Уинстон Грэм - Четыре голубки Страница 42

Сэм вытер мокрой рукой губы.

— Мне ни одна душа так не важна, как твоя, Эмма. Хоть они и одинаковые в глазах Спасителя, но мне так хочется показать свет именно твоей!

Эмма посмотрела на туман над морем. Потом она рассмеялась — от всего сердца, густым искренним смехом.

— Том говорит, ты его боишься. Потому и удрал.

— Том Харри?

— Да. Передам ему, что он ошибался. Вовсе всё не так. На самом деле ты не Тома боишься.

Сэм уставился на нее с колотящимся сердцем.

— А ты как считаешь, Эмма, чего я боюсь?

Она спокойно встретилась с ним взглядом.

— Дьявола.

— Дьявола... — Сэм запнулся. — Боже ты мой, мы все боимся дьявола. А те, кто вступил в армию короля Иисуса...

— Дьявола во мне! — сказала Эмма. — Может, лучше признаешь правду, Сэм? Ты ведь этого боишься?

— Нет. Ничего подобного. Я никогда не боялся зла в тебе, Эмма, разве что оно и во мне тоже. Я каждый день борюсь с сатаной в себе. И враги всегда будут в моей душе. Но не в других. Я хочу тебе помочь, Эмма. Хочу, чтобы ты обрела вечное спасение, хочу, чтобы ты была... Хочу...

— Меня ты хочешь, вот что.

Сэм уставился в небо. Повисло долгое молчание.

— Если я и хочу тебя, Эмма, то с чистотой в сердце, ведь я считаю, что будет самым благородным и прекрасным деянием вручить твою душу Господу. Если я хочу тебя... в другом смысле, то не из плотской похоти, а потому что хочу жениться на тебе, привести тебя в свою постель и в свое сердце, любить и почитать тебя...

Он умолк, переводя дыхание. Сэм не собирался ничего этого говорить, но слова сами сорвались с языка.

Эмма по-прежнему перекатывала носком башмака спрятавшуюся улитку. На ее лицо падал мелкий дождь, смывая всякое выражение.

— Ты же знаешь, что я обручена с Томом Харри.

— Я не знал.

— Ну... почти что обручена... А еще ты знаешь, что меня называют потаскухой.

— Никогда этому не поверю, пока не услышу из твоих уст.

— Я валялась в стогах со многими мужчинами.

— А это то же самое?

— Люди так говорят.

— А ты что скажешь?

— Ты же видел меня пьяной, — ответила Эмма.

— Я молился за тебя каждый вечер, и так беспокоюсь о тебе. Но еще не слишком поздно, Эмма. Ведь сказал Иезекииль: «И окроплю вас чистою водою, и вы очиститесь от всех скверн ваших, и от всех идолов ваших очищу вас».

Эмма нетерпеливо махнула рукой.

— Ох, Сэм, да какой толк от твоих молитв? Я знаю, ты добрый человек. И счастлив в своей доброте. А я счастлива в своих пороках, как ты их называешь. Так какая разница, если уж на то пошло?

— Ох, Эмма, милая Эмма, разве ты не чувствуешь, что заблуждаешься и грешишь? Разве любовь Спасителя не драгоценней, чем объятья сатаны? Позволь помочь тебе раскаяться и обрести веру, спасение и любовь!

Эмма оглядела его с ног до головы и прищурилась со сверкающим взглядом.

— И ты на мне женишься, Сэм?

— Да. О да. Это было бы...

— Даже если я не раскаюсь?

Он застыл и вздохнул, на его лице собрались морщины, а потом разгладились.

— Я бы женился на тебе в надежде и с верой, что благословенная любовь Господа поможет мне открыть тебе путь к свету.

— А что будет с твоей паствой, Сэм?

— Все они — люди, получившие прощение своих грехов от Господа, ведь только он может прощать. Как и мы прощаем им прегрешения против нас. Они будут тебе рады.

Эмма так энергично затрясла головой, что с нее разлетелись капли.

— Нет, Сэм, это неправда, сам знаешь. Стоит мне явиться, и они будут смотреть косо, это еще в лучшем случае, мол, что она тут делает, эта потаскушка. Что это нашло на Сэма? Ах да, Сэм за ней ухлестывает, как и все остальные! Но если я выйду за тебя, да еще не покаюсь в грехах, что они подумают? Они решат, что их славный наставник сам погряз в грехе и неправедной жизни, и они больше не захотят иметь с тобой ничего общего, и близко не подойдут, боясь, что сами подцепят заразу. Вот что они скажут. На том твоя распрекрасная община и закончится!

Дождь усилился. Тучи грозно сгустились.

— Пойдем в дом, Эмма, — сказал Сэм.

— Нет. Для твоего же блага. Да и мне уже пора.

Но она так и не пошевелилась. Сэм смахнул капли с ресниц.

— Милая Эмма, не знаю, есть ли в твоих словах правда. Я совершенно запутался. Мы живем в мире, где зло и жестокость зарождаются даже в самых добрых душах. У меня есть причины так считать, к нам приезжал священник из руководства, и я не виделся с тобой так долго потому, что последовал его совету. Не могу отрицать, что добрые люди думают худое, хотя это не по-христиански.

— Вот значит как.

— Но я верю, Эмма, правда верю, что любовь всё преодолеет. Любовь к Спасителю — это самое лучшее, что есть в жизни. Но любовь мужчины к женщине пусть и не так величественна, но освящена Духом святым и стоит над любыми плотскими связями и дурными мыслями других людей, и в конце концов восторжествует. Я верю в это, Эмма! Правда верю!

Его голос дрожал. Сэм снова моргнул, но так и не смог избавиться от воды.

Эмма сделала пару шагов вперед, неловко топчась на раскисшей земле.

— Ты на редкость добрый малый, Сэм. — Она положила руку ему на плечо и быстро чмокнула в щеку. — Но ты не для меня. — Эмма отошла обратно и заткнула мокрые локоны под шаль. — Я не так хороша, Сэм. Ты веришь в меня, потому что сам хороший. Я уж лучше выйду замуж за трудягу и пьяницу навроде Тома Харри. Если вообще выйду замуж. А ты продолжай со своими собраниями, чтением Библии и молитвами, это твоя жизнь, нечего тебе путаться с такой, как я. Честно, Сэм. Правда, мой дорогой. Правда, любимый. Перед лицом Господа. Ну вот, я это сказала! Сказала-таки его имя, так что, может, твои надежды не напрасны. Но до этого еще далеко. Слишком долго для тебя, Сэм. Так что прощай.

— Я не стану прощаться, — неразборчиво пробормотал Сэм. — Я люблю тебя, Эмма. Неужели это ничего для тебя не значит?

— Это значит, что я должна уйти и оставить тебя в покое. Вот что это значит. Это с самого начала было обречено.

Она развернулась и зашагала обратно, к более твердой вересковой пустоши. Сэм стоял с понурой головой, обхватив ладонями лопату, и слезы капали ему на руки.

Над головой по-прежнему кричали чайки, бормотали свою нескончаемую молитву.

Часть вторая

Глава первая

Лето потихоньку близилось к концу. Правда, это и летом-то назвать было сложно: над землей постоянно мели юго-западные ветра, а иногда налетали шквалы и приносили с собой хмурые дни с тучами и моросящим дождем. Повсюду разрослась плесень, расплодились улитки и слизняки, в одежде откладывала яйца моль, процветали поганки и другие грибы, размножились древесные жуки.

А на континенте, как поганки, вырастали французские флаги. Цены на товары в парижских магазинах за год взлетели в двенадцать раз, но французские армии маршировали повсюду, и их добыча, включая сорок миллионов франков золотом, наводнила столицу. Пруссия, Сардиния, Голландия и Испания уже заключили мир или запросили его. Австрия едва держалась. Союзники Англии получили пробоину ниже ватерлинии. Вопреки мнению короля, Питт стал размышлять о соглашении с врагом по ту сторону Ла-Манша.

В конце концов, и к этому мнению склонялось всё больше людей. Англия воюет лишь за принципы, скорее даже за точку зрения. Ей ничего не нужно от Франции, да и вообще от кого бы то ни было — ни прибыли от торговли, ни заморских владений, ни превосходства на суше или на море. Англия просто ненавидит якобинскую пропаганду и кровавые революции. А скорее всего, худшее уже позади. Революционеры, ставшие богатыми и успешными, обычно забывают о революции. Возможно, стоит попытаться. Ради мира можно даже отдать какие-нибудь мелкие острова или часть заморской территории. За последние два года Англия потеряла в Вест-Индии сорок тысяч солдат, почти все пали жертвами тропических болезней. Это высокая цена за империю, а толку от этого никакого.

Дома, за исключением мелких вспышек радости по поводу какой-нибудь победы флота, жизнь была мрачной, под стать погоде. Закрытие всё большего числа европейских портов для английских торговцев привело к веренице банкротств, а это, в свою очередь, отразилось на банках: многие мелкие банки были вынуждены закрыться. Налоги и государственный долг увеличивали бремя, а ради защиты свободы на кон поставили саму свободу.

И в разгар этих событий Питт выдвинул несколько ошеломительных новых идей по поводу большей справедливости по отношению к беднякам. Он попытался отклонить мрачные решения Спинхэмленда [10] и предложил ввести государственное страхование, пенсии по старости, займы на покупку скота, обучение ремеслу для мальчиков и девочек, а также семейные пособия в размере шиллинга в неделю на ребенка для всех нуждающихся. Эти меры восхитили некоторых его сторонников, но многие просто взбеленились. Росс прочитал об этом в «Меркьюри» и подумал, что во время войны это достойный способ бороться с якобинцами. Если бы он мог голосовать в парламенте, то проголосовал бы за Питта.