Уинстон Грэм - Четыре голубки Страница 43

В точности так же, хотя и по другим причинам, считал сэр Фрэнсис Бассет. Как язвительно предрекал лорд Фалмут, сэр Фрэнсис только что получил дворянский титул и стал именоваться бароном Данстанвиллем из Техиди, и потому заверил Питта в поддержке той небольшой группы парламентариев, которую он контролировал, и в необходимости довыборов в Пенрине.

В Нампаре жизнь текла своим чередом. Библиотеку и второй этаж практически достроили. Чердак и кладовку для яблок над бывшей спальней Джошуа Полдарка превратили в коридор, ведущий в две новые спальни над библиотекой. Из спальни Джошуа Полдарка вынесли старую дубовую кровать с балдахином, шкаф разломали, а тяжелый камин заменили на более легкий.

Окно со скрипучим переплетом, всегда дающее знать перестуком о поднимающемся ветре, то самое окно, через которое однажды запрыгнул Гаррик, чтобы успокоить хозяйку в ее первую ночь в Нампаре, тоже уничтожили. Вставили более широкую раму со стеклами получше. Трещины в стенах заделали и оклеили стены почти белыми обоями с рисунком. Потолок между балками заново оштукатурили и покрасили. Теперь эту комнату превратили в новую столовую, она стала такой светлой, будто пробили еще два окна. Неровный дощатый пол закрыли ярким турецким ковром, оставив голыми лишь самые углы. Установили новый стол с восемью подходящими стульями из кубинского красного дерева, по новому и элегантному образцу. Обошлось это весьма недешево.

Но еще предстояло купить (еще даже не заказали) новую фарфоровую посуду и столовое серебро, графины и всё прочее. Поразительно, какими потрепанными начинают выглядеть все вещи, стоит лишь облагородить комнату и сделать ее светлой и элегантной. Росс хотел на несколько недель отвезти Демельзу в Лондон, чтобы там заказать всё необходимое, но она отказалась, сказав, что лучше делать всё постепенно. Больше такое веселье не повторится, так давай его продлим, какая разница, если не всё будет гармонировать?

Если столовая была почти закончена, теперь обедали уже в ней, то библиотеку еще и не начинали меблировать. Отделку комнаты полностью завершили. Там работал штукатур лорда Данстанвилля, и Демельзе хотелось бросить все дела и целый день глазеть на него — с каким мастерством, скоростью и ловкостью он трудился, как создавал декор, будто во мгновение ока. И комната обрела рифленый карниз, а на потолке — два круглых плафона по мотивам греческой мифологии, размещенных точно в нужном месте и идеально совпадающих. Во время работы штукатур жил в доме, обошелся он в целое состояние, но Демельзе не было жалко ни пенни. Получилось изумительно.

Стены под карнизом отделали светлыми сосновыми панелями, купили кое-какую мебель: два стола из яблони на «лапах», кушетку, приставной столик из розового дерева с инкрустацией из тюльпанового, хороший ковер местного производства. Но все равно комната еще не была закончена. Это было только начало. Пока что все предметы мебели вроде бы гармонировали друг с другом, но нужно было соблюдать осторожность. Разговоры об этом затягивались на долгие вечера. К примеру, на одной стене следовало разместить книжные полки, чтобы комната по праву могла называться библиотекой, но немногочисленные книги Росса по большей части были старыми, потрепанными и зачитанными, выглядели они неподобающе. Но Россу не нравились красивые книги, которые он видел в Трелиссике и Техиди. Золотое тиснение на переплетах из марокканской кожи казалось ему не созданным для чтения украшением.

Джереми исполнилось пять лет, а Клоуэнс скоро исполнялось два. Ходила она быстро, но плохо говорила. Ее единственная понятная фраза была «Еще немного!», девочка постоянно произносила ее за столом, когда все съедала со своей тарелки. В хорошую погоду Демельза брала детей с собой на пляж, где они втроем бегали босиком по воде, а Клоуэнс часто садилась в неподходящий момент. Однако холод от воды вокруг ягодиц только заставлял ее радостно вскрикивать.

Иногда они выходили на лодке в море из бухты Сола, чтобы порыбачить. Время от времени видели тюленей, соскальзывающих с края скал при их приближении, и это невольно на краткий миг возвращало Демельзу к визиту в Треготнан и прощанию с Хью Армитаджем.

— Что бы ты ни сказала, Демельза, что бы сейчас ни сказала, ты всё равно останешься в моем сердце, куда бы я ни отправился. Ты будешь рядом со мной, как воспоминание о человеке, которого я когда-то знал и любил, если позволишь.

— А я не позволю, Хью. Прости, но я с радостью буду твоим другом, я и правда твой друг. Но и всё на этом. Как я уже говорила, ты заблуждаешься, решив, что встретил идеал, создание, которое ты сам мысленно сотворил, и ни одна женщина не поднимется на этот уровень.

— Я могу делать, что хочу.

— Но это неправда! Таких женщин не бывает! Ты знаешь, что я дочь шахтера и у меня нет никакого образования?

— Я не знал. Разве это важно?

— Мне казалось, что для человека твоего круга воспитание многое значит.

— Я не знаю, недооцениваешь ли ты мой класс, но ты явно недооцениваешь меня.

— У тебя есть ответы на все мои слова.

— И они бесполезны без твоей доброты.

— И насколько же я должна быть доброй?

— Разреши мне писать тебе.

— Могу я показывать твои письма мужу?

— Нет.

— Вот видишь.

— Неужели ты не можешь позволить мне такой малости? Скорее всего, я уеду на несколько лет.

— Но Росс всё равно заметит письма! — возразила Демельза, сдавая позиции.

— Я могу устроить тайную доставку.

— Но это придаст всей затее дурной привкус.

— Могу я хотя бы присылать тебе стихи?

Демельза заколебалась.

— Ох, Хью, ну как ты не понимаешь? У меня счастливый брак. Двое чудесных детей. Всё, чего только можно пожелать. Я хочу быть к тебе доброй. Ты очень мне нравишься. Но ты же понимаешь, что я не могу дать ничего, кроме доброты...

— Что ж, тогда буду писать тебе обычной почтой, и можешь показывать письма Россу, даже можете читать их вместе и добродушно посмеиваться над глупым юным лейтенантом, страдающим от щенячьей любви. Но...

— Ты прекрасно знаешь, что мы никогда так не поступим!

— Позволь закончить. Вы можете вместе смеяться, уверен, добродушно, и Росс, вероятно, простит мое помешательство по той причине, что это юношеское чувство, и я его перерасту, но ты ведь знаешь, что это не так, Демельза, ты знаешь. Ты знаешь, что это не юношеское чувство, я это не перерасту, зайдя в первый же порт. Ты знаешь, что я люблю тебя и буду любить до конца дней...

Такое признание любой женщине непросто выбросить из головы, а уж тем более женщине с темпераментом Демельзы. Она не стала меньше любить Росса, семью и дом, не утратила способность получать удовольствие от бытовых мелочей, подобно цветку у дороги. Но эти слова остались в ее памяти, часто согревая сердце, а иногда звенели с ошеломляющей ясностью, словно их произнесли лишь вчера, и ей нужно ответить.

Пару раз заезжали старый волосатый баронет, Хью Бодруган, и его юная мачеха Конни, и сэр Хью поинтересовался у Росса, нельзя ли купить долю в шахте. Росс вежливо ответил, что пока не нуждается в дополнительном капитале, но искренне заверил, что как только ему понадобится продать акции, он первым делом предложит их сэру Хью. Бодруган хмыкнул и уехал недовольным. По крайней мере, так решил Росс, но сэр Хью явно продолжал питать надежды, поскольку через пару дней прислал в подарок Демельзе пару черно-белых поросят новой породы, которые должны набрать больший вес, чем любые другие.

Два поросенка были так малы и очаровательны, что немедленно подружились со стареющим Гарриком и стали любимцами детей — те иногда позволяли поросятам забежать в дом. Росс торжественно предупредил, что если продолжится в том же духе, то однажды настанет день, когда поросята так растолстеют, что их не удастся выпихнуть через дверь. Демельза назвала их Прилив и Отлив.

В сумрачные дни конца лета мотыльки доставляли в доме столько проблем, что стоило зажечь свечу с приоткрытым окном, как комната наполнялась порхающими привидениями всех форм и размеров. Им объявили войну. Чтобы развлечь детей, Демельза как-то вечером устроила вместе с ними сахарную охоту. Сахар смешали с пивом в кувшине и в сумерках намазали сладким пивом пеньки и столбы изгороди. После этого оставалось только обойти двор с ведром воды и собрать мотыльков со сладкой поверхности — они приникли к ней, дрожа от удовольствия, и пили жидкость — и сбросить их в воду. Но Демельзе надоело это занятие раньше, чем детям. Мотылки были слишком красивыми, чтобы их убивать, и почти половину она выпустила. А потом всё испортил следующий по пятам Гаррик, которому пришлось по вкусу сладкое пиво, и он стал вылизывать пни вместе с мотыльками, пока его не остановили.

Но вопреки погоде, или, возможно, потому что солнце всё же иногда пробивалось через тучи, шторма были слабыми и не доставляли неприятностей, а в сентябре дождей стало меньше, урожай выдался неплохим. По всему Корнуоллу и в большей части Англии собрали лучший урожай зерна за четыре года, и как нельзя кстати. Несмотря на обедневшую породу и упадок, внезапно пришедший на смену благоприятным условиям первых военных лет, Уил-Грейс принесла хорошую прибыль, и Росс вложил дополнительные средства в судостроительное предприятие Блюитта в Лоо и обсудил с капитаном Хеншоу покупку нового и более мощного подъемника для шахты.