Джиллиан Брэдшоу - Сердце рыцаря Страница 40

Элин изумленно воззрилась на него. Она была уверена, что ее обманывают, что все знают, куда исчезает Тиарнан – все, кроме нее. Однако Кенмаркок явно говорил правду. Таленсак уже много лет живет с тайной, а за многозначительными взглядами стояли только догадки.

– Вам не нужно тревожиться, моя госпожа, – добавил Кенмаркок с неубедительной жизнерадостностью. – Я уверен, что он просто высматривает дичь. А что до того, чтобы ее приносить, – ведь это было бы браконьерство! Он проходит многие мили, и не только по своим землям: бывало, он скажет, что видел у Карэкса такого-то кабана, а у Редона – такого-то оленя. Вы ведь и сами знаете, что те, кто собирается поохотиться, с ним советуются. Он не знал бы столько о разных зверях, если бы проводил время с какой-нибудь женщиной, так? Не обращайте внимания на глупые рассказы, которые ходят по деревне.

– Какие глупые рассказы? – испугалась Элин. Кенмаркок замялся, но потом решился и заявил:

– Ну наверное, лучше вам будет услышать это от меня, чем от кого-то, кто верит в такие глупости. Кое-кто в деревне говорит, будто он уходит в полые холмы и там встречается с повелительницей колодца или стоячего камня. Вы же знаете крестьян: они так любят сказки о чудесах!

Элин со сжавшимся сердцем вспомнила, какое выражение было в глазах Тиарнана вечером накануне его ухода на охоту. Это был дикий, волшебный взгляд – взгляд околдованного. Она, безусловно, верила в существование прекрасного народа. Он был такой же частью их земли, как и сам лес. Большинство бретонских крестьян могли утверждать, что слышали их музыку, и в каждой деревне была история о встрече с ними, которая произошла на памяти ныне живущих.

Той ночью Элин легла в постель рано и лежала без сна. Луна, недавно миновавшая полнолуние, светила сквозь решетку плетеной ставни. В саду стрекотали кузнечики, ночной воздух был напоен ароматом роз. Это было так похоже на Компер – но это был не Компер, и внезапно Элин отчаянно захотелось оказаться дома, где все было просто и знакомо и где она знала, что думать о людях. У человека, за которого она вышла замуж, оказалась тайна, и любая попытка ее узнать наталкивалась на молчание и гнев.

Она не могла поверить, будто он просто охотится. Если бы это было действительно так, зачем таиться от Кенмарко-ка? Почему не брать собаку? Нет. Либо Ален прав и у него есть где-то любовница, либо его опутало что-то более страшное, что-то птицеголосое и нечеловеческое. Ей вспомнились истории о прекрасном народе, который жил в сумеречной стране внутри полых холмов. Одна девушка когда-то любила мужчину, который шел к ней на свидание и по дороге увидел прекрасный народ, танцевавший в лучах луны. Она ждала его на холме – но он не пришел. Год за годом она приходила на холм, к месту их встреч, пока не состарилась и не умерла. Там ее и похоронили. А потом, через много лет после ее смерти, он все-таки вернулся, считая, что танцевал всего одну ночь. Но вместо ожидавшей его возлюбленной он нашел ее могилу, поросшую высокой травой. И он со слезами упал на нее, а когда коснулся земли, то рассыпался в прах. Элин повернулась на бок и стала кусать подушку, заливаясь слезами.

Когда Тиарнан вернулся – опять почти в полночь, – она все еще не спала. Она неподвижно лежала и слушала, как он тихо вошел в комнату. Минуту он стоял у кровати, глядя на нее, а потом сел и начал раздеваться. Сняв всю одежду, он залез к ней под одеяло. Его тело было еще холодным от ночного воздуха, и от него пахло деревьями. Он поцеловал ее в щеку и погладил по голове – так осторожно, что она поняла: он думает, будто она спит, и не хочет ее будить. И из-за этой нежности она снова заплакала.

– Элин! – сказал он удивленно. – Ты не спишь?

– Да! – ответила она, шмыгая носом.

Тиарнан вернулся из леса с ощущением чистоты, легкости и приятной усталости. Он прошел через спящую деревню с чувством глубочайшего умиротворения: он возвращался домой, не просто в место, которое он любил, но и к прекрасной молодой жене. Когда он добрался до дома и обнаружил его спящим, без бледной несчастной девицы, ожидающей его на лестнице, его радость еще усилилась. Элин начала привыкать к его отлучкам: скоро она будет принимать их так же спокойно, как и все остальные. Когда он вошел в спальню и увидел ее в лунном свете, то что-то в его душе растворилось, словно облака после дождя. У него было все, о чем только может мечтать мужчина: тени, из которых он только что ушел, и это дивное существо, лежащее перед ним. Секунду он не мог пошевелиться от переполнявшей его радости.

А теперь оказалось, что она не спит – и по-прежнему несчастна. Он обнял ее и поцеловал, ощущая солоноватый вкус слез.

– Что случилось, сердце мое? – нежно спросил он. – Неужели ты все еще тревожишься из-за Эона из Монконтура?

– Я хочу кое о чем тебя спросить, – сказала она. – Но они говорят мне, что в этом нет смысла, что ты не станешь отвечать и только рассердишься. И я не смею спрашивать.

– Моя любимая! Я никогда не стану на тебя сердиться. Ты не можешь попросить меня о чем-то, что я отказался бы дать. Спрашивай.

Она обвила его руками. Под ее ладонями мышцы на его спине и плечах были гладкими, а когда она прикоснулась к его волосам, то ощутила на затылке завиток – хохолок, который никогда не удавалось пригладить. Он был настоящим, надежным – и таким же любящим, как в первую ночь их брака. Ей нечего было бояться. Он любит ее и откроет ей свою тайну, а потом они оба посмеются над ее глупыми страхами.

– Тиарнан! – Она вздохнула, успокаиваясь. – Скажи мне, где ты был последние три дня?

Он мгновенно застыл. Ему следовало предвидеть, что Элин спросит его об этом, и не давать таких всеобъемлющих обещаний.

– Я был в лесу, на охоте, – ответил он, надеясь, что этого будет достаточно.

Повторение той же пустой фразы, которую она слышала от всех остальных, стало горьким разочарованием: ведь она надеялась, что он сделает все простым и понятным! Она отвернулась от него, свернулась калачиком и расплакалась.

– Элин! – беспомощно запротестовал он. – Не плачь! У тебя нет причин плакать.

– Но ты не говоришь мне правды! – прорыдала она. – Ален де Фужер сказал, что ты ходишь на свидание к женщине!

Он растерялся, совершенно не зная, что сказать. Гнев на Алена де Фужера, возмущение несправедливым обвинением и жалость к Элин боролись в нем, но он не дал воли словам. Он обнял трясущиеся плечи Элин, прижал ее к себе, поцеловал ее ушко и поклялся, что она для него единственная в мире женщина.

Эти слова оказались достаточно действенными, и она повернулась к нему. Однако слезы не прекратились: просто она плакала у него на плече, а не на подушке.

– Тогда почему ты уходишь? – прерывающимся голосом спросила она. – Тебя так часто нет дома! А Кенмаркок говорит, что раньше ты уходил даже чаще. И еще он сказал, что единственный раз, когда он попытался добиться от тебя ответа, ты его ударил. Я ни разу не видела, чтобы ты бил кого-нибудь из слуг, а тем более Кенмаркока. И ты знаешь, как я боюсь из-за разбойника, но все равно уходишь и оставляешь меня совсем одну...