили слухи… Не помню.

— Предоставьте это мне, ваше сиятельство. И я попробую разузнать, почему мисс Стэмфорд отдает предпочтение его светлости. В последний раз ее имя упоминалось рядом с именем мужчины более солидного, у которого были все шансы на завоевание ее сердца.

Герцог с любопытством посмотрел на мистера Мидлтона.

— Ты хочешь сказать, Мидлтон, что у мисс Стэмфорд, а возможно, у ее отца есть особые намерения?

Мистер Мидлтон улыбнулся:

— Конечно, ваше сиятельство. Как и у всех молодых леди. И вы это хорошо знаете. Чем выше титул, тем богаче улов…

Увидев, как герцог поджал губы, он понял, что упоминание о любовных делах виконта его раздражает.

Что касается самого герцога, то женщины преследовали его не только из-за титула. Он был очень хорош собой, держался несколько высокомерно, что для большинства женщин, находивших его неотразимым, представлялось неким вызовом.

Удивительно, что в эпоху свободы слова и еще более свободной морали даже с самыми близкими друзьями он никогда не позволял себе обсуждать интересовавшую его женщину. Это было хорошо известно в свете и прибавляло нечто сокровенное ауре, окружавшей герцога, словно защитный ореол.

В высшем свете не было дамы, которая не предпочла бы завоевать сердце герцога Алверстода, нежели выиграть дерби.

У герцога было много романов, но он вел себя достаточно осторожно, и никто не знал о них, пока они не заканчивались одним из двух: либо какая-нибудь красавица уезжала грустить в деревню, либо ее несчастный вид говорил о безвозвратной потере.

Слова «соблазнитель женщин», неразумно оброненные виконтом, в самом деле частенько упоминались в связи с именем герцога. Но поскольку он был чрезвычайно щепетилен в отношениях с женщинами, те редко обижались на него, даже когда он их оставлял, а жаждущие узнать о его любовных приключениях так и оставались в неведении.

Между тем мистер Мидлтон, собрав бумаги, произнес:

— Я выясню все, что смогу, и представлю вам сведения о сэре Джарвисе как можно скорее.

— Спасибо, Мидлтон. Я знаю, на тебя можно положиться.

Герцог поднялся из-за стола — он провел за ним почти два часа.

— Я собираюсь в Карлтон-Хаус, — сообщил он, — и, поскольку меня там заставят переесть и перепить, чего я не люблю в середине дня, пошли грума к «Джентльмену Джексону». Пусть передаст ему, что я надеюсь появиться в половине пятого и буду очень обязан, если смогу лично с ним провести несколько раундов.

Мистер Мидлтон улыбнулся:

— Я уверен, Джексон с удовольствием «обяжет» ваше сиятельство, несмотря на то, что вы нокаутировали его на прошлой неделе.

Герцог рассмеялся:

— Думаю, или мне необычайно повезло, или Джексон на время потерял бдительность. По это и впрямь успех.

— Да, конечно, ваше сиятельство.

«Джентльмен Джексон» был для него самым великим из боксеров, которых он когда-либо знал. Герцог вышел из библиотеки. Удовлетворенная улыбка тронула его губы.

Во второй половине дня сэр Джарвис Стэмфорд вернулся в свой большой и весьма респектабельный дом на Парк-Лейн.

Едва он переступил порог, как дворецкий и шесть лакеев выстроились в ожидании приказаний, а секретарь, маленький настороженный человечек, нерешительно поспешил ему навстречу:

— Мисс Клэрибел, сэр, просила заглянуть к ней сразу, как только вы вернетесь.

Сэр Джарвис внимательно посмотрел на секретаря, как будто за этой просьбой скрывалась особая причина.

Он хотел уже пройти в дом, но, увидев шестерых лакеев одного, как на подбор, роста, в одинаковых прекрасно сшитых фиолетовых и черных ливреях, преданно смотревших на него, спросил секретаря:

— А где мисс Клэрибел?

— В своей гостиной, сэр.

Сэр Джарвис поднимался по лестнице. Его ноги утопали в мягком ворсе ковра, гораздо более пышного и богатого, чем в других домах Лондона.

Добравшись до верха лестницы, сэр Джарвис поймал себя на мысли о том, что любуется недавно купленной картиной, принадлежавшей, как он был уверен, кисти Рубенса, а если вдруг ему подсунули подделку — обманщики об этом горько пожалеют.

Сэр Джарвис прошел по коридору, несколько загроможденному дорогой мебелью, в очень элегантную гостиную рядом со спальней дочери, убранство которой служило как бы совершенной оправой красоте Клэрибел.

Белые с позолотой стены, потолок, расписанный итальянским художником, голубые гардины — все это, несомненно, отвечало изысканному женскому вкусу. Когда же Клэрибел быстро поднялась с дивана и двинулась навстречу отцу, он подумал: «Да она сама по себе драгоценный камень, в оправе или без!»