Маргарет Уэй - Главное чудо света Страница 4

В Кумера-Кроссинг его знали как Эвана Томпсона. Холостого. Загадочного. Но Эван Томпсон не настоящее его имя, как и плотницкое занятие не было его настоящей профессией. Он никогда не учился плотницкому ремеслу, но в молодости многое перенял у своего отца-дипломата, который, с удовольствием плотничая, расслаблялся и снимал стресс.

Его отец! Кристиан Келлерман. Убитый террористами на Балканах.

В прошлой жизни его звали Эван Келлерман.

Он был известным журналистом-международником, снискавшим славу бесстрашного и правдивого профессионала. В своих репортажах из зон боевых действий он всегда старался дать честные ответы на самые животрепещущие вопросы. Он освещал войну на Балканах, а после подписания мирного соглашения — процесс демилитаризации. В это время Эван часто навещал отца, работавшего в Вене.

Ему было что рассказать об этой войне. Он делал репортажи о повседневной жизни людей в нечеловеческих условиях насилия и страха, когда жизнь любого человека, и журналиста в том числе, не стоила ни гроша.

От рук террористов погиб его отец. Была убита и очаровательная, но вероломная женщина, любовница Эвана. Моника Рейнер. Она была шпионкой, но предпочитала называть себя патриоткой, хотя на поверку оказалась просто жадной и властолюбивой негодяйкой. Используя свою красоту, она принесла много горя, оставив за собой длинный шлейф смертей. Эван сам сказал ей о том, каким путем поедет его отец в тот роковой день, и с тех пор разрушительное чувство вины не покидало его.

Эван резко поднялся из-за стола, понимая, что работать больше не сможет, и заметался по комнате, как посаженный в клетку зверь. Вдруг в окно спальни он увидел молодую женщину, которая, вероятно, и хлопнула дверцей автомобиля, чем отвлекла его от работы. Похоже, она приехала в соседний коттедж.

Отодвинув занавеску, Эван стал наблюдать за ней. Женщина медленно шла по дорожке, явно наслаждаясь окружающим видом, и его сердце вдруг болезненно сжалось. Он резко втянул воздух сквозь стиснутые зубы, стараясь справиться с парализующим шоком.

Издалека она была очень похожа на Монику.

Гибкая фигура, грациозная походка.

Женщина была красива, с длинными, струящимися по спине темными волосами. Она была маленькой и очень хрупкой. Захваченный воспоминаниями Эван сжимал и разжимал кулаки, затем заставил себя очнуться. Всего лишь небольшое внешнее сходство, ничего более.

Эван направился в кухню, чтобы сварить крепкий черный кофе. Как только он закончит книгу, а уже написано больше половины, то постарается вернуться к нормальной жизни, насколько это возможно после всего случившегося.

Эван знал, что хоть завтра может возобновить свою профессиональную деятельность. Его и сегодня одолевали звонки из различных агентств новостей, желающих заполучить известного журналиста, но он пока не был готов вернуться под свист пуль. Здесь, на краю Австралийского континента, на Земле Безвременья, у него было все, что нужно, одиночество и возможность залечивать свои раны.

Сжимая в руках кружку с кофе, Эван вышел на заднюю веранду, чтобы еще раз взглянуть на девушку.

Она была в саду. Прикрыв глаза, вдыхала аромат сорванной веточки лаванды. Он понимал, что должен уйти, но будто прирос к полу, не в силах отвести глаз. Среди буйства ярких цветов она выглядела такой юной, такой невинной!

Эван знал, что соседний коттедж сдается в аренду. Его соседи, Лоусоны, решили год-два пожить в Англии, рядом с детьми. Но вряд ли эта девушка собирается жить здесь. Все в ней — блестящие волосы, модная одежда, изящество — говорило о достатке и комфортной жизни. Что она делает здесь, в маленьком коттедже на окраине Кумера-Кроссинг?

Очень странно! Еще более странно, что она получает явное удовольствие, находясь в этом заросшем, одичавшем саду Лоусонов. Эван был смущен собственной реакцией на ее красоту и какую-то обреченность во всем облике. Интересно, что случилось в ее жизни? Она всего-то медленно прогуливалась по дорожке, срывая цветы, но выглядела при этом так картинно-очаровательно, как будто знала, что ее фотографируют для журнала.

Мне этого не нужно, угрюмо подумал Эван.

Мне это совершенно не нужно. Красота — страшный соблазн. Но он продолжал стоять, не двигаясь и даже не чувствуя, как чашка с горячим кофе обжигает ладони.

Он не мог понять, что в этой девушке так взволновало его. Инстинкт. А своим инстинктам он доверял. Они не раз спасали ему жизнь, хотя и оставляли чувство вины за то, что он остался жив, а другие погибли.

Вокруг лантаны порхали бабочки — восхитительно мирная картина, но Эван внезапно пришел в раздражение. Неужели только потому, что в первый момент она напомнила ему Монику? Но эта девушка совершенно другая, он был уверен, что она в жизни не видела ни одного уродливого проявления зла или насилия.

Незнакомка вернулась к крыльцу и села на каменную ступеньку. Он знал, что напрасно наблюдает за ней, но уйти не мог. И снова она удивила его, подняв лицо и вскинув руки к солнцу, как будто в молитве.

Браво! Может быть, она знает, что за ней наблюдают? Но оттуда, где она сидит, его не видно.

— Да, в этой женщине скрыто много больше, чем кажется с первого взгляда, — пробормотал Эван, поразившись тому, что произнес это вслух. Как и тому, что шпионит за прекрасной незнакомкой. Впрочем, оправданием ему может служить желание защитить свою частную жизнь и одиночество, нарушать которое позволено только одному человеку Харриет Кромптон, бывшей школьной учительнице и признанной городской чудачке.

Эван испытывал к Харриет симпатию. Под ее нажимом он даже согласился играть в городском оркестре, вернее, струнном квартете, на виолончели. Сама Харриет играла на альте. Мать Эвана, концертирующая виолончелистка, с самого детства учила его играть сначала на фортепиано, затем на виолончели.

Но он никогда не хотел, чтобы музыка стала его основной профессией, поэтому остался любителем.

Тем не менее он не мог не согласиться с матерью, когда та говорила, что музыка у него в крови.

Его профессией стала журналистика, и Эван считал себя честным и объективным журналистом.

А что в результате? Смерть отца, которого он боготворил, и глубокое недоверие ко всем красивым женщинам.

Таким, как незнакомка, скрывшаяся внутри дома.

Ее не было уже минут десять. Что она там может делать?

Эван знал, что в доме нет мебели — Лоусоны предпочли сдать свою старинную, очень красивую мебель на хранение. Может быть, незнакомке нужна помощь? Эван решительно направился к двери.

Он не смог бы объяснить своего внезапного порыва, разве что снова сослаться на инстинкт. А тот подсказывал ему, что вместе с этой девушкой в его жизни появились проблемы. Или же он сам в это мгновение создает их, направляясь к соседнему коттеджу. Так ли, иначе ли — какая теперь разница, когда он уже стоит на пороге?