Патриция Гэфни - Тайный любовник Страница 40

– Но ведь это лондонская организация?

– Да.

– И тебе придется ехать туда?

– Придется.

Она невольно прижала руку к горлу.

– И ты поедешь? – чуть слышно спросила Софи.

– Думаю, что должен поехать.

– Когда?

– Не откладывая.

– Понимаю. Значит, ты пришел попрощаться?

– Софи!

Она встала и нетвердой походкой пошла прочь, прижимая ладони к пылающим щекам. Позади раздались его шаги, и она ускорила шаг. У выхода из сада она бесстрастно бросила через плечо:

– Не ходи за мной, Джек, пожалуйста…

Он не послушался. Ей не терпелось остаться одной, но, когда Джек остановил ее слепое бегство, обняв и прижав к себе, она с радостью повиновалась.

– Все хорошо, Джек, не беспокойся обо мне, – повторяла она, крепче прижимаясь к нему спиной. – Все хорошо. О, Джек. – Она повернула голову, чтобы поцеловать его, его волосы, висок. – Я не виню тебя. Это прекрасная возможность для тебя, и ты должен ею воспользоваться, я это знаю. – Она развернулась к нему. – Но… что, если попрошу тебя работать на меня? Не шахтером – в каком-нибудь другом качестве. Ты мог бы быть помощником Дженкса или Дикона Пинни. – И, когда он отрицательно замотал головой, добавила:

– Кем угодно… ты мог бы работать кем угодно, Джек, ты так умен…

– Нет, Софи, нет. Я не могу работать на тебя.

– Но почему? – чуть не плача, вскричала Софи.

– Не могу. Это невозможно. Не проси меня.

Его глаза и пальцы, сжимавшие ей плечи, убедили ее больше слов, что спорить бесполезно. Вместо того чтобы заплакать, она прижалась к нему и крепко обняла. Значит, он с самого начала знал, что это конец. Но терять его вот так, по-настоящему, и никогда больше не видеть – это невозможно!

– Не уезжай, – умоляла она, уткнувшись в отворот его пиджака. – Джек, неужели ничего нельзя придумать?

Он крепко, до боли, обнял ее.

– Софи, мы никогда не смогли бы быть вместе. Ты и я… как я могу остаться?

– Останься.

– Дорогая. – Он прижался щекой к ее щеке. – Не могу.

Софи вздохнула протяжно, безнадежно и отодвинулась, чтобы взглянуть на него. На его лице было написано то же страдание, те же муки, что испытывала она. Софи в отчаянии стиснула его ладонь.

– Тогда останься со мной хоть на эту ночь. Его брови сошлись у переносицы, и он очень ласково переспросил:

– Что ты сказала?

Она засмеялась. Ощущение было под стать тому, как если бы она нырнула в ледяную воду с большой высоты, – самый трудный момент был позади. Вот только дыхание перехватило.

– Приходи ко мне этой ночью, Джек. Ты ведь желаешь меня, правда?

– Я… – Слова не шли у него с языка.

– Ты не можешь покинуть меня вот так.

– Софи, нет.

– Да. Приходи. Моя домоправительница по пятницам ночует у сына, и я буду одна. Не считая Томаса, но он ничего не узнает – он никогда не заходит в дом после обеда. Ты можешь прийти, когда стемнеет.

Он хотел было снова возразить, но она поспешно прижала пальцы к его губам.

– Пожалуйста. Я так хочу. Больше я тебя ни о чем не прошу. Приходи, Джек, приходи, когда взойдет луна.

Ей не сиделось на месте. Дважды она устраивалась ждать его на софе в гостиной и оба раза, не выдержав и двух минут, вскакивала и принималась мерить комнату шагами. Она поправила книги на полке, смахнула пыль с подсвечников на столе, набросила носовой платок на сделанные в форме кристалла часы с восьмидневным заводом на каминной полке. Может, переодеться? Не будет ли это глупо? Ну зачем она так волнуется? Ей хотелось быть спокойной, уверенной в себе – а она металась, не находя себе места.

Может, выпить шерри? Или бренди; в шкафчике в кабинете отца еще стоит бутылка. Она направилась было в кабинет, но вовремя опомнилась. Какая нелепость. Искать смелость на дне бокала – сейчас это нужно было ей меньше всего.

Она опять принялась расхаживать по гостиной. Господи, что я натворила! Несколько часов назад все ей казалось таким ясным и простым, но теперь ее поступок выглядел полным безумием. Она вознамерилась вручить свою невинность шахтеру. Она могла влюбиться в него, и он мог быть самым умным из шахтеров, из всех, какие ей попадались, но он был не более чем шахтер и таким останется всю жизнь. Имеет ли это значение для нее?

Конечно, имеет. Она не могла лгать себе, как не могла перестать быть тем, кем являлась. В эксетерской школе она была членом клуба «Дочери Виктории», то есть – королевы Англии, и одна из заповедей, касающихся поведения истинной леди, гласила, что общение с людьми низших сословий допустимо только при совершении покупок или благотворительных акций. Мысль о том, что леди может быть владелицей рудника, конечно, не приходила в голову никому из девушек их клуба.

В парадную дверь тихо постучали. Сердце ее бешено заколотилось; она дрожащими руками в последний раз поправила волосы перед зеркалом, висящим над камином, с испугом увидев, как пылают у нее щеки и блестят глаза. Нервы совсем никуда не годятся. Он не должен увидеть ее такой, полной страхов и сомнений. Стук повторился. Она расправила юбки, распрямила плечи и пошла открывать. На пороге стоял… Роберт Кродди.

Глядя на него, одетого с иголочки, с желтым цветком в петлице, Софи чувствовала, как ее радостное волнение улетучивается.

– Роберт! Что вы здесь делаете? – выпалила она не слишком вежливо.

Вид у него был нелепый: стоя прямо, словно аршин проглотил, он согнутой в локте рукой прижимал к груди шляпу, и ей живо представилось, как он делает быстрое движение кистью, и шляпа летит, словно металлическое кольцо. Он улыбался плотно сжатыми губами.

– Могу я войти?

– Нет! – вырвалось у Софи, но тут же она опомнилась и попыталась тоже улыбнуться. – Ах, простите… я сегодня одна. Я пригласила бы вас войти, но при данных обстоятельствах это невозможно. Поэтому лучше не буду вас приглашать. – Она заглядывала ему через плечо, едва скрывая все возрастающее волнение, но ничего не видела, кроме блестящей черной коляски на дорожке у дома, не слышала ничего, кроме хруста гравия под копытами нетерпеливо переступавшей лошади. С потемневшего неба на нее глядел круглый платиновый лик луны.

– Ну, конечно, конечно. Простите меня, Софи, я не знал, что вы одна. – Он нахмурился. – А почему вы одна? Где слуги?

– Моя экономка часто уходит в пятницу вечером, – ответила она прохладно, надеясь, он поймет по ее тону, что его это не касается. – Вы что-нибудь хотите?

– Только выразить свое сожаление. Вижу, мне лучше было бы послать записку.

– Сожаление?

– Я не смогу быть у вас завтра.

– Завтра?

– Вы пригласили меня на чай, – чопорно напомнил он.

– О! Ну да, конечно, простите – я задремала над книгой, и вы меня разбудили; я еще не совсем проснулась.